Красные гиганты. История советского баскетбола — страница 35 из 57

Балканская ловушка

Ленинградский «Спартак» в лучах славы

Несмотря на чувство разочарования в 1971 году, когда «Спартак» потерпел поражение в решающих матчах чемпионата и Кубка Европы, сезон-1971–72 команда начала с единственной целью – завоевать золото чемпионата. Для достижения этой цели в команду был привлечен выдающийся баскетбол Иван Дворный. Поскольку это был сезон перед Играми в Мюнхене, советские команды не принимали участия в европейских соревнованиях.

«Спартак», одержав тринадцать побед подряд, вновь занял лидирующие позиции в середине соревнований, но ЦСКА, обыграв команду Кондрашина в Ленинграде, не отставал и сравнялся со «Спартаком» в турнирной таблице. Очередное неожиданное поражение от «Жальгириса» заставило «Спартак» выйти на поле в Москве с большими шансами на плей-офф. Однако в столице они потерпели сокрушительное поражение (81:58). За командой Кондрашина полностью закрепился статус второй команды страны, им так и не удалось преодолеть последнее препятствие.

Сезон 1972–73 стал очередным разочарованием. После поражений в стартовых турах в Каунасе и Киеве «Спартак» остался на втором месте. Благодаря победе над ЦСКА в последний день соревнований команда Кондрашина оторвалась на две победы. Однако именно в Европе «Спартак» добился своего первого серьезного триумфа. Они стали первыми в группе, в которую входили миланский «Симменталь» и «Спартак» из Брно, а также в полуфинале вновь обыграли «Хувентуд».

Первый матч в Ленинграде они выиграли с разгромным счетом. Зелено-черные сопротивлялись в первой половине игры (41:34), но во второй половине оборонительный прессинг не оставил им шансов, и в итоге они проиграли с разницей, выглядящей как приговор (95:64). В ответном поединке «Спартак» также не оставил шансов, чтобы отыграться, и вновь выиграл с минимальным счетом 57:54.

В финале, который на этот раз проходил в Салониках, ленинградская команда вчистую обыграла «Югопластику» со счетом 77:62, 25 очков набрали Валерий Федоров и 18 – Александр Белов. Эта же «Югопластика» в предыдущем сезоне в спорном финальном поединке с «Иньис Варезе» была в шаге от победы в Кубке Европы (ей не хватило одного очка). Это был первый европейский титул, завоеванный «Спартаком».

Чесноков: «Конечно, если бы могли выбрать между победой ЦСКА или победой в Кубке кубков, все бы сказали, что приоритетом было победить ЦСКА, выиграть чемпионат СССР. Даже в Кубке Европы не было такого высокого уровня, были большие команды, такие как ”Реал“, но средний уровень был не так высок. Таким образом, приоритетом было выиграть чемпионат СССР» [120].

Сезон-1973/74 принес очередное разочарование. Оба заклятых соперника начали чемпионат безукоризненно, и к декабрю, когда должен был состояться долгожданный финал между командами, на счету было лишь одно поражение. ЦСКА обыграл «Спартак» в Москве со счетом 76:73, а в январе повторно подтвердил свою победу в Ленинграде (70:72), в результате чего шансы команды Кондрашина на чемпионство были под угрозой. Поражение в Киеве в матче со «Строителем» позволило ЦСКА получить новый чемпионский титул. И даже чистая победа над ЦСКА в последний день соревнований (91:76) оказалась напрасной и не повлияла на исход. На этот раз, когда Кубок мира был уже не за горами, ни одна победа над европейской командой не могла служить утешением. Таким образом, команда Кондрашина пять сезонов подряд занимала второе место в таблице.

После победы на чемпионате мира в Пуэрто-Рико, в том числе благодаря великолепной игре Александра Белова, «Спартак» подошел к чемпионату максимально подготовленным. Прогресс таких игроков, как Кузнецов, Макеев и Арзамасков, сделал состав гораздо более грозным, а учитывая уровень игры, достигнутый Сашей Беловым, команда значительно превосходила свою предыдущую степень подготовки.

Макеев: «Как раз к сезону-1974/75 я прошел полный курс обучения в кондрашинском университете и накопил определенный опыт. Со стороны тренера и партнеров появилось доверие. Ну, и травм удалось избежать. Поскольку мы не участвовали ни в чемпионате мира, ни в Олимпийских играх, сезон получился необычно длинным: не менее 44 матчей. ”Спартак“ начал его на высоком уровне, с каждым матчем увеличивая число побед, а разница практически никогда не опускалась ниже 15 очков. Поражение дома от московского ”Динамо“ прервало эту серию, но и ЦСКА оказался не столь безошибочным, как в предыдущие сезоны, и проиграл на сложных матчах в Тбилиси и Каунасе» [157].

Ерёмин: «На встречи с армейцами все соперники выходили, как на последний бой. Про Каунас и Тбилиси, где очень активную помощь оказывал ”шестой игрок“, и говорить не приходится» [157].

«Спартак» приехал в Москву в начале декабря в титуле лидера чемпионата, потерпев лишь одно поражение. Учитывая большое количество матчей в этом сезоне, два из них были сыграны подряд, так что у ЦСКА был шанс вернуть себе лидерство в случае победы в обоих из них. Однако в первый день команда Кондрашина после долгого отставания сумела перевести матч в овертайм и в итоге выиграла его со счетом 79:77. Это был настоящий переворот игры, так как, несмотря на поражение на следующий день (70:75), они вернулись из столицы, сохранив лидерство. Через несколько дней ЦСКА вновь уступил в местном дерби московскому ”Динамо“, своему заклятому врагу, набравшему в том сезоне около 100 очков.

Анатолий Блик: «В 1970-е годы была, если можно так сказать, ”гигантомания“, ход игры зависел от центровых. У нас не было очень высоких игроков, Жигилий выступал как центровой, он был очень быстрым и физически очень сильным. Александр Болошев тоже играл очень важную роль. В те времена разыгрывающий был тем, кто ”зажигал“ игру и задавал ей темп. У нас был Болошев, ростом около 206 см, очень сильный игрок. Он мог играть на обеих позициях внутри, но самое главное, что он мог играть и как второй разыгрывающий. У него было целостное видение игры и очень хороший пас… В молодости Сидякин был центровым, хотя рост у него был около 190 см, а потом он стал играть на позиции разыгрывающего. Благодаря этому он получил большое преимущество под корзиной. Одна из сложностей быстрой игры – перехваты. И тренер должен быть готов мириться с ошибками и уметь их вовремя исправлять, корректируя тактику игры. Однако есть и те, кто хочет действовать более жестко и упрямо, абсолютно не допуская ошибок. Гомельский был из их числа» [131].

Ерёмин: «А в составе ”Динамо“ были те, кто не смог пробиться в ЦСКА. Они жаждали доказать Гомельскому, что тот ошибался. Бело-голубые играли в очень скоростной баскетбол, приспособиться к которому мы не сумели» [157].

Анатолий Блик: «[Сергей] Белов в своей книге писал, что всего одна победа над ЦСКА для нас, динамовцев, была гордостью на несколько лет. Но в 1974–1975-х годах мы одержали над ЦСКА три победы (из четырех проведенных матчей)».

Жигилий: «Мы были с ними друзьями, товарищами по сборной с Лопатовым, Едешко, Ерёминым… Но когда мы вышли на поле против ЦСКА, это было что-то совершенно другое. Мы могли проиграть любой команде, даже если она была ниже нас в турнирной таблице, но в матчах против ЦСКА мы готовы были заполучить победу не жалея сил. И иногда нам это удавалось» [136].

Кузнецов: «Считаю, мы окончательно поверили в свои силы после победы над московским ”Динамо“. Это была перспективная команда с Болошевым, Сидякиным, Харченковым в составе. Интересно, что многие специалисты видели бело-голубых главными конкурентами ЦСКА. Когда же мы возглавили турнирную таблицу, главное было ”не проколоться“ в матчах с командами, уступающими нам в классе, – свердловским ”Уралмашем“, ”Статибой“ из Вильнюса или минским РТИ, которые играли против нас с фантастическим настроем. Зато выходили на площадку в матчах с ЦСКА с пораженческим настроением, мол, все равно армейцам проиграем» [157].

Макеев: «Вот игры врезались в память. Разве забудешь Тбилиси, где десять тысяч зрителей в зале устраивали такую какофонию, что в двух шагах тренера не слышно было во время минутных перерывов! Да и монетки пятикопеечные с трибун летели. Правда, все больше в судей, а не в игроков команды соперников. В Каунасе зал тоже не умолкал на протяжении всего матча. В Риге и Таллине публика была посдержаннее, но все равно играть на выезде было сложно» [157].

Михаил Чупров (член Федерации баскетбола г. Ленинграда): «В этом клубе руководствовались принципом ”За деньги можно все”. Был, помню, такой судья – Реваз Гогелия. Так у него прямо во время игр карманы от купюр топорщились. Он даже хвастался, что получает взятки от динамовцев» [157].

