Плюнуть бы в ладошки с матом,
Взять бы в руки мне лопату,
Только вот болит спина.
А вообще-то я бездельник,
Вот возьму, пойду к врачу —
Прямо в этот понедельник
Свои нервы подлечу!
Улица Красных фонарей в Амстердаме
В Амстердаме, словно бред,
Я хотел все трое суток
На восьмом десятке лет
Посмотреть на проституток.
Наше знамя Революции
Стало цветом проституции.
Словно алая заря
Осветила все витрины,
Как седьмого ноября,
Вижу красные картины.
Я совсем еще не стар
По сравнению с Европой,
На витринах весь товар,
С голой грудью, с голой жопой.
За витринами вдоль стен
Кто-то книжечку читает,
Кто под лампой загорает,
Здесь без ревности, измен,
Будто женский манекен
Без кривляний и гримас
В гости приглашает вас.
Ей не важно, что вы «рашн»,
Заплатите — она ваша.
Между вами только рама,
Как прекрасна эта дама.
Здесь, за этой за витриной
Она кажется невинной.
Я иду, не глядя, прямо.
Меня просят: «Посмотри»,
Ну а я, как после срама, —
Писька съежилась внутри.
— Здесь не бабы, здесь «станки»,
Здесь завод, цеха, конвейер…
А мы все-таки «совки»,
Даже если мы евреи, —
Я плетусь не чуя ног
И шепчу свой монолог.
— Бляди, вы разделись зря,
Вы мне все до «фонаря»,
Синим пламенем гори
Мне все ваши фонари.
Я б, как Жанночку д'Арк,
Сжег бы этот зоопарк.
Даже трахнуться глазами
Не хочу я в Амстердаме.
Я иду с женой-актрисой,
Слышу звонкий ее голос.
На головке моей лысой
Встал… единственный мой волос.
2006
Муха
Муха бьется о стекло,
Рядышком окно открыто,
Или муху припекло,
Или после менингита.
Ловко делает она
Агрессивные движенья,
Ей свобода не нужна, —
Мухе надобно сраженье.
Муха — лекарь, муха — врач,
Муха делает лекарства,
Муха ябеда, трепач,
Муха «лечит» государство.
Муха борется со злом,
Все печется о народе,
Погибая за стеклом
На жирнющем бутерброде.
Родилась она давно,
Еще в том двадцатом веке,
Но любимое говно
Ищет в каждом человеке.
Михаил Козаков о Гафте
ГАФТ не рифмуется ни с чемАктер об актере: дружеское объяснение в любви
Я припоминаю Школу-студию МХАТ в 1953 году. Вступительные экзамены абитуриентов. Я уж закончил первый курс. Мы, перешедшие на второй, болеем за вновь поступающих. Перед комиссией появляется длинный худой брюнет. Он заметно смущен и не уверен в себе. У него странная фамилия, такая же странная, как он сам, редчайшая, как он сам, каким станет. Читает. Принят. Я болел за этого парня и, кажется, первым сообщаю ему по секрету, что его возьмут. Взяли.
И вот Гафту, как и мне, за 70 лет…
…Грустно. Правда, как посмотреть. Мы с ним актеры-долгожители. Аксакалы. За 50 лет труда Валентин Иосифович настругал столько, что мало не покажется, — известно всей стране. Скажу сразу: я люблю Гафта, как мало кого в моем талантливом поколении. Я его люблю, а не просто ценю или уважаю. За что? И хотя любовь, как известно, необъяснимое чувство, все же попробую что-то объяснить, прояснить хотя бы для себя самого.
Скептик-иронист скажет: да что тут понимать? Они похожи и по типу, и по крови, и по отвратительным характерам. Любя Гафта и объясняясь в любви к нему, Козаков объясняется, в сущности, в любви к себе самому. Что ж, так и есть. Мы ведь любим своих отцов, своих детей, своих братьев. Что ж в этом плохого? Это естественно. Хуже, когда наоборот. Актерское братство — звучит красиво. А на деле? Не случайно день, когда братство собирается в начале сезона, именуют «иудиным днем». Такова уж наша профессия, во многом замешенная на конкурентности и тщеславии, на зависти и тщательно скрываемой фальши в отношениях между собой.
Мы с Валей должны бы особенно настороженно относиться друг к другу именно из-за сходства: как бы претендуем на одни и те же роли — и претендовали, и даже несколько раз их играли. И каплея Гусева в «Валентине и Валентине» Рощина. Он — в «Современнике», я — во МХАТе. Оба репетировали в ефремовской «Чайке» в «Современнике» не подходящую нам обоим роль — управляющего Шамраева. Он сыграл, я — нет. Он и я играли одну роль, правда, в разные временные периоды, в волчковском спектакле «Обыкновенная история» — дядюшку Адуева. Оба могли бы сыграть Воланда, хотя всерьез его сыграть невозможно, как экранизировать весь этот роман. Правда, Гафт все-таки сыграл у Кары в невышедшем фильме. Я, слава богу, нет.
Список сыгранного и несыгранного можно бесконечно длить. Остановлю себя. Нет. Еще один, но важный для моих размышлений пример. Американский драматург Эдвард Олби когда-то в шестидесятых подарил мне изданную по-английски пьесу его авторства «Кто боится Вирджинии Вульф?» и пожелал мне, молодому тогда, сыграть в ней роль Джорджа, когда стану старше. Не сыграл. Сыграл Гафт. Блестяще. Был на премьере и выразил ему мои восторги. Искренне. Придя домой, даже написал на обратной стороне программки… Дабы несведущий читатель понял: был отличный американский фильм по пьесе Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?», где роль Джорджа играл блистательный Ричард Бартен, а стареющую красавицу Марту — признанный секс-символ и звезда кино Элизабет Тейлор. Вульф — Волк, а также переводчик пьесы, шедшей в «Современнике», — Вульф Виталий («Серебряный шар»). Итак:
В роли Тейлор здесь Волчёк,
Вам сравнить охота?
Ричард Бартен — Валя Гафт.
Тонкая работа.
Нам не страшен серый Волк,
Не страшна Волчёк.
Секс особый у нее,
Но про то молчок.
Нам не страшен
Серый Вульф,
Но томит зевота.
Вот такая там идет
На Волков охота.
Эту страсть к дружеским эпиграммам я заимствовал у того же Гафта. Только Валька — классный эпиграммист, а я лишь эпигон. Когда-то он написал про меня эпиграмму, которую очень многие охотно цитировали:
Все знают Мишу Козакова.
Всегда отца, всегда вдовца.
Начала много в нем мужского,
Но в нем мужского нет конца.
Я, впервые услышав ее (кстати, от него самого), вспыхнул — я сразу понял, что она разойдется. Так и случилось. Хотя эпиграмма эта, безусловно, смешна и многозначна, по крайней мере я так ее воспринимаю, я был ославлен на всю страну.
На всех выступлениях отдела пропаганды, связанного со всякими искусствами, меня спрашивали о Валькиной эпиграмме. Однажды я сказал ему: «Валька, ты сделал мне прекрасную рекламу среди женской части населения. Многие, заинтересовавшись, решили проверить правдивость твоего заявления. Спасибо, друг». Однако я предпринял попытку ответа знаменитому эпиграммисту:
Про Гафта рифмовать? Зачем?
Гафт не рифмуется ни с чем.
Про Гафта рифмовать — сплошное наказанье.
Гафт для актеров, что антисемит,
и потому достоин обрезанья.
Понимаю, что мудрено, длинно. И тут я проиграл поединок с Валькой. И еще одной попыткой компенсации стало мое поздравление «Современнику» с очередным юбилеем. Я, сначала признавшись ему, «Современнику», в прошлой любви, при всем уважении к его настоящему, испросил извинения, что в присутствии эпиграммиста Гафта, которому я не достоин «завязать сандалии на ногах», прочту зарифмованное про него и его постоянного партнера Игоря Квашу, знаменитого актера, а ныне не менее знаменитого телеведущего.
И прочитал:
Валя, ты артист большой,
ростом, разумеется.
Но сравню тебя с Квашой,
с маленьким евреем.
Ты — Отелло, он — Макбет,
а эффекту мало.
Результатов вовсе нет,
хоть ролей хватало.
Штокман — он, а Генрих — ты,
Гауптман, Пиранделло.
Не сыграли вы Вирты,
может, в этом дело?
Может, просто дело в том,
что вам труден Чехов?
Михалков — куда ни шло,
но Щедрин — помеха.
Может, легче вам играть,
господа артисты,
шайбу по полю гонять
в фильме «Хоккеисты»?
Здесь почти каждая строчка моей шутки требует разъяснения. Нужно хорошо знать театральное течение жизни именно тех лет. Кто, кроме самого Гафта, Кваши и меня, теперь помнит это время? А объяснять и разъяснять — лень. Однако привел текст в этом, с позволения сказать, эссе об актерской дружбе, привел и оставляю без комментариев.
Итак, Гафт — эпиграммист, Гафт — сочинитель лирических стихов, издаваемых и переиздаваемых, надо полагать, не без желания самого автора. Поразмышляем — стоит того. Другой замечательный, большой артист и потрясающая личность, мой покойный друг Ролан Быков, однажды, подарив мне свою книгу стихов, сказал: «Миша, я надеюсь, ты понимаешь, что это не Ролан Быков — стихи, а стихи Ролана Быкова. Чуешь разницу?» Я сказал: «Ролка, это напоминает еврейский анекдот, где все зависит лишь от интонации. Мой сын-негодяй присылает хамскую телеграмму: «Папа, пришли денег!» А-а?! Написал бы (следует другая интонация рассказчика): «Папа, пришли денег!»» Ролан Быков — стихи, стихи Ролана Быкова. Что в лоб, что по лбу. Издал стихи, значит, подпадаешь под общий закон, и с тебя можно требовать того же, что с любого поэта или писателя, опубликовавшегося в печати. Для себя пиши сколько угодно. Читай в компании, если слушатель найдется, в крайнем случае — на творческих вечерах. Опубликовался — значит, претендуешь.