В четвертом матче второго тура состоялось долгожданное главное событие: матч СССР – США. Как обычно, на чемпионат мира американцы представили относительно слабую команду, но все же конкурентоспособную и к тому же непобежденную.
Селихов: «В матче против США мы играли неплохо, думаю, что мы постоянно становились чуть лучше, но на последних минутах произошло следующее: американцы держали мяч 30 секунд, не могут забить, но из-за шума 10 000 зрителей не слышно сигнала об окончании владения. Игра продолжается, и через 35 секунд владения мячом или около того судьи зафиксировали фол Паулаускаса. Судья осознал, что прошло примерно 35 секунд и сказал, что мяч должен был отдан нашей команде. Тогда американский тренер встал, подошел к столу и заявил, что не будет продолжать игру, если ему не дадут положенные штрафные броски. Игра была остановлена надолго, судьи боялись противоречить американцам. Они подошли обсудить произошедшее с Гомельским и сказали, что дадут американцам два штрафных, а он пусть потом подаст протест. Но он отказался и сказал, что надо отдать мяч нам, а американцы пусть сами подают протест» [91].
Все это произошло при равном счете 54:54 за полторы минуты до конца матча, и в итоге американцы реализовали два штрафных броска. На последних секундах СССР удерживал небольшое преимущество, но бросок Майкла Барретта привел к победе США (59:58). Это поражение значительно усложнило путь к золоту, так как в результате матча технически победу одержали США.
Поливода рассуждал: «Нам нужно было, чтобы югославы победили американцев. Они уступали 15 очков, тогда я думал, что все кончено. Всю вторую половину я очень переживал, но Корач и Данеу постепенно наверстали упущенное, и в итоге Югославия выиграла. А потом уже не было сомнений, что мы победим югославов» [95].
Селихов: «Югославы проиграли Уругваю, и если бы они проиграли нам, то опустились бы на третье место, а мы сравнялись бы с американцами. Но потом, в последний день, Бразилия обыграла США, так что если бы мы выиграли у югославов, то уже были бы чемпионами мира. Так и получилось, мы выиграли последний матч и стали чемпионами, впервые в истории СССР» [91].
В решающем матче СССР победил Югославию со счетом 71:59 благодаря 16 очкам Анатолия Поливоды, Корач вновь ограничился шестью очками, а Крешимир Чосич, которому было 18 лет, был еще слишком молод, чтобы сыграть решающую роль. В результате США остались без медали, заняв четвертое место в тройке с Югославией и Бразилией, а СССР наконец-то взял реванш за игру в Чили в 1959 году, абсолютно справедливо завоевав золотую медаль. Став чемпионами Европы и мира, Советский Союз продолжил свое неуклонное восхождение к вершине.
Сергей Белов – король льда
Хуан Антонио Корбалан: «Сергей был похож на киллера, профессионала, который немного напомнил мне Брабендера[43]. У него словно не было ни души, ни эмоций, он действовал как автомат, забивая мячи до тех пор, пока не заставит соперника потерять всякую надежду. Он был даже загадочным в какой-то степени. Изредка он дарил соперникам ироничную полуулыбку. Однако Сергей, во всяком случае, был образцовым игроком, элегантным, уважительным к оппонентам, спокойным. Иногда он казался роботом – ему нужно было пошутить, чтобы казаться более человечным. Я им очень восхищался и с удовольствием наблюдал за его игрой» [97].
Когда говорят о лучших игроках Европы в истории баскетбола, всегда приходит на ум имя Сергея Белова. Его успешная индивидуальная и командная карьера, его стиль игры оставили неизгладимый след в европейском и международном баскетболе конца 1960–1970-х годов[44].
Белов родился после окончания Великой Отечественной войны (23 января 1944 г.) в Нащеково, небольшом городке Томской области, расположенном в самом сердце Сибири. Начало его жизни, как и многих других детей того времени, было далеко не простым, а путь в элиту баскетбола был полон препятствий. Его отец, Александр, был инженером, а мать, Валерия, – биологом, оба обучались в Ленинграде. Начало войны и, соответственно, блокада города начались, когда Александр находился в рабочей командировке в Томске, а его мать Белова – в Ленинграде. «Когда на страну обрушилось это страшное бедствие, родители оказались на разных концах нашей необъятной территории <…> На фронт отца сразу не мобилизовали и с Дальнего Востока направили под Томск на переподготовку, вероятно, посчитав его специальность дефицитной в тылу: лес наряду с нефтью был тогда стратегическим сырьем, и в условиях войны заготавливать его нужно было много <…> Первая блокадная зима принесла в нашу семью страшную трагедию: две мои маленькие сестренки эту зиму не пережили. Печаль о них мать сохраняла до конца своих дней <…> Можно только предполагать, что испытывал отец, оказавшись оторванным от семьи, запертой в страшной ледяной цитадели, а сам пребывая в относительных безопасности и благополучии. Он написал матери десятки писем, призывая ее при первой же возможности эвакуироваться из города. Долгое время это было затруднительно, к тому же мать не была до конца уверена, что это нужно делать. Наконец она договорилась об отправке семьи в Сибирь». [98, с. 36–38].