Михаил Григорьев: «В 1970–80 годах в СССР говорили: кто отсудил игры в Тбилиси при 10 тысячах темпераментных зрителях, тот может судить везде!» [101]

Жармухамедов: «Играли с ”Динамо“ (Тбилиси). Рядом с нашим доктором приземлилась чугунная конфорка от плиты. А мне в лопатку угодили металлическим рублем с Лениным, рассекли до крови. Из раздевалки прошмыгнули черным ходом до автобуса. Едва тот тронулся – полетели камни. Обыграли их в очередной раз. А они же все ставки делали. Коркия подходил: ”Проиграете нам два очка, каждый получит по „Волге“. 20 тысяч!” Но по „Волге“ дали бы только нашим лидерам. Три-четыре человека. Мы отказались. А грузины уже поставили деньги» [102].

За два матча до конца соревнований «Спартак» имел преимущество над ЦСКА (на две игры). Оставшиеся матчи проходили в Ленинграде… против ЦСКА. Чтобы выиграть золото, нужно было обыграть команду Гомельского всего один раз, но перед решающим матчем 31 марта «Спартак» 26 марта сыграл в финале Кубка Европы.

В очередной раз команда Кондрашина уверенно выступила в Европе. Они были сильны дома и, несмотря на поражения в Болонье и Сплите, заняли первое место в группе. В полуфинале они без особых проблем одолели ЦСКА (София). В финале их вновь ждала югославская команда «Црвена зве´зда» с Симоновичем, Капичичем и Мокой Славничем. В матче в Нанте балканская команда с самого начала повела в счете, в основном благодаря фантастической игре Славнича. Ленинградцам было не по себе, Александра Белова хорошо контролировал Драгиш Вучинич и делал все, чтобы тот получал фолы. Спортсмен в итоге ушел на перерыв с четырьмя.

После перерыва все продолжалось в том же духе, и за десять минут до конца матча «Црвена зве´зда» увеличила отрыв до тринадцати очков (51:38). Оказавшись на волоске от поражения, «Спартак» начал действовать в защите. Белов остался в игре, благодаря ему был достигнут разгромный рывок – 18:4, который перевернул ход игры. В последние минуты мячи все время попадали в корзину, но именно Арзамасков, лучший в своей команде с 17 набранными очками, поставил точку в матче (63:62). «Спартак» повторил свою европейскую славу, выиграв свой второй Кубок за три участия. Эта победа была достигнута прямо перед решающим матчем с ЦСКА.

Валерий Федоров: «Победный бросок, если не изменяет память, был на счету Владимира Арзамаскова. Мы его в команде любовно Зямой называли. Снайпер был от бога. Не случайно руководители ЦСКА предпринимали столько усилий, чтобы переманить его из ”Спартака“. У ”Црвены зве´зды“ мы, можно сказать, чудом выиграли. Проигрывали по ходу матча, просто упирались в защите, несколько перехватов в концовке сделали и за счет этого сумели вырвать победу» [157].

Макеев: «Престижно было выиграть почетный трофей. Финальный матч с белградской ”Црвеной зве´здой“ тоже сложился непросто, завершился с разницей в одно очко. Хотя ни одна из тех команд, с которыми мы встречались в Кубке кубков, по классу не могла сравниться с ЦСКА» [157].

Кузнецов: «Мне же шел всего 21-й год, в таком возрасте любой баскетболист мечтал покорить Европу. ”Спартак“ выиграл у югославов с преимуществом в одно очко – 63:62. Эмоции тогда переполняли ребят. Однако Владимир Петрович быстро опустил команду с небес на землю. Ведь впереди были матчи с ЦСКА» [157].

В Ленинграде ожидания были очень высоки. Общественность понимала, что это историческое событие для города, не привыкшего выделяться спортивными успехами.

Зал «Юбилейного», обычно вмещающий около 6500 человек, был забит до отказа 10 000 болельщиков, жаждущих увидеть, как их команда наконец-то завоюет золото. Для того чтобы стать чемпионом, «Спартаку» нужно было выиграть только один из двух матчей, но двойное поражение привело бы к выходу в плей-офф, как это случилось в 1971 году. Начало матча не могло быть хуже для надежд болельщиков хозяев, атмосфера, сложившаяся на стадионе не сулила ничего хорошего.

Макеев: «У нас было право на осечку. Да, мы играли дома при поддержке своих трибун. Только нам было отнюдь не легче. Слишком уж силен и мотивирован был соперник. Мы ”летели“ после первого тайма –17, а трехочковых бросков тогда еще не было. Представляете, какой гандикап дали ЦСКА! Мы были очень скованны именно из-за той громадной ответственности и того ажиотажа, который царил в городе <…> Сразу после перерыва игра завладела всеми без исключения спартаковцами. Весь ажиотаж, вся ответственность куда-то испарились <…> К тому же у ЦСКА в начале второго тайма где-то просматривалась уверенность в успехе в этой игре. Мысленно они уже настраивались на повторную встречу в ”Юбилейном“» [122].

После перерыва сценарий игры полностью изменился: хозяева наверстали свое отставание, и счет на табло стал 77:76 в пользу гостей.

Кузнецов: «Армейцы тогда очень жестко сыграли в защите, разрушив все наши замыслы. В раздевалке Кондрашин не стал устраивать разнос, а просто попросил успокоиться и продолжить играть в свой баскетбол. <…> «Этот бросок был экспромтом, – признался чемпион СССР 1975 года Сергей Кузнецов. – При счете 76:77 Кондрашин, конечно, взял тайм-аут, но всего, что произойдет на площадке, предусмотреть невозможно. Я абсолютно не боялся взять на себя ответственность за последний бросок, который мог сделать счастливым или несчастным пятимиллионный город. Боязнь появляется с возрастом, а в молодости все по барабану» [122].

Ерёмин: «Одна из пятерок была классической, с гроссмейстерами Милосердовым и Беловым. А вторая пятерка, с которой Гомельский играл прессинг и скоростной баскетбол. Я был в той пятерке с Едешко, Сальниковым и Мышкиным. Рисунок игры менялся. В той игре Гомельский зажался и испугался доверить нам большее игровое время» [59].

Кузнецов: «Матч стал своеобразной репетицией перед поединком с армейцами. Он и проходил по такому же сценарию: начали питерцы безобразно, проигрывали 1:13, но в концовке вырвали победу» [122].

Макеев: «Было ощущение полного счастья. Мы сделали то, что никому раньше не удавалось: выиграли золото чемпионата страны в игровых видах спорта для Ленинграда. Наверное, и в Мюнхене после драматичных трех секунд Саша Белов и его товарищи по сборной испытывали подобные чувства <…>, полагались за спортивные достижения и квартира, и возможность приобрести машину – весь комплект благ социалистических времен» [122].

Кузнецов: «Сегодня наши ”заработки“ вспоминаются с улыбкой. Образно говоря, нынешние баскетболисты за пять минут рядовой игры получают больше, чем мы за чемпионство и победу в Кубке кубков. Кажется, тогда нам выплатили по 500 рублей, даже чуть меньше. Не за деньги мы играли, простите за банальность» [122].

Ерёмин: «Это был один из самых черных дней в моей спортивной карьере. Мне хватило всего нескольких месяцев, проведенных в армейском клубе, чтобы убедиться: в ЦСКА второе место в чемпионате страны считается провалом. Отлично помню бросок Сергея Кузнецова. Можно говорить о том, что спартаковцам повезло, но это не так. Скорее, все звезды сошлись тогда для ”Спартака“. В тот сезон у Питера была отлично сбалансированная команда. Многие ее игроки провели свой лучший баскетбольный год. В распоряжении Кондрашина была звезда – Александр Белов, вокруг которого строилась вся игра. При этом те, кто ”таскал рояль“, тоже не были статистами. ”Золотой“ бросок Кузнецова как раз это и доказывает» [122].

Кузнецов: «Победу в чемпионате СССР особо и не отмечали. На следующий день предстоял повторный поединок с армейцами. Он, конечно, уже ничего не решал, но выходить на площадку нужно было. Посидели с ребятами в ресторане, но без грубого нарушения спортивного режима» [122].

Чесноков: «Гомельский говорил о себе, как о лучшем тренере в СССР, но, в конце концов, он сам написал все эти похвалы. По поводу этого тренер тбилисского ”Динамо“ Леван Мосешвили однажды сказал блестящую фразу: ”Гомельский говорит, что он лучший среди лучших. Дайте мне Сергея Белова, Геннадия Вольнова, Жармухамедова и Едешко, и мы увидим, кто лучший из лучших“. Победа ”Спартака“ в 1975 году, пожалуй, даже бо`льшая заслуга, чем олимпийское золото 1972 года. Выиграть лигу против ЦСКА, которая была практически сборной СССР без Саши, было сложнее, чем выиграть олимпийский финал» [120].

Ерёмин: «Состояние было ужасное. Возвращаясь из Ленинграда в Москву, мы даже разругались в поезде. Может быть, и нужно было выплеснуть эмоции сразу же. В ЦСКА ведь были бойцы, которые умели собраться и пережить неудачу» [157].

Иногда говорят и о том, что тогда состав ЦСКА был менее сильным, чем в другие годы. Однако похоже, что такое мнение не устраивает игроков обеих команд.

Ерёмин: «Не соглашусь с подобной оценкой. У ЦСКА все равно было громадное преимущество над всеми соперниками в чемпионате СССР. В распоряжении Гомельского были две полноценные пятерки, каждая из которых могла вести игру по-своему. Да и в тренировочном процессе наличие конкуренции за место в составе – громадное подспорье. Мне отводилось место в ”прессинговой“ пятерке, которая могла подавить любого соперника активной защитой. Гомельский на протяжении всего сезона держал баланс между обороной и атакой в каждой игре. Если бы мы сыграли в таком же стиле и в ”Юбилейном“, еще неизвестно, чем бы дело обернулось. Хотя спустя 35 лет легко говорить, как нужно было действовать» [122].

Макеев: «Центровые у армейцев были послабее, чем Саша Белов. Только это вообще был уникальный баскетболист, опередивший свое время. ”Малыши“ же у ЦСКА были как на подбор. Все мастера, все бойцы. Просто перевести мяч на половину армейцев было сложно. Мы и строили в матчах с ЦСКА тактику на использовании ”больших“. Они это знали и погорели на этом в концовке ”золотого“ матча. Никто не ждал броска издали от Сереги Кузнецова» [122].

Ерёмин: «Саша Белов – это просто уникум, опередивший время в баскетболе лет на двадцать. Иметь такого игрока в своем распоряжении мечтает любой тренер» [122].

Евробаскет-1975. Поражение в Белграде

Впервые за почти двадцать лет СССР приехал на Евробаскет не в статусе действующего чемпиона. Турнир, проходивший в Белграде, был прекрасной возможностью доказать, что произошедшее на Евробаскете в Испании было не более чем случайностью, связанной с травмами игроков, и завоевать при этом «тройную корону».

У Югославии, хозяйки турнира, были другие планы. Только что построенный «Пионир» представлял собой великолепный стадион, не имеющий аналогов на Старом континенте. Сборная Югославии осталась в том же составе, который выиграл золото в Испании и серебро в Пуэрто-Рико с Мирко Новосёлом в качестве тренера. В составе команды дебютировал молодой босниец Мирза Делибашич, изящный игрок, который вскоре станет одним из самых ярких игроков команды.

Сборная СССР под руководством Кондрашина, в свою очередь, также сделала выбор в пользу преемственности игроков, что было логично после победы в Пуэрто-Рико. Важным событием стало долгожданное возвращение Жармухамедова. Обе державы находились на пике своей мощи, и в Европе ожидался великая дуэль за долгое время.

На первом этапе двенадцать участников были разбиты на три группы. Дебютный матч СССР против Польши оставил много сомнений. После значительной части игры, когда счет на табло был разгромным, рывок (8:0), произошедший на последних минутах, позволил команде Кондрашина одержать победу со счетом 79:72.

Чехословакия и Израиль показали не самые лучшие результаты (+10 и +14 соответственно), и СССР вышел в финал без единого поражения. Финал разыгрывался на групповом этапе между шестью лучшими командами.

Первая игра этого этапа была против сборной Италии, которую тренировал Джанкарло Примо. Это была команда, в состав которой уже входило легендарное трио Марзорати – Виллальта – Менегин и которая в итоге стала бронзовым призером. Сергей Белов не смог выйти на площадку, но Сальников компенсировал его отсутствие и не очень активную игру Саши Белова (2 очка) очередным показательным броском из-за пределов площадки. Украинский форвард набрал 28 очков, обеспечив своей команде победу со счетом 69:65. Затем СССР легко справился с Болгарией (+15) и Испанией (+14), и все словно было готово к игре за золотую медаль против, конечно же, Югославии.

Зоран Славнич: «До нашего поколения команда Югославии всегда уступала СССР. Мы проиграли в 1970 году, когда были чемпионами мира, но это поражение ничего не изменило. На Евробаскете-73 мы не смогли с ними сыграть, потому что Испания ”выбила“ их из соревнований в полуфинале. Пришлось ждать финала 1975 года».

Решающий матч являл собой столкновение сильнейших команд. При полном стадионе и незабываемой атмосфере хозяева на последних минутах первой половины грозились переломить ход игры (34:21), но мощный бросок Сергея Белова предотвратил дальнейший разрыв до большого перерыва (37:44). Вторая половина прошла по той же схеме: югославские игроки вели с преимуществом около десяти очков, но так и не смогли оторваться. На последних минутах хозяева замешкались, и игра Сергея Белова (29 очков) и Сальникова (16 во второй половине) приблизила СССР к цели. Перехват Жармухамедова, завершенный мощным данком, привел к тому, что меньше чем за минуту до конца матча (84:86) советская команда приблизилась на расстояние двух очков, но Кичанович (22 очка) вновь появился на площадке с намерением переломить ход игры.

Божидар Малкович (тренер сборной Сербии): «На стадионе ”Пионир“ мы все испытывали страх. Мы знали, что в игру войдет Кичанович. Он был травмирован, смог выйти на разминку лишь спустя десять минут, играл практически на одной ноге, но он собирался выйти на поле. Я ни разу не видел, чтобы он промазал важный бросок. Никогда. Он удачно совершал все решающие броски. И в тот день, на ”Пионире“, он сделал это снова» [158].

Баскетболисты СССР были сильно возмущены спорным судейским решением, когда на последней минуте игры был удален Едешко: «На чемпионате Европы в Югославии у меня не все получалось, но Кондрашин держал меня в стартовом составе. И в финале я сыграл бы очень хорошо, если бы не судьи, благодаря которым Югославия стала чемпионом. Но все равно тот турнир был бы одним из лучших» [110, с. 36].

Сергей Белов: «Несмотря на чудовищно необъективное судейство канадского арбитра, <…> мы проигрывали –1 на последней минуте матча и имели владение мячом. Мяч из-за боковой линии вводил я, и я отправил его Ивану Едешко, будучи уверенным, что сейчас будет разыграна результативная комбинация. Едва Ваня принял мяч в руки, не начиная движения (!), канадский арбитр свистнул ему пробежку. В немедленно последовавшей атаке ”юги“ забили еще два, решив исход встречи, и в итоге победили <…> К сожалению, в дальнейшем это стало претендовать на тенденцию, и тот белградский чемпионат стал в известной степени символичным» [98, с. 302–303].

Вспоминать события минувших лет, безусловно, трудно, и это пробежка более чем сомнительна, поэтому стоит отметить, что в воспоминаниях Сергея Белова и Ивана Едешко есть некоторые ошибки. Спорная ситуация начинается при счете 86:82 на табло, а не 86:84. В целом претензии к судейству выглядят несколько преувеличенными, особенно если учесть, что Югославия вела на протяжении всей игры. Более того, такие важные игроки, как Жармухамедов и Александр Белов (7 очков в среднем за чемпионат), выступили на уровне, далеком от ожидаемого.

Югославия повторно стала чемпионом Европы, сместив СССР на непривычное для него второе место.

Олимпийские игры. Монреаль, 1976 год. Синий – новый красный

Сергей Белов: «Все были уверены, что это поражение разъярит нас и что в следующем году на Олимпиаде в Монреале мы просто порвем югославов на части. Ни у кого не вызывало сомнения и то, что судейство на олимпийском турнире будет к нам благосклонным, поскольку FIBA, допустившая этот ”праздник югославского баскетбола“ в Белграде, чувствует свою вину перед нами и постарается ее искупить. Все эти ожидания создавали дополнительную интригу к ожидавшемуся с нетерпением противостоянию – реваншу с американцами» [98, с. 303].

Что касается холодной войны, то 1970-е годы в большинстве своем были относительно спокойным периодом сосуществования двух держав. Однако к 1976 году, когда Никсон покинул свой пост, слово «разрядка» стало исчезать из американской политической сферы. Конфликт по-прежнему нарастал на основе так называемых прокси-войн, и напряженность в отношениях вскоре должна была только обостриться.

На Игры в Монреаль СССР приехал с задачей подтвердить мюнхенское достижение, а Кондрашин продолжал возрождение сборной. Сохранился костяк олимпийской команды: Сергей и Александр Беловы, Жармухамедов, Коркия и Едешко. Были привлечены российский форвард Анатолий Мышкин, недавно подписавший контракт с ЦСКА, и украинский центровой Владимир Ткаченко из киевского «Строителя» – внушительного роста 2,20 м, которому на тот момент было всего восемнадцать лет. Последний вскоре станет одним из самых известных игроков в истории советского баскетбола. В состав также вошли разыгрывающие ленинградского «Спартака» Владимир Арзамасков и Андрей Макеев, а более опытные игроки – Милосердов, Жигилий и Сальников, дополнили команду.

Мышкин: «По-моему, я был единственным игроком из советского Второго дивизиона, попавшим в сборную, что было тем более почетно, если учесть, что это были Олимпийские игры» [156].

Сергей Белов: «Специалистами высказывалось мнение, что состав советской сборной потенциально был одним из самых сильных и сбалансированных за все историю отечественного баскетбола» [98, с. 311].

Однако сибирский спортсмен также отметил свое несогласие с подготовкой, предложенной тренером: «Он проиграл ее еще задолго до начала турнира, когда, раздобыв где-то программу предсезонной подготовки команды NBA, стал буквально копировать ее для тренировок сборной. Это и стало началом нашего провала <…> Тренер прекрасно понимал принципиально важное: с ”программой“ с прошлой Олимпиады второй раз не выиграть. Для того чтобы бороться с США хотя бы на равных, нужно было что-то принципиально новое. И Петрович нашел в общем-то вполне логичное решение – побить американцев их же оружием <…> Все бы хорошо, но программа, которую взял за основу Кондрашин, была рассчитана по формуле «100 дней подготовки к 100 матчам в сезоне». Она была основана на бешеных тренировочных объемах, в основном беговых. Время на освоение этих объемов у нас было – как и всегда, к важнейшему соревнованию сезона сборная готовилась как раз 3–3,5 месяца. Но я не понимаю, почему такие высококлассные специалисты, как Кондрашин и Башкин, не учли, что эффект от этой подготовки у игроков NBA проявляется в течение всего сезона с кульминацией возможностей организма в завершающей стадии, когда начинаются игры плей-офф? <…> Но в нашем-то случае эти самые важные матчи приходились как раз на период ”ямы“! К турниру в Монреале мы подошли абсолютно опустошенными <…> атмосферу творчества, свободы и доверия, которая была перед Мюнхеном, Кондрашин на этот раз создать не смог <…> Все было заурегулировано, все делалось под присмотром, как будто из-под палки, постоянно шли тестирования и рейтингование игроков. Для меня все кончилось тем, что за месяц до отъезда на Олимпиаду я подошел к Кондрашину и заявил: ”Уберите от меня подальше своего ассистента, иначе я его просто убью“ <…> Приехав в Монреаль, мы, возможно, были готовы выступать в целом ряде видов олимпийской программы – в основном, конечно, в циклических видах спорта. Но точно не в соревнованиях по баскетболу» [98, с. 309–311].

Интересно, что мнение Ивана Едешко прямо противоположное: «При подготовке к Монреалю нами использовались новые методики. Нам помогал опытный фитнес-тренер Юрий Портной. Мы не были привычны к таким упражнениям, но вскоре стало ясно, что перед турниром мы все были готовы на 100 %» [110, с. 76–77].

И хотя недавние поражения в играх против Югославии вызвали повышенный интерес к возможной дуэли между двумя сборными, главным событием для всех все равно было повторение мюнхенского финала. На этот раз США не собирались повторять ошибок предыдущей Олимпиады. Несмотря на споры вокруг последних трех секунд, которые продолжались еще долгое время, мало кто придавал значение важному факту – советская команда превосходила соперника на протяжении большей части игры. Замечая постоянно повышающийся уровень других команд, необходимо было что-то менять, чтобы избежать очередного поражения.

Как уже говорилось выше, NCAA взяла под контроль сборную США и, хотя чемпионат мира в Пуэрто-Рико прошел не так удачно, как ожидалось, была готова сделать все возможное, чтобы вернуть себе олимпийское первенство. В 1975 году главным тренером сборной стал Дин Смит из Северной Каролины. Контраст с Хэнком Айбой не был значительным, ведь новому тренеру было всего 44 года и его тренерская карьера была в самом разгаре.

Отсутствие игроков из-за полученных травм вновь стало серьезным препятствием, особенно на внутренних позициях, но все равно была собрана талантливая команда, которую возглавили легкие форварды Скотт Мэй и Эдриан Дэнтли. США снова вернулись к результативному набору очков и быстрому темпу игры, который исторически был успешно ими реализован [159].

В Монреале удача улыбнулась СССР, который попал в группу с относительно легкими противниками – с Кубой, Австралией, Японией, Мексикой и Канадой. В другой, гораздо более сложной группе, оказались Югославия, США, Италия, Чехословакия, Пуэрто-Рико и Египет[77].

Команда Кондрашина прошла групповой этап без особых проблем, одержав уверенные победы над всеми соперниками (средний отрыв составлял почти 35 очков), а вот югославам пришлось гораздо тяжелее. Ожидаемое поражение в матче с командой Дина Смита привело у тому, что решающий матч состоялся между Италией и Югославией в последний день группового этапа.

Матч между ними уже состоялся в финале предолимпийского турнира, и Италия выиграла его с минимальным отрывом 84:79, хотя матч имел небольшое значение, поскольку обе команды уже прошли квалификацию. Однако в первой половине встречи история, похоже, повторилась: итальянцы, будучи очень собранными, обыграли Югославию и ушли на перерыв с 16-очковым преимуществом (57:41). В перерыве Югославия собралась с силами и вернулась в игру более активной. Итальянцы не хотели уступать и вели в счете до последних минут, но удаление Менегина и бросок Славнича со средней дистанции за несколько секунд до конца повлияли на исход матча.

США заняли первое место в группе, не проиграв ни одной игры. Хотя Пуэрто-Рико, соперник, обычно вызывающий затруднения, был близок к тому, чтобы прервать цепь побед (95:94). В полуфинале встретятся сборные СССР и Югославии, а американцы встретятся с принимающей страной, которой удалось пройти квалификацию вопреки всем предположениям.

Югославы начали игру очень рьяно, и счет на табло свидетельствовал об их явном превосходстве (21:7). Далипагич, Кичанович и Чосич играли в контратаке и безжалостно разрушали советскую защиту, а команда Кондрашина безуспешно пыталась выйти вперед благодаря игре юного Ткаченко. Успех Сергея Белова, а также появление на площадке дуэта из ленинградского «Спартака» – Александра Белова и Арзамаскова – изменили исход игры, и советские баскетболисты сумели выйти вперед и уйти на перерыв с преимуществом (42:41).

Жармухамедов: «В раздевалке Кондрашин заметно нервничал, все говорил и говорил, потом сказал, кто начнет второй тайм: назвал меня и Жигилия. Когда мы уже собирались начать второй тайм, оказалось семь игроков, готовых к выходу на площадку. Мы не понимали, что происходит. Жигилий собирался выходить, а Кондрашин ему говорит: ”Что ты делаешь?“, ”Я же выхожу, да? Ты же назвал мою фамилию“. Мы снова спросили его: ”Кто будет в стартовой пятерке?“, а он ответил: ”Садитесь, стартовая пятерка та же“. Из-за этой неразберихи у югославов снова был шанс вырваться» [57].

Однако вторая половина встречи была гораздо более равной. За восемь минут до конца встречи СССР наконец-то вышел вперед (66:64), но затем последовал рывок 2:12 под руководством Делибашича и Еркова. Подопечным Кондрашина все же удалось сократить отставание, но мощный бросок Кичановича (27 очков) обеспечил Югославии очередную победу со счетом 84:89. Таким образом, СССР во второй раз в своей истории не выиграл золото на Олимпиаде. Так началась эпоха югославского баскетбола, которая стала для советских спортсменов кошмаром наяву.

Сергей Белов: «На той Олимпиаде ”юги“ были сильны мощными ”большими“ игроками. Чосич, Жижич, Кнего, Ерков, Еловац – каждый под 210 см – буквально затоптали наших центровых, Жигилия и 18-летнего дебютанта В. Ткаченко <…> Состоявшийся в итоге финал США – Югославия был, конечно, не тем, чего все ожидали. Югославы, похоже, как и в Мексике, не собирались прыгать выше головы, спокойно проиграли –21 и были довольны до безумия своим серебром» [98, с. 313].

При этом защитник, похоже, забыл, что лучшим бомбардиром команды в той игре стал его сильнейший соперник – Кичанович.

Едешко: «Мы были подготовлены лучше, чем когда-либо, даже лучше, чем в Мюнхене <…>. И что же произошло? Мы вышли на матч психологически очень вымотанными». На турнире присутствовали лучшие спортивные бренды мира: Аdidas, Puma, Converse, Nike. Они искали спортсменов, которые представляли бы их продукцию в качестве рекламы по всему миру. Работало это примерно так: выдавали спортивную одежду и обувь бесплатно, а иногда даже платили за то, чтобы спортсмены всегда появлялись в этой одежде. Для спортсменов из западных стран это, наверное, было в порядке вещей, но мы были просто в шоке, когда это увидели. Мы не были к этому готовы. Мы стали собираться в группы, искать лучшие варианты, взрослые мужчины вели себя, как дети. Сейчас это может показаться смешным и даже абсурдным одновременно, но в те времена даже у игроков сборной СССР была только одна пара кроссовок, в которых ты играл до тех пор, пока они не становились дырявыми. Так что мы теряли голову от некоторых возможностей» [110, с. 76–77].

Оправдание Едешко немного удивляет, а с учетом предыдущих поражений в матчах против Югославии (и последующих) в него трудно поверить. Однако это правда, что во время Игр шла война за право получить как можно больше рекламы на главном спортивном событии мира [10, с. 234].

В любом случае, чистая победа в матче за бронзовую медаль над хозяевами – сборной Канады – со счетом 100:72 с историческим трипл-даблом Александра Белова (23 очка, 14 подборов и 10 передач) была, как всегда, слабым утешением.

В 1974 году поражение в матче с Югославией имело относительное значение, так как советские спортсмены все равно выиграли золото. В 1975 году всевозможные судейские решения можно было списать на то, что югославы были хозяевами турнира. Но на этот раз найти оправдание было трудно, и последствия поражения отразились на составе игроков и тренеров. Матч, принесший бронзовую медаль, стал последним для Кондрашина, которого сменил реабилитированный Гомельский. К сожалению, это был и последний турнир Александра Белова в составе сборной.

Владимир Гомельский: «После возвращения команды из Монреаля, как всегда, происходил разбор полетов, на котором отчет тренеров сборной СССР об итогах выступления на Олимпиаде был признан неудовлетворительным. Ни результат, ни его содержательная часть тренерский совет не впечатлили. Состоялась достаточно жаркая дискуссия, в ходе которой тренерам Кондрашину и Башкину было выражено недоверие и их отстранили от работы со сборной <…>. Однако это был достаточно удивительный день, потому что тренеров отстранили, но взамен никого не назначили. То есть сборная СССР оставалась без наставника до середины декабря <…>. Я не могу сказать, что для отца в декабре назначение на должность главного тренера сборной стало сюрпризом. Он хотел работать главным тренером сборной СССР, добивался этой работы, и когда у него была такая возможность, он пытался убедить руководство Спорткомитета СССР в лице его председателя Сергея Павловича Павлова и Валентина Лукича Сыча в том, что он на правильном пути. Причем честно скажу, что какой-то дружбы между этими двумя руководителями и моим отцом в то время не было. Более того, они вообще считали, что, отстранив Гомельского в 1970 году, совершили правильный ход, вследствие чего команда выиграла Олимпийские игры в Мюнхене. Однако другие кандидаты на пост главного тренера сборной выглядели недостаточно авторитетно, и в конце концов в декабре 1976 года папу вновь назначили на эту работу» [24, с. 318–321].

Чесноков: «Теперь вам дают машину за бронзовую медаль, но тогда Спортивный комитет хотел его уволить. Они предложили ему тренировать вместе с Гомельским, так что, похоже, они работали над этим, но Кондрашин отказался. Они также предложили сменить Сергея Башкина на посту помощника, но он также сказал ”нет“. Кондрашин считал, что именно тренер должен был принимать подобные решения. Так как они не смогли прийти к какому-либо соглашению, они в конечном итоге уволили его» [120].

Югославский синдром

Мирко Новосёл: «Мы сформировали так называемый югославский синдром в подсознании противника после того, как выиграли несколько раз подряд» [160].

СССР с момента своего дебюта на уже далеком Евробаскете 1947 года утвердился в статусе второй лучшей команды мира и абсолютного доминанта на Старом континенте. В 1960-е годы Югославия начала оспаривать это господство, хотя поражения, наносимые великому коммунистическому сопернику, продолжались недолго. К середине 1970-х годов ситуация изменилась. Югославия уже выиграла два Евробаскета подряд, и победа в полуфинальном матче в Монреале, на самой большой из возможных площадок, больно и очень сильно, ударила по СССР. Команда, которую тренировал Мирко Новосёл, показала очень высокий уровень игры в атаке, имея в своем составе несколько внешних игроков, способных забивать, и сильную внутреннюю игру, основанную на присутствии в команде выдающегося Крешимира Чосича.

Сергей Белов: «Слишком часто, соперничая с ”югами“, я на собственном опыте сталкивался с необъяснимыми явлениями, когда вкладываемые тобой в игру усилия по сути бумерангом обращаются против тебя самого» [98, с. 118].

Жармухамедов: «Югославский баскетбол стал набирать обороты, когда они выиграли чемпионат мира в 1970 году. У них появилось гораздо больше детей, интересующихся этим видом спорта, и они очень хорошо и продуктивно работали с этим» [57].

Ерёмин: «Его философия: не важно, сколько очков вы набрали, они наберут больше. И у них было несколько впечатляющих бомбардиров» [59].

Тараканов: «Югославы никогда не играли в защите хорошо, они как бы провоцировали: бросай, но если не попадешь – мы вас накажем» [58].

Менегин: «Югославия умела играть в более зрелищный баскетбол, чем СССР. Я помню, что Чосич мог играть на всех пяти позициях, у него была отличная техника. Обыграть их было очень сложно» [118].

Драган Капичич: «У советских игроков была отличная дисциплина, они все делали слаженно, и это проявлялось в ходе всей игры. Мы представляли маленькую страну и должны были тщательно продумать, как играть против таких сильных соперников. Можно назвать наше противостояние контролируемым безумием» [107].

Пьерлуиджи Мардзорати: «Югославы были очень умны. Советские игроки были в отличной физической форме, но не так хороши тактически. Это были две великие европейские команды. Югославы играли и знали баскетбол на техническом уровне, русские играли за счет своего физического преимущества: и под кольцом, и один на один… Многие югославские игроки впоследствии стали тренерами. Баскетбол стал для них чем-то естественным» [161].

Корбалан: «Югославы были больше похожи на нас. Они могли играть быстро и интуитивно. Наверное, это делало их менее уязвимыми для нас. Единственный их недостаток – они были слишком уверены в себе, поэтому не уделяли внимания защите. Они знали, что если соперник набирает 100 очков, то они, благодаря своему таланту, смогут набрать 102 очка. Наверное, нам больше симпатизировала советская команда, но мы знали, что играть против обеих – все равно что предоставить приговоренному на выбор вид казни. Мы многому научились у обеих команд, но с русскими у нас сложились более теплые отношения, не спрашивайте меня почему» [97].

Де ла Круз: «Югославы сделаны из другого материала. У них есть ген победителя и своеобразный темперамент. Они ищут что-то, что другие команды, например, русские, не ищут. Как аргентинцы и уругвайцы в футболе, которые всегда словно ищут небольшой повод спровоцировать или задеть соперника. Русские были более холодными в игре, они не были так воинственно настроены по отношению к противнику. Они были жесткими, даже очень жесткими, отлично играли, но им как будто не хватало вызова, с которым постоянно выходили на площадку югославы» [162].

Мока Славнич: «Самым важным фактором в прекращении советского доминирования стал приход Мирко Новосёла на пост главного тренера сборной и изменение нашей баскетбольной философии, что привело к десятилетнему доминированию над СССР. Такие изменения произошли просто из-за смены стиля игры» [163, с. 463].

Драган Капичич: «У Советского Союза была своя система, и они были очень сильны физически. У нас были более креативные игроки, такие как Чосич или Солман, однако регулярно обыгрывать СССР стало следующее поколение команды, у руля которой стоял Новосёл. Жеравица не взял Славнича на Игры в Мюнхен, потому что ему не нужен был игрок, который целыми днями шутит и не соблюдает дисциплину. Это была ошибка. Одно из первых, что сделал Новосёл по приезде, – это вернул его в сборную. У Новосёла было больше возможностей для маневра, и он сразу представил поколение, которое подготовил сам, изменив состав и оставив только Чосича <…> Вы должны были видеть, как Славнич играл в защите с Сергеем Беловым. При каждом его броске он втыкал пальцы ему под ребра, причем делал это очень незаметно. Я видел, как Белов жаловался и показывал судье следы, оставленные Славничем» [107].

Дражен Далипагич: «В 1960-е годы наш стиль игры был очень похож на советский. Но представители моего поколения разработали другой тип игры, отличающийся от предыдущего. В этом и заключалась разница между нами и СССР» [163, с. 463–464].

Желько Ерков: «Мы играли в баскетбол, основанный на технической, а не на физической подготовке. Мы были быстрее, а они сильнее. Но наша скорость создавала им серьезные проблемы. Из-за нас они получали много фолов в атаке. Ткаченко весил 150 килограммов и не мог полностью контролировать свои движения, было видно, что он не чувствовал себя комфортно в такой игре» [163].

Новосёл: «Я изменил стиль игры. Мы использовали новую технику и интеллект против их силы. Чосич теперь играл не под кольцом, а на штрафной линии. Это изменение сыграло решающую роль в наших победах над СССР» [160].

Ткаченко: «Чосич был отличным центровым. Он хорошо играл под кольцом, но если не пользовался преимуществом, то всегда мог сыграть с внешней стороны, очень хорошо передавал мяч и очень хорошо понимал игру на тактическом уровне. Особенно, если объединить такого игрока, как он, со Славничем, Далипагичем, Делибашичем, Кичановичем… <…> Мы проиграли раз, два, и нам стало не хватать уверенности в игре против Югославии» [132].

Все поражения того периода, безусловно, сказались на менталитете советских футболистов в поединках с командой Югославии.

Ерёмин: «Я бы сказал, что поколение, которое пришло после Кондрашина, сумело преодолеть комплексы. Я слышал, хотя и не знаю, в какой степени в это верить, что югославы всегда хотели сыграть против нас в родных стенах, где они всегда хорошо играли и регулярно нас побеждали. Вот тогда начался комплекс, мы стали бояться встреч с ними» [59].

Жигилий: «Югославский баскетбол был очень мощным, у них была отличная школа, им также помогло то, что Станкович был президентом FIBA. Когда мы играли в Маниле, в последние минуты мы потеряли очко, Станкович много сделал для победы Югославии. В любом случае, это была фантастическая команда. Даже сегодня эта школа показывает хороший результат» [136].

Еще один момент, который также необходимо подчеркнуть, – это различия между двумя странами. Хотя и в Югославии, и в СССР сложился коммунистический режим, балканцы были более свободными в некой степени и могли без проблем выезжать за границу, в том числе и благодаря своему внеблоковому статусу.

Владимир Станкович (спортивный журналист): «На черном рынке югославский паспорт стоил очень дорого, потому что им виза не требовалась практически нигде, кроме Греции из-за политических проблем с Македонией и США. Этим они сильно отличались от СССР. У них было больше прав, в государстве сложилась однопартийная система, мышление было более свободным, и они ощущали меньше государственного контроля» [104].

Менегин: «Югославские игроки знали, что с двадцати восьми лет они могут уехать и играть за капиталистические страны, поэтому у них был явный стимул совершенствоваться, доказывать, что они достойны этого места. У советских игроков такого стимула не было, потому что выиграй они или проиграй, они все равно оставались там, где они и были. У них не было возможности приехать, чтобы заработать деньги. Из-за этого были упущены многие, такие как Ткаченко, Едешко, Белостенный. Они потеряли потенциал и мотивацию» [118].

Мардзорати: «Я думаю, основная разница была в менталитете. Русские играли по-дружески, обменивались вещами – иконами, икрой… Они хотели иметь хорошие отношения с Западной Европой. Югославы же приезжали на соревнования, чтобы победить. Неважно каким образом, но они должны были победить. Советские спортсмены мне нравились больше, потому что они были намного добрее» [161].

Николай Дерюгин: «Они были очень хорошо подготовлены психологически, а также хорошо говорили по-русски, особенно Кичанович. Он даже обращался к Гомельскому во время матчей. Я сам слышал: «Товарищ Гомельский, садитесь. Ну чего вы, садитесь, товарищ генерал[78]». И Гомельский в такие моменты выходил из себя и впадал в ярость. Славнич тоже был такой, их насмешки продолжались и продолжались. С нами они такого себе не позволяли, мы с Ткаченко вообще почти не разговаривали во время матча» [164].

Важно также отметить и разницу между чемпионатами в каждой стране. Если в 1970-е годы ЦСКА продолжал коллекционировать титулы чемпионов на внутренних соревнованиях страны, за исключением чемпионата 1975 года, то в Югославии общая тенденция была противоположной. Единственной командой, которой удавалось сохранить титул, был хорватский «Задар», а чемпионов лиги за десятилетие было целых шесть. В СССР наибольшее количество талантливых игроков все-таки аккумулировала команда Красной Армии, в то время как остальные команды, несмотря на наличие в их составе игроков национальной сборной, зачастую не обладали достаточно сильным составом, чтобы претендовать на чемпионский титул.

В Югославии же были сложности с переходом из одной команды в другую, а также в то время появилось большое количество талантов, пришедших в лигу в начале десятилетия. Это привело к появлению нескольких топовых команд, борющихся за титул: «Задар» (Чосич), «Красная звезда» в Белграде (Чосич) «Партизан» (Далипагич и Кичанович), «Югопластика» (Солман и Ерков), «Босна» в Сараево (Делибашич)… Все эти команды в то или иное время имели свой звездный час в течение десятилетия.

Владимир Станкович: «Югославская федерация не допускала того, чтобы все талантливые игроки были сконцентрированы в одной команде. В качестве примера можно привести кадетов, тогда еще юниоров, которые выиграли две золотые медали подряд в 1971 и 1972 годах. В этом поколении были Кичанович, Делибашич, Перишич, Тодорич, Ерков, Жижич… ”Партизан“ подписал Тодорича и Кикановича. Далипагич уже был там, и он был феноменальным игроком. Кроме того, у них была предварительная договоренность с родителями Делибашича о его приезде, но федерация не разрешила. Они сказали, что они уже подписали ”две жемчужины“ в команду. Так что Делибашич играл за ”Босну“ из Сараево [104].

Огромная конкуренция внутри страны привела к успехам на международном уровне. Однако как и советские клубы, они не могли подписывать иностранцев для повышения своего уровня. В 1972 году «Югопластика» проиграла Кубок европейских чемпионов из-за спорной игры в финале, но исправилась, выиграв два Кубка Корача, в которых в 1978 и 1979 годах прославился и белградский «Партизан». В то же время «Красная звезда» выиграла Кубок обладателей кубков 1974 года и сыграла в финале 1975 года, а «Раднички», также белградский клуб, был близок к победе в том же соревновании в 1977 году.

Жемчужиной в короне баскетбола Югославии стала «Босна» из Сараево, клуб, выигравший континентальную корону у «Варезе» в 1979 году. А вот советские клубы после победы «Спартака» в Кубке обладателей кубков в 1975 году так и не ощутили радости европейского успеха. Но стоит упомянуть один нюанс: в отличие от югославских клубов советские не всегда участвовали в еврокубках, оправдываясь, как обычно, приоритетами национальной сборной.

Особенно это было заметно в 1970-е годы. Проиграв в финале Кубка Европы 1973 года «Иньис Варезе», ЦСКА вернулся к соревнованиям только в сезоне-1976/77[79], хотя не попал в финал из-за матча с тель-авивским «Маккаби»[80]. Затем клуб вернулся только в сезоне-1980/81.

В Кубке Корача единственным советским участником за десятилетие было московское «Динамо» в сезоне-1976/77, но и этой команде не удалось выйти из группового этапа. Учитывая относительно низкую конкурентоспособность отечественной лиги, обусловленную доминированием ЦСКА, можно предположить, что решение об ограничении европейских клубных соревнований негативно сказалось на развитии советского баскетбола.

Действительно, хотя в 1980-е годы участие в соревнованиях было практически ежегодным (за исключением олимпийских лет), только «Жальгирис» с Арвидасом Сабонисом во главе сумел выйти в европейский финал.

Желько Ерков: «Советские спортсмены не терпели ровного счета. Если они выигрывали пять очков или пять очков проигрывали, то их результативность снижалась вдвое. Они чувствовали давление, возможно, потому что думали, что в конце концов мы все-таки сможем их обыграть. Нам же, наоборот, было очень комфортно играть с минимальной разницей в счете. Мы знали, что если разница будет небольшой, то мы сможем выиграть» [163, с. 464].

Александр Джорджевич (сербский игрок и тренер): «Физическая мощь советских игроков была на высоком уровне, они превосходили всех. Но поколение Далипагича не уступало им в этом плане, а по качеству игры и таланту даже превосходило их. Умение импровизировать, и комбо талантов: Кичанович, Славнич, Делибашич, Чосич… А с советской стороны можно вспомнить только Сергея Белова» [163, с. 464].

Новосёл: «Больше всего меня беспокоили сначала Сергей Белов, а затем Александр Белов. Мы не давали Сергею бросать справа, где у него был процент попадания 80 %, и тем самым делали все, чтобы он бросал слева, где у него было только 20 %» [160].

Нетрудно предположить, что югославы, привыкшие к жесткой внутренней конкуренции, чувствовали себя более уверенно c ровного счета. Хотя мы считаем, что комментарий Желько Еркова несколько преувеличен. Реальность была такова, что в середине – конце 1970-х годов в советском баскетболе наблюдался определенный застой, а Югославия в этот период просто располагала несколькими лучшими игроками на континенте.

В то же время СССР продолжал полагаться на Сергея Белова в наиболее напряженных моментах игры вплоть до его ухода на пенсию в возрасте 36 лет. Немаловажным фактором было и качество тренеров, на которое также повлияло то, что Югославия была более открыта для внешнего мира. Так, еще в 1968 году, за пять лет до того, как югославские баскетболисты завоевали свою первую золотую медаль Евробаскета, бывший генеральный секретарь FIBA Борислав Станкович выиграл итальянскую лигу в качестве тренера «Канту», положив начало традиции успеха балканских тренеров, которая длится до сих пор.

Владимир Станкович: «Был и другой способ подготовки тренеров. Например, Ацу Николича федерация отправила на полгода в США. Каждый год там кто-то учился баскетболу <…>. Жеравица выиграл первую золотую медаль в югославском баскетболе в 1970 году. Он был помощником Николича и был его ассистентом. Эта практика продолжалась десятилетиями и приносила хорошие результаты. То же самое произошло и с Новосёлом, который пришел на смену Жеравице. Навыки и знания переходили от одного тренера к другому вполне естественно и представляли собой словно наследство. Это было ключевым моментом, кроме того, происходило постоянное строительство стадионов, телевизионные игры… Равномерное развитие баскетбола во всех регионах страны тоже сыграло роль. Наверное, важным фактором стала и генетическая предрасположенность, потому что на Балканах много высоких людей. Представляете, что будет, если совместить все это…» [104].

Благодаря совокупности всех этих факторов югославский баскетбол, обладая лишь десятой частью человеческого капитала СССР, сумел сравняться с советским и даже превзойти его.

Евробаскет-1977. На одну ступеньку ниже

После поражения в полуфинале в Монреале неудачная серия матчей против Югославии продолжилась. На Евробаскете 1977 года, после возвращения Гомельского, Папа попытался омолодить состав. Он решил убрать из состава сборной Едешко и Жармухамедова, чтобы дать возможность новым талантам, таким как Александр Белостенный, 18-летний центровой с ростом 2,12 м, игравший вместе с Ткаченко в киевском «Строителе». Также он открыл Станислава Ерёмина, 25-летнего разыгрывающего московского ЦСКА ростом 1,80 м. Однако эксперимент не удался.

Едешко: «Когда Гомельский вернулся, уже ходили слухи, что он хочет сделать команду моложе. Я понимал, что Папа может отправить на пенсию меня и Жара, так как нам было уже за тридцать. Так и случилось» [110, с. 77].

Сергей Белов: «Не хочу сказать, что с его возвращением все стало плохо. Хотя готов еще раз подтвердить свое мнение: при Кондрашине баскетбол, в который играла сборная СССР, был более творческим и, главное, более современным <…> восстановление Александра Яковлевича в качестве главного тренера сборной стало шагом назад» [98, с. 314].

Турнир проходил в Бельгии (Льеж и Остенде) в сентябре. Двенадцать команд были разбиты на две группы по шесть в каждой, две лучшие команды выходили в полуфинал. В первом туре, разгромив Австрию (+40), Болгарию (+21), Израиль (+34) и Францию (+41), СССР уступил Италии со счетом 87:95 и занял второе место в своей группе. По счастливой случайности, а может быть, по воле судьбы Югославия в заключительный день проиграла в матче с Чехословакией в безумно активном матче (103:111). Таким образом, встречи Югославии с СССР в полуфинале удалось избежать.

Команда Гомельского обыграла сборную Чехословакии, которая не уступала до последнего, но в итоге все-таки не смогла одержать победу благодаря превосходству советской команды (91:76). Югославия легко расправилась с Италией (88:69). Финал между советской и югославской командами соединил два параллельных пути на том турнире.

Первая половина встречи прошла с явным преимуществом балканцев (42:27), и хотя в начале второй половины СССР удалось сократить разрыв до пяти очков, в итоге Югославия взяла верх в упорной борьбе (74:61). Метафорой турнира и отношений двух стран послужила картина, которая произошла на последних секундах игры, когда исход матча уже был понятен: Кичанович и Славнич передавали друг другу мяч как волейбольный в центре площадки, находясь в метре друг от друга, стремясь унизить соперника.

Хуанан Хинохо (автор книги Sueños robados. El baloncesto yugoslavo): «СССР был вершиной, которую необходимо было взять. Эта одержимость была одним из стимулов к прогрессу Югославии. Одержимость идеей победы над СССР ярко проявилась в последние минуты Евробаскета 1977 года в Льеже. Прошли долгие годы господства СССР, и желание югославских спортсменов заявить о себе было ее движущей силой» [163, с. 464].

Саша Гомельский: «У нас дома постоянно возникали споры. Мой отец все еще придерживался мнения, что баскетбол должен строиться вокруг центрового. Конечно, как можно отказаться от такой идеи, когда у тебя есть такой игрок, как Ткаченко? Но эта тактика, на мой взгляд, была ошибочной. Те годы, 76-й, 77-й, 78-й… были не очень продуктивными для советского баскетбола, был определенный застой» [34].

После очередного разгромного поражения Гомельскому ничего не оставалось, как признать очевидное: Югославия была лучше, причем на протяжении нескольких лет.

Мышкин: «Я прошел через всю эту полосу неудач. Мое мнение, что в те годы они были лучше, но потом пришло время и нам стать лучше. Это было спортивное соперничество высочайшего уровня, тот период был фантастическим, на поле мы были соперниками, но за его пределами мы оставались друзьями. Сохранять такие отношения была большая честь» [103].

Смерть Александра Белова

После победы 1975 года «Спартак» не смог повторить подобный успех. Сезон-1975/76 был преддверием Олимпиады в Монреале, поэтому чемпионат СССР был сокращен до двадцати двух матчей, и шансов на участие в еврокубках у игроков ленинградской команды не было. Два поражения в домашних матчах против московского «Динамо» и ЦСКА, а также поражение в матче против киевского «Строителя» в первых турах лишили команду шансов на повторное завоевание титула. ЦСКА за весь сезон проиграл только одну игру и вернул себе титул чемпиона, а «Спартак» сумел удержаться на втором месте, несмотря на то, что такие клубы, как московское «Динамо» и киевский «Строитель», не отставали практически ни на шаг.

Макеев: «Возможности были разные. Под предлогом службы в армии Гомельский собирал в свою команду лучших из лучших. Скамейка у ЦСКА позволяла варьировать тактические схемы и усиливать игру, а у «Спартака», в лучшем случае, передохнуть ведущим игрокам» [122].

В качестве примера можно привести Анатолия Мышкина, игрока, который вскоре должен был стать одним из лучших в Европе и который решил перейти в ЦСКА: «Когда я хотел перейти в ленинградский ”Спартак“, Кондрашин сказал мне, чтобы я пожил у Александра Белова. Мы стали близкими друзьями, провели вместе месяц, но в итоге я перешел в ЦСКА» [103].

Сезон-1976/77 «Спартак» вновь начал неудачно: два поражения от таллинского «Калева» и московского ЦСКА. И хотя в следующих восьми матчах спартаковцы оправились от поражения, новая серия поражений в конце года подтвердила, что «Спартак» больше не является явным лидером. На место нового лидера претендовали к тбилисское «Динамо» с Коркией и начинающим Дерюгиным в составе, «Строитель», в состав которого входил безупречный дуэт Ткаченко – Белостенного, а также московское «Динамо» с Болошевым, Харченковым и Жигилией.

К счастью, в том сезоне изменилась система проведения соревнований, которая теперь предусматривала выход в финальный групповой этап шести лучших команд из первого этапа, поэтому у «Спартака» еще был шанс. Однако в январе 1977 года перед отъездом «Спартака» в Милан произошло непредвиденное событие.

Юрий Павлов (игрок ленинградского «Спартака»): «В 77-м это была наша первая поездка за границу – в Италии предстоял матч еврокубков – вот и набрали много икры. Видимо, в тот раз кто-то ”настучал“, и 23 января на таможне груз уже ”ждали“» [165].

Овчинникова: «Насколько знаю, в ту поездку несколько спартаковцев, скинувшись, взяли водку, икру и иконы. Когда эту сумку обнаружили на таможне, все свалили на Белова. Думали, ему простят: он звезда, великий, без него и сборная – не сборная. Не простили… Мне совершенно ясно: всю эту историю с таможней и дисквалификацией подстроили, чтобы переманить Сашку в ЦСКА. Ему тогда обещали и дисквалификацию снять, и звания вернуть, и в комсомоле восстановить, и квартиру в Москве, и машину. Но он даже не думал, чтобы уехать из Ленинграда» [165].

Кондрашин: «Мне кажется, что таможенники не случайно, не вдруг нашли сумку с иконами – они за ним наблюдали» [165].

Гомельский: «При чем здесь я?! Ленинградская команда ехала на матчи Кубка кубков в Италию через Москву, а в том, что таможенники нашли контрабанду – виноват Гомельский?! Тогда говорите, что и дисквалифицировали Белова с моей подачи! Да ведь это все равно, что сказать, будто я сбросил атомную бомбу на Хиросиму! Или что у меня есть личный самолет, на котором я летаю в Израиль. Почему-то в Ленинграде забыли, что я сам пять раз был невыездным» [165].

Рожин (игрок «Спартака» и ЦСКА): «Дисквалифицировали Белова совершенно справедливо. После первого случая на таможне в 1973 году Саша обещал мне и друзьям, Владимиру Петровичу ничего подобного больше не делать, но слова не сдержал… Ему было очень тяжело. Он обиделся на некоторых своих партнеров по ”Спартаку“, на город, на критические выступления в прессе… Чего уж там скрывать, Белов находился на перепутье. В тот период он пытался разобраться: ”Что же случилось?” Анализировал. Боролся с самим собой. Тренировался, конечно, не так активно, как раньше но, во всяком случае, периодически заходил ко мне в СКА – я тогда выступал за армейскую команду – и долго возился с мячом» [165].

Юрий Павлов: «У наших властей было маниакальное желание сделать показательный процесс. Одним словом, Сашу отлучили от баскетбола, а зрителей лишили возможности видеть его в игре. Он оказался вырванным из той среды, в которой жил. Его сняли с обеих стипендий: и с профсоюзной, и с той, что он получал за выступления в сборной СССР. В общем, ко всем житейским неурядицам добавились и финансовые» [165].

Без Саши Белова «Спартак» потерпел разгромное поражение в Милане, которое не позволило команде Кондрашина победить в розыгрыше Кубка кубков, поскольку квалификация определялась по среднему баллу.

Версия о том, что все это было заговором, организованным Гомельским, поражает воображение. Вполне вероятно, что Папа пытался привести Александра Белова в ЦСКА не только потому, что ему нужно было укрепить позицию центрового, но и для того, чтобы решить его проблемы и тем самым помочь ему вернуться в сборную. Однако, зная, что Саша Белов был рецидивистом, а Гомельский только что вернулся в сборную, стал бы он рисковать потерей столь важного для сборной игрока ради его перехода в ЦСКА?

Жармухамедов рассказывал, что, отказавшись от предложения Гомельского, он упустил также и возможность попасть в сборную, но в то время он был относительно малозначимым игроком. Кажется преувеличением, что Папа мог организовать все это, учитывая, что все это же он испытал на собственном опыте. Однако не исключено, что Гомельский использовал ситуацию в свою пользу. Хотя его сын Саша отрицает это: «Саша Белов уже отверг возможность трансфера, это было ясно. Отец знал, что Белов один из самых важных игроков в сборной, поэтому хотел, чтобы ему было комфортно. Больше разговоров о его переходе в ЦСКА не было. И его решение уважали» [34].

В любом случае Белов был дисквалифицирован, а как рецидивист получил гораздо более суровое наказание: ему, как и было принято, запретили выезд из страны, но кроме того он был отстранен и от игр внутри страны. Несмотря на то, что «Спартак» вышел в финальную часть группового этапа чемпионата страны, без своего звездного игрока он смог выиграть только одиннадцать из двадцати трех матчей и занял пятое место. Впервые с 1968 года «Спартак» не смог подняться на пьедестал почета во внутреннем первенстве.

Овчинникова: «Саша тяжело переживал отлучение от баскетбола, ведь он без него просто не мог жить. А тут не только от официальных игр отстранили, но даже на тренировки не пускали. И самое страшное, что Саша переживал молча, все держал в себе» [165].

Медицинское заключение доктора Геннадия Хубулавы, который занимался лечением Белова в 1970-е годы, гласило: «Хорошо известно, что стрессовые ситуации снижают иммунитет так же, как плохое питание или чрезмерные нагрузки на организм. Возможно, стресс, который он испытал, и послужил толчком к развитию заболевания» [165].

Макеев: «Случай на таможне повлек за собой санкции, вследствие которых Сашу отлучили на год от баскетбола, что, конечно, повлияло на развитие болезни. Но, может быть, это и не основная причина, может быть, болезнь развилась чуть позже? Но ведь есть же версия, что активная работа Сашиного сердца при высоких нагрузках сдерживала развитие болезни…» [165].

Юрий Павлов: «Дисквалификация на Белова очень повлияла. Он втянулся в новый для него ритм жизни. К нему приходили друзья, товарищи. И если подобное времяпрепровождение в веселой компании вполне нормально в обычной жизни, то со спортом не очень согласовывалось. Продолжалось это и после снятия дисквалификации. Он просто не мог ”отодвинуть“ друзей в сторону. Неизвестно, повлияло ли это на болезнь. Разговоры разные ходили. Кто-то считал, что поздно поставили диагноз. Что если бы распознали болезнь на полгода раньше, можно было бы сделать операцию. Но мы жили при особой системе: если человек нужен, его просто использовали, а о здоровье не вспоминали» [165].

Вячеслав Бородин (игрок «Спартака»): «В те годы медицинское обслуживание было не на высоком уровне, обследования мы в лучшем случае проходили раз в год, а нагрузки и восстановительный период никак не связывались. Белова эксплуатировали на износ» [165].

Кондрашин: «У Сашки – тяжелая наследственность. В четыре года от рака крови умерла его родная сестра; правда, самого Белова тогда еще на свете не было. От рака легких в 1968 году скончался отец Белова, но он курил напропалую. А лет в сорок от рака крови умер Гена – родной брат Сашки по матери <…>, медицинского обслуживания в те годы в спорте, считай не было. Месяцами пропадали на сборах, а электрокардиограмму делали раз в год. Эх, если бы знать, что с Сашкиным сердцем такое приключится, я бы его каждые два-три дня заставлял на такое обследование ложиться. А так, у него никаких отклонений не было: я не замечал, да и он не жаловался» [165].

Из медицинского заключения Геннадия Хубулавы: «Полагаясь на рассказы современников Александра Белова, можно предположить, что предрасположенность к саркоме у него была заложена генетически: чем больше родственников страдали от злокачественных опухолей, тем выше шанс получить раковое заболевание у их потомка. Но точный ответ может дать только сложный генетический анализ.

Конечно, в конце 70-х в СССР еще не было необходимых диагностических приборов, которые сегодня имеются в распоряжении врачей для определения злокачественных опухолей. Диагностика рака стала эффективнее, но справляться с ним мы по-прежнему не умеем. Так что случись эта история сегодня, исход болезни Белова был бы, скорее всего, тем же.

Определить опухоль на начальной стадии, образно говоря, по двум-трем зараженным клеткам невозможно, а на более поздних стадиях раковые заболевания (и в большей степени – саркома сердца) практически неизлечимы. К тому же больные (а на моей памяти с саркомой сердца к нам обращались всего два человека) приходят слишком поздно» [165].

Сезон-1977/78 начался с возвращения на площадку Александра Белова после снятия с него дисквалификации. Потеря Арзамаскова, ушедшего в ЦСКА, была компенсирована Сергеем Таракановым, который постоянно совершенствовался, и, конечно же, возвращением звездного игрока. Несмотря на недостаточный уровень подготовки для борьбы за чемпионский титул, «Спартак» вновь сумел занять второе место. Однако на исходе сезона состояние здоровья Белова стало ухудшаться.

Медицинское заключение Геннадия Хубулавы: ««В мае 1978 года начал жаловаться на сильные загрудинные боли, однако продолжал заниматься спортом. Самочувствие ухудшалось». <…> Симптомы раковых заболеваний, в частности, саркомы, не носят глобального характера: немотивированная потеря веса, повышенная температура, утомляемость. Распознать болезнь, особенно на ранних стадиях, чрезвычайно сложно. Тем более в случае неординарном – спортсмена или творческой личности. Люди спорта подвергаются большим нагрузкам, и потому потеря веса, утомляемость, высокая температура – их постоянные спутники. Неудивительно, что Белов и врачи команды долгое время не замечали роковых изменений в организме» [165].

Овчинникова: «На сердце Саша стал жаловаться в мае… Да, в начале мая. Раньше он никогда не говорил, что где-то болит» [165].

Рожин: «В июне Сашка почувствовал себя плохо – его постоянно тошнило. Как раз в это время я ”ставил опыты“ на спартаковцах. Это было необходимо для моей научной работы в институте имени Герцена, и по старой дружбе ребята из ”Спартака“ согласились мне помочь. Саша выполнял тесты очень плохо: если молодые ребята затрачивали на весь комплекс упражнений около тридцати минут, то Белову на это требовалось больше часа. До этого из-за дисквалификации Саша пропустил почти весь сезон, мало тренировался и поэтому находился не в лучшей спортивной форме. Я сделал скидку на эти обстоятельства, но все равно на правах старого старшего друга сильно его выругал за то, что он так разбазаривает свой талант» [165].

Гомельский: «Никаких личных посылов в том, что я весной 1978 года вызывал Александра Белова в национальную команду, не было. Саша сам очень хотел играть в сборной, и все ребята мечтали видеть его рядом. На сборы я Сашу вызывал только с его личного согласия и с согласия Кондрашина. Да, тогда Белов уже неважно себя чувствовал, но в Талси, как незадолго до этого в Сухуми, он занимался по индивидуальной программе, даже не бегал вместе с командой. За ним внимательнейшим образом наблюдал врач сборной Виталий Корчевский.

В смерти Саши Белова я не виновен. Моя совесть чиста. Мне неприятно о таких подозрениях даже слышать» [165].

Жармухамедов: «1978 год, готовимся к чемпионату мира. Появляется Белов. За три месяца до этого прекрасно выглядел. А тут – старик стариком! Мы еле узнали его!

Тренироваться хотел. Доктор не пустил: ”Саша, скорее в Ленинград – и на обследование“. Белов уехал. А мы отправились в Манилу. Заглянули на товарищескую игру итальянцев, они и сказали, что Саша умер» [102].

Гомельский: «Дело в том, что никто не знал, от чего лечить Белова, ведь точный диагноз смогли поставить только после вскрытия. Сначала думали, все беды – от сальмонеллы, которую он подхватил. Когда Саша в Талси почувствовал себя плохо, я хотел отправить его в Москву, в военный госпиталь. Но ленинградцы решили лечить его дома» [165].

Юрий Павлов: «О том, насколько серьезна болезнь, мы узнали только когда Саша умер. <…> Летом 1978 года Саша поехал в сборную. И тут мы узнаем, что его привезли в Ленинград: что-то неважно стал себя чувствовать. Сашу сразу же положили в Боткинские бараки с подозрением на сальмонеллы <…> Пока он лежал там, мы его навещали, да и Саня несколько раз сбегал из больницы. В те дни врачи даже позволяли ему выпивать немного пива. В общем, ничто не предвещало ни тяжелой болезни, ни тем более смерти. Что дело серьезно, догадались, когда приняли решении об операции. И мы почти всей командой приехали в клинику сдавать кровь. Прождали часа два, но операцию отменили: оказалось, что болезнь сильно запущена» [165].

Сергей Струнин: «Для консультаций и лечения приглашали медицинских светил. По-моему, и из Кремлевской больницы приезжали, но это уже Кондрашин подключил свои знакомства, связи. А когда поняли, что дело серьезное, на консилиум даже из-за границы, из Франции, кто-то прилетал. И только тогда установили, что у Белова сердце больное, а не почки или легкие» [165].

Овчинникова: «В больнице Сашу я навещала очень редко: весь весенне-летний сезон провела в сборной. Уезжать совсем не хотела, но Мария Дмитриевна настояла: ”Саша, ты езжай… Если что серьезное – мы позвоним“» [165].

Кондрашин: «Сначала мы не думали, что с Санькой что-то серьезное. Господи, 26 лет всего-то! Ну поболел – подумаешь. Съел чего-нибудь, тем более что Саша шашлыки очень любил. Иногда жаловался: ”Какие они сегодня не прожаренные…“» [165].

Рожин: «Недели за три до смерти Саша передал мне запечатанный конверт с письмом. Извинился: ”Я так решил. Когда умру, сделай все, как там написано“. Я отругал его за такие мысли, да он и сам стыдился и стеснялся этой своей слабости. И поэтому сказал: ”Если поправлюсь – письмо отдашь“. Это не было завещание как таковое. Короткое, сухое мужское письмо. Десять строчек. Саша просил похоронить его рядом с батькой, золотую олимпийскую медