– Да, да, правильно, – но он не слушал и был занят своими мыслями.
Они зашли поглубже в лес, боясь, что на опушке будут слишком заметны. Чем дальше продвигались они вперед, тем яснее становилась перемена в характере растительности; обычные для страны Мои деревья попадались все реже и реже.
Отец Равен казался опьяненным. Он с непрерывно возраставшим возбуждением называл встречавшиеся деревья.
– Вот, посмотрите туда. Колоссальная глыба, может, метров пятьдесят в обхвате. Знаете, что это? Баобаб! Дерево, растущее в Судане и Конго, тысячелетнее дерево, которому нужно от шести до десяти тысяч лет, чтобы достигнуть полного развития. А посмотрите направо: гигант, Мамонтове дерево, секвойя гигантская, встречается лишь в Калифорнии. Ему тоже не меньше четырехпяти тысяч лет. И еще вон видите дерево, похожее на пальму с листьями кверху? Это с Канарских островов – драконово дерево; оно больше, чем прославленный экземпляр в Оротаве, а тому около девяти тысяч лет. А вот это дерево из Австралии!..
Взяв Пьера за руку, он тащил его то к одному, то к другому дереву. Возбуждение, казалось, спутало все его мысли, и фразы вылетали, перебивая одна другую.
– Ну, что вы скажете? Поразительно! В яме, в центре Индокитая, собраны и не ископаемые, а живые, – понимаете, живые – виды растений из Бразилии, Африки, Австралии. Как сорок или пятьдесят тысяч лет тому назад, как тогда, когда еще существовал великий экваториальный материк Гондвана с его бразильско-африканским плоскогорьем, когда были объединены Центральная Америка, Африка, Индия, Аравия, Индокитай и Австралия. Таково единственное объяснение, я предчувствовал это.
Он несколько раз топнул ногой о землю.
– Теперь все стало ясно. Ослепительно ясно. Как ни фантастично, но вот эта самая почва – та, на которой в древние геологические времена зарождалась жизнь на Земле. Мы наблюдаем картину первых времен мира. Мы живем в прошлом. Странный провал в прошедшее обнажил перед нами первые строки бытия и сотворения мира. Почва была сброшена вулканическими колебаниями. Горизонтальная трещина, по-видимому, предохранила это место от дальнейших изменений. По всему миру время вело свою неустанную работу, срывая горы, разделяя континенты, осушая моря, а эта щель каким-то таинственным образом избегла его влияния.
– Идемте отсюда, отец Равен, – уговаривал Пьер, не уверенный в здравом уме миссионера. – Идемте! Мы и так едва ли успеем к ночи добраться до пещер.
По пути они сделали короткую остановку, присели отдохнуть и подкрепились захваченными с собой сухарями. После долгого молчания Пьер спросил:
– Уверены ли вы во всем, что говорили?
– А вы же сами хорошо видели.
И так как Пьер собирался что-то возразить, отец Равен предупредил его мысль:
– Знаю, знаю. Вы думаете, что кто-нибудь мог посадить их или семена случайно попали сюда. Так ведь? Я сам так думал, когда стоял около бразильского дерева. В отношении некоторых видов это вещь возможная. Ну а в отношении остальных, например, баобаба или драконова дерева?.. Кому могла взбрести в голову мысль устроить здесь ботанический сад с растительностью всех пяти частей света. Нет, это – земля Гондваны, и мы с вами на древней почве вторичного периода. И я отчетливо представляю себе животный мир, обитавший в этих местах: чудовищные пресмыкающиеся, фантастические птицы, громадные млекопитающие, весь муравейник палеонтологических исчезнувших существ.
Он усмехнулся.
– «Исчезнувших»? Зачем я так говорю?.. А стадо, которое ночью шло на водопой? Нгур говорил «слоны с гривой до колен» – то есть, иными словами, мамонты.
Люрсак не выдержал.
– Живые мамонты? Вы с ума сошли.
– Точно так говорил я и сам себе, когда в первый раз зародилось у меня это предположение. Я не хотел верить, думал, что существует неизвестная науке порода слонов. Но затем новые факты, сцепляясь одни с другими, натолкнули меня на новые мысли.
– Новые мысли?.. Какие же?
– Милый Люрсак, не сердитесь на меня. Два раза вы меня спрашивали об этом, и два раза я говорил вам, что «надо подождать». Сейчас третий раз и последний. Я не хочу говорить вам, пока не укреплюсь в своем мнении окончательно. Потерпите еще несколько часов. Кстати, мы уже подходим к пещерам, и нам надо осмотреться и обдумать, что предпринять в дальнейшем.
Сначала они шли по лесу параллельно берегу озера, делая крюк, чтобы его обогнуть, и, вместе с тем, описывая дугу вдоль стен провала. Постепенно деревья становились реже, ниже и уступали свое место кустарнику. Пробираясь сквозь него, Люрсак и Равен вышли к озеру. Перед ними открылся тот же вид, что они видели утром при спуске, но с противоположной стороны и под другим углом. Между ними и каменной стеной с пещерами лежал заросший травой луг. Обернувшись назад, Пьер бросил взгляд на опушку леса, с которой они несколько часов тому назад начали свое путешествие по дну долины. Он отыскал глазами место стены, по которой они спустились. Люрсак взглянул туда, и глухой стон ужаса вырвался из его груди.
– Вот почему был крик!.. Помните двукратный крик сегодня утром?