К счастью, эвакуация города прошла благополучно, и Беловы поселились в Томске, где вскоре и родился Сергей. «В 1950-м отец получил должность в Томском облисполкоме, и наша семья переехала в город. Жить стали в выделенной комнате в трехэтажном кирпичном доме в центре города. Поблизости находилась школа № 9, в которую в 1951-м я отправился познавать большую жизнь <…> В секции легкой атлетики моим тренером был известный томский спортивный педагог Василий Семёнович Удут. Тренировались 2–3 раза в неделю, без жесткой специализации. Я выступал за сборную школы по всем популярным видам спорта <…> Другими параллельными увлечениями стали футбол, где я выступал в качестве вратаря, и только позднее – баскетбол. Я считаю большой удачей, что спортивные занятия начал не напрямую с баскетбола, а получил в качестве базовой подготовки разностороннюю специализацию, навыки акробата и легкоатлета» [98, с. 46–48].
На самом деле юный Белов был близок к тому, чтобы заняться легкой атлетикой. «В 16 лет я стоял перед серьезной дилеммой – какой вид спорта выбрать для по-настоящему серьезных занятий. Передо мной были три дороги. Во-первых, меня приглашали в местную футбольную команду класса «Б», но меня не устраивало место в воротах, мне больше нравилось забивать. К тому же меня не сумели обеспечить бутсами 45-го размера. Во-вторых, у меня были неплохие результаты и отличные перспективы в легкой атлетике. Я выступал за сборную области и, кажется, даже установил областной рекорд в прыжках в высоту. Предстояли отборочные зональные соревнования. Накануне моего основного вида – высоты – тренеры попросили меня выступить в не слишком освоенном мной барьерном беге. Опрометчиво согласившись, во время забега я сильно травмировал пятку и на следующий день выступал в прыжках слабее, чем мог. В итоге проиграл соревнования по попыткам и не прошел отбор. Юношеский максимализм и разочарование сделали свое дело – легкая атлетика последовала за футболом, хотя за сборную школы в легкоатлетических соревнованиях я выступал, уже не тренируясь регулярно в прыжковом секторе» [98, с. 52].
Успех не заставил себя ждать, принеся несколько побед на региональных турнирах. После окончания школы Белов переехал в Москву, чтобы учиться в Лесотехническом институте. «С 15 лет я знал, что единственная команда, в которой я хочу и буду играть, – это ЦСКА. Причем значение для меня имели не материальные условия (о том, что в ЦСКА они лучше, чем в других командах, я только догадывался), а сила и авторитет этого суперклуба. Однако путь туда оказался долгим и непростым. Вуз, в который мне предложили поступить после окончания школы, несмотря на название – Московский лесотехнический институт, – базировался в Московской области (платформа ”Строитель“) и имел неплохую баскетбольную команду, игроки которой входили в состав молодежной сборной РСФСР (напомню, что Москва и Ленинград выступали тогда по традиции самостоятельными сборными). Я рассчитывал, что, оказавшись в орбите московского баскетбола, быстро сумею обратить на себя внимание тренеров ведущих команд. Так осенью 1962-го я оказался в столице» [98, с. 62].
Несмотря на сложный старт, когда шанс попасть в элиту, казалось, ускользает от него, в 1964 году Белову удалось привлечь внимание свердловского «Уралмаша», выступавшего во Втором дивизионе. Под руководством вышеупомянутого Александра Канделя он провел там три сезона, в течение которых команда была переведена в Высший дивизион, а Сергей совершил последний шаг к славе, получив в 1966 году приглашение в старшую сборную. Несмотря на интерес к нему со стороны киевского «Строителя», в 1968 году Белов перешел в московский ЦСКА.
Непростые отношения с Александром Гомельским, как в сборной, так и в клубе ЦСКА, проходили красной нитью в течение всей его спортивной карьеры.
Белов: «Сразу же я хотел бы расставить точки над i по поводу моей ”черной неблагодарности“ по отношению к Гомельскому. Я знаю, что многим обязан своему многолетнему наставнику и, безусловно, благодарен ему за это, однако его роль в моем успехе я не стал бы возводить в Абсолют <…> он ”авансом“ взял меня в двенадцать на чемпионат мира в Уругвай, создавал для меня впоследствии материально комфортные условия в клубе и сборной. Но всего этого не было бы, если бы я упорнейшим трудом не взращивал свое мастерство, не старался использовать все предоставляемые мне судьбой шансы, не становился постепенно лидером команды. Кто-кто, а Александр Яковлевич не был альтруистом, его роль в моей спортивной судьбе я высоко ценю и не преуменьшаю. Но и переоценивать их не надо. Конструктивное, профессиональное и обоюдовыгодное сотрудничество – вот как правильно все это называть» [98, с. 177–178].
Саша Гомельский: «Белов был очень сложным человеком. Несмотря на то, что он был фантастическим игроком, скажем так, он уважал себя несколько больше, чем следовало. Да, он был номером один, без сомнения, лучшим в любительском спорте, но он переоценивал степень уважения, которое все должны были к нему испытывать. Это не составляло труда только для моего отца. Вы знаете игрока по фамилии Милосердов? Он тоже был очень талантливым, как Паулаускас или Александр Белов, к тому же в то время был очень перспективным юниором. Хотя Милосердов много лет играл и в ЦСКА, и в сборной, Белова он просто терпеть не мог. Они даже конфликтовали. С Беловым многим было трудно, только такие люди, как Паулаускас, могли с ним ужиться» [34].