Итальянская команда в финале победила «Славию» (Прага) и завоевала титул чемпиона, а ЦСКА в матче за третье место одержал победу над афинским АЕК. Это поражение, а также приезд Гомельского в Москву ознаменовали конец прошлой эры ЦСКА. Корнеев, Зубков и Алачачян завершили свою карьеру, причем последний перешел на скамейку запасных, заняв место Алексеева. Чтобы восполнить столь значимые потери, в команду пришло несколько игроков, которые быстро закрепились на позиции лидеров. Одним из них стал центровой Владимир Андреев (рост которого был 215 см), пришедший в команду в 1966 году. Несмотря на свой рост, он был очень активным и подвижным, что позволило ему стать в скором времени одной из главных звезд европейского баскетбола. В 1967 году в клуб пришел разыгрывающий Юрий Селихов, а также в 1968 году – защитник Сергей Белов, один из лучших европейских игроков в истории, о котором мы поговорим позже.
Корнеев: «Перед сезоном-1965/66 Гомельский вызвал меня на сбор национальной команды перед турне по Америке. Пришел на тренировку и узнал от ребят, что не еду… Попрощался с ребятами, развернулся и уехал <…> A потом доиграл сезон, который стал для меня последним <…> Думаю, лет пять-шесть еще смог бы играть на высоком уровне, ведь мне было 28. Однако после многих лет в основном составе сборной я не мог смириться с тем, что стал ей не нужен. В наше время, когда клубы платят игрокам хорошие деньги, имело бы смысл продолжить карьеру, но тогда… Хотя было у меня одно заманчивое предложение – из тбилисского «Динамо». Условия предлагали блестящие: трехкомнатную квартиру, оклад 800 рублей, машину, бесплатное питание. Сейчас, по прошествии лет, жалею, что не согласился. Но тогда просто не представлял себе: как это Корней будет играть в Тбилиси против своих ребят из ЦСКА?! Это все равно, что уехать в другую страну и предать Родину» [68].
Зубков: «Вообще, годы, проведенные в ЦСКА, вспоминаю часто. Несмотря на то, что из-за моей статьи, в которой я раскритиковал Гомельского, из команды пришлось уйти, это было даже к лучшему. Свой шанс получили молодые, а меня пригласили в Военно-инженерную академию, где я продолжил заниматься спортом <…> Также впоследствии мы организовали команду так называемых ”отставников“ – Вольнов, Корнеев, Травин, я и Селихов играли в составе московского ”Буревестника“. Все мы работали уже в академиях, но даже тогда мало кто мог справиться с нами на площадке» [41].
Алачачян: «В 1968 году мне доверили команду, я стал тренером ЦСКА. Работа мне очень нравилась, чувствовал, что это мое дело. Работал очень хорошо, четко представлял, что делаю, ведь только-только закончил играть» [26].
Саша Гомельский: «Алачачян играл за ЦСКА, когда приехал мой отец. Он закончил выступления в сборной в 1965 году, то есть находился на заключительном этапе своей карьеры[42]. Отношения у них сложились неплохие, типичные для тренера и игрока <…> Но когда Алексеева уволили, Алачачян был рекомендован на пост тренера, и руководство дало ему эту работу.
Однако это решение привело к некоторым проблемам. Первая заключалась в том, что Алачачян не был высокообразованным человеком. Его репатриировали в СССР, когда он был уже почти взрослым, и он не очень хорошо говорил по-русски. Окружающие, конечно, понимали его, но в разгаре матча, когда на счету каждая секунда, если тренер что-то говорит, игроки должны понять его моментально. Вторая проблема была связана с тем, что он в своей голове все еще был игроком. Как игрок он был очень быстр, все его любили, но вдруг ему пришлось сместить фокус и думать о других. Идея сделать его тренером не увенчалась успехом» [34].
Юрий Селихов: «Я перешел в ЦСКА из ”Буревестника“, Алексеев пригласил меня <…> Потом тренером стал Алачачян, он был лучше Алексеева, так как хорошо знал баскетбол изнутри, но по-русски почти не говорил. Как он мог общаться? Он вырос в Александрии, хорошо говорил по-французски и по-армянски, а по-русски с трудом писал и строил предложения. Но он, конечно, знал баскетбол, будучи разыгрывающим, игравшим до 37 лет. Кроме того, роль сыграл и его характер, он посадил Вольнова на скамейку, возможно, преждевременно, а Геннадий удивлялся: как Алачачян может быть тренером, если он почти не говорит по-русски?» [91].
Владимир Андреев: «Когда мне было семнадцать лет, я очень сильно заболел, пропустил почти целый год, если честно, это было практически чудо, что я выжил. Мне даже тяжело вспоминать этот период. Когда я вышел из больницы, я еле ходил, мама думала, что я не выживу. Мой рост был 209 см, а вес всего 56 кг. Это все было ужасно. Но после болезни я восстановился и к декабрю уже играл на очень хорошем уровне. Это вселило уверенность в тренеров, и уже в 1964 году, в феврале, мне поступило предложение поехать играть за рижский СКА, от которого я отказался. В 1965 году меня приглашали все команды СССР, когда я считался сильным игроком. Я хорошо прыгал благодаря своей легкости.
Все стремятся совершенствоваться, и ЦСКА был сильнейшей командой, в которой был хороший шанс на развитие. У них был Алачачян, он занимал лидирующую позицию в команде. Но вскоре после приезда Алачачян ушел на пенсию и занял должность тренера. С Алачачяном я получал пасы отовсюду, на первых тренировках это было большой неожиданностью, но вскоре я привык, и это было фантастическое ощущение. Он был тренером, опередившим свое время, хотел сделать баскетбол похожим на шахматы. Арменак всегда требовал от нас большего, потому что знал, на что мы способны. На первой тренировке я помню, как он сказал мне: ”Почему ты не пробежал на десять сантиметров дальше?“, хотя это и не было запланировано. Да, иногда он не понимал, что мне нужно делать, и не только я, поэтому игроки были не совсем довольны» [92].
Кульков: «У меня перед глазами стоит групповая фотография ЦСКА 1963 года: Вольнов, Корнеев, Алачачян, Астахов, Бочкарев, Зубков, Кульков, Липсо, Травин… Считаю, что игровые майки практически всех этих баскетболистов могут висеть в УСК рядом с майкой Вольнова. Второй очень мощный состав сложился тогда, когда в команду пришел Сергей Белов. Основная пятерка была такой: Белов, Кульков, Капранов, Андреев и был такой замечательный игрок, незаслуженно забытый, – Рудольф Нестеров, ростом 205 см, второй центровой. А ведь он тоже был чемпионом мира 1967 года. Умные они, легко с ними играть было» [93].
Чемпионат мира по баскетболу 1967 года. Уругвай. Преодолевая барьеры
В очередной раз чемпионат мира по баскетболу проводился в Латинской Америке, и, как обычно, организационные проблемы оказывали большое влияние на проведение соревнований. FIBA с 1954 года пыталась добиться проведения чемпионатов мира, чтобы компенсировать сдвиг, который произошел после Чили-1959, но внутренние политические события в Уругвае вновь помешали этому стремлению. В стране разразился правительственный кризис, и было опасение, что выборы 1966 года повлияют на организацию турнира [94], поэтому сроки проведения были перенесены, чтобы проведение чемпионата не пересекалось с выборами.
Гомельский продолжил проводить изменения, и на этот раз от состава, который выступал на Олимпиаде в Токио, осталось только три участника: Вольнов, Травин и Липсо. В составе ЦСКА появились новички: Юрий Селихов, Владимир Андреев и центровой Рудольф Нестеров, а также эстонский защитник Прийт Томсон и украинский форвард Геннадий Чечура, игрок киевского СКА. Более значимым стал дебют Сергея Белова, хотя он и сыграл на турнире относительно небольшую роль.
Самым ярким событием стало появление центрового киевского «Строителя» Анатолия Поливоды, которому всего двадцать лет, а рост – два метра. Несмотря на молодость, он был лучшим бомбардиром команды вместе с литовцем Модестасом Паулаускасом, набирая по 13 очков за игру. «Я был в Болгарии, где мы играли на юниорском чемпионате Европы. Я уже тогда играл на высоком уровне, и сразу после возвращения Гомельский взял меня в состав старшей сборной. В декабре мы были в Бразилии и Уругвае для подготовки к чемпионату мира. Я попал в стартовую пятерку, хотя там уже были такие знаменитые игроки, как Андреев (2,15 м) и Петров (2,12 м), но они не были так подвижны и эффективны у кольца, как я» [95].
Однако у украинского центрового было заболевание сердца. «Синдром WPW (Синдром Вольфа – Паркинсона – Уайта) – врожденная аномалия строения сердца. Тем, кто его имеет, категорически запрещено заниматься каким-либо видом спорта. При приступах – это называется пароксизмальной тахикардией – пульс достигает 270–300 ударов в минуту. У меня первый приступ случился в 67 году в Москве на сборах перед первенством мира в Уругвае. Я, двухметровый, как стоял – так и рухнул плашмя. Мне было 19 лет <…> Они все говорили, что я мнительный, и закрывали на мои приступы глаза: ”Езжай, играй“. И врач Зубов, и главный тренер Гомельский. А это – органика. Какая мнительность, когда у тебя сердце лупит 300 ударов в минуту!» [96]
В этих соревнованиях приняли участие 13 команд. Первый этап прошел без особых проблем: СССР с колоссальной разницей (в среднем почти 39 очков) разгромил Перу, Японию и Аргентину. В финал вышли США, Югославия, Польша, Бразилия и Аргентина, а также хозяева турнира – Уругвай, который уверенно прошел квалификацию. СССР сначала без труда одолел Польшу (86:61), затем с гораздо большим трудом – Бразилию (78:74), в матче со своей любимой командой Вольнов набрал (28 очков), а Поливода (20) и Паулаускас (15) его поддержали. Затем они одержали яркую победу над Аргентиной (96:61).
Юрий Озеров вспоминал: «В 1967 году в Уругвае тренеры сборной приняли решение выступать двумя разными пятерками, меняя их каждые 10 минут. Первая пятерка (Саканделидзе, Селихов, Поливода, Паулаускас, Вольнов) играла в скоростной баскетбол с прессингом, вторая (Андреев, Липсо, Томсон, Травин, Белов) предпочитала длительный розыгрыш мяча в позиционном нападении со скидками под кольцо. И эта авантюрная, казалось бы, тактика принесла результат. Располагая блестящим набором разнообразных игроков, наша сборная могла позволить себе равномерно распределять время между обоими звеньями, а для соперников подобная тактика, требовавшая от них постоянных перестроений по ходу матча, стала неожиданностью» [62].