Веревка, по которой они спускались, все еще висела, а на ней болтались два трупа.
– Нгур и Пат, – бледнея, прошептал отец Равен.
Под дуновением легкого ветерка, предвестника сумерек, голые тела двух проводников, подвешенные на веревке, качались из стороны в сторону. А наверху над ними, у края обрыва бродили три гигантских размеров слона. На фоне сереющего неуютного неба четко вырисовывались их громадные, неуклюжие, обросшие шерстью фигуры.
– Мамонты! – сказал миссионер, стараясь сохранить спокойствие.
Но рука, которой он указывал на мамонтов, дрожала, а лицо его было бледнее смерти.
Глава 18
– Итак, теперь у нас нет больше выбора, – сказал Люрсак. – Единственный путь, который нам остался, чтобы выбраться отсюда – это через храм. Надо попытаться влезть на один из утесов.
– Невозможно, – покачал головой отец Равен. – Все скалы совершенно отвесны и неприступны.
– Тогда надо поискать вход здесь, внизу.
– Я уже думал об этом, но…
– Но?
– На что мы можем надеяться?.. Нас двое, а сколько их там?
– Однако что же делать? Вы можете предложить какой-нибудь другой план?
Миссионер молчал.
– Вот видите, – сказал Пьер. – Остается одно: отыскать вход и проникнуть в храм. Только так мы можем найти Ванду и спасти ее.
– Да, вы правы, – произнес отец Равен после раздумья, сделав жест, выражавший одновременно и отчаяние, и решимость. – По словам Хмон, храм расположен прямо на юг от поста. Если вы представите себе путь нашего каравана, то вам станет ясно, что мы сейчас находимся на одной линии с постом, только южнее. Отсюда вывод, что для отыскания храма нам опять надо продвигаться на юг, вон туда.
– Не понимаю, – удивился Пьер. – А как же гроты? Ведь гроты и есть храм.
– Нет. Пещеры служат для другой цели. Посмотрите внимательнее.
Пещеры находились теперь лишь метрах в ста, и их можно было подробно рассмотреть, по крайней мере, снаружи. Перед каждой пещерой была площадка, постепенно переходящая в склон, спускающийся к лугу. По однообразию этих площадок и по симметричности их расположения можно было бы предположить, что пещеры – дело рук человеческих, но нигде не было слышно никакого шума и не было заметно никаких признаков их обитаемости.
Вдруг до слуха Люрсака и миссионера донесся неясный гул. Они посмотрели в ту сторону, откуда доносились звуки. Далеко в сгущающихся сумерках виднелось какое-то темное пятно, приближающееся и вырастающее в размерах. Скоро уже можно было различить, что это мчалось стадо животных, похожих на быков. Животные были чем-то перепуганы и бежали прямо на лес, где стояли наши путешественники. Передний самец с большими крутыми рогами, яростно мыча, проскочил совсем близко от Пьера. За ним мчалось стадо голов в двести. Они быстро углубились в лес, и минуты через две уже не было слышно ни стука их копыт, ни воя.
– Буйволы, – проговорил Пьер.
– Буйволы? Нет, – отвечал отец Равен. – Зубры. Да, зубры, вид быков, представители которых почти совершенно вымерли на всем земном шаре. Но вы, кажется, не обратили внимания на самое главное: топор в спине у вожака-зубра и стрелы в шее.
– Значит, есть охотники?
– Разумеется. Что же еще?.. Да вот и они. Смотрите.
Сначала можно было различить только несколько темных, едва видимых точек, разрозненно двигающихся по лугу. Мало-помалу они объединились в общую группу, медленно продвигающуюся вперед по тому же пути, по которому раньше промчалось стадо зубров. Когда они приблизились к опушке леса, Пьер уже свободно мог их рассмотреть. Их было около сорока. Отдельно, широко шагая впереди всех, шел один – по-видимому, предводитель. Он-то и привлек особенное внимание Люрсака и отца Равена. В сумеречной полутьме четко вырисовывалась его высокая, сильная и мужественная фигура. Его одежда состояла из простой звериной шкуры, ниспадающей с плеч наподобие ризы католического священника и перехваченной в талии свободным поясом. В правой руке у него была громадная дубина, а в левой длинное копье, на которое он временами опирался. Он прошел шагах в двухстах от Люрсака и Равена. Как раз перед ними он приостановился, словно ожидая, когда подойдет его отряд. До сих пор он был виден только в профиль, но, остановившись, повернулся к ним лицом и прорезал тишину могучим криком:
– О… о… э… ие… йап… ие… оп!..
У него было широкое, с точки зрения европейца, неправильное лицо, выдающиеся скулы, глубоко посаженные глаза, суровый взгляд. Длинные, спускающиеся до плеч русые волосы резко подчеркивали красный цвет кожи на лице и открытой шее.
Миссионер, крепко сжав руку Пьера, взволнованно зашептал:
– Человек четвертичного периода… предок современного человека… живой… живой…
Не дав Пьеру прийти в себя от изумления, он продолжал:
– Да. Я не пьян, и это не кошмар. Теперь все ясно. Красные боги – группа людей доисторической эпохи, которые здесь, в этом провале земли, ведут то же самое существование, что и тридцать тысяч лет тому назад. И все теперь объясняется. И тайна, которой колдуньи окружили эту страну, и смерть, которой они предают всех, проникающих сюда, и предметы, которые я повсюду находил. Все… все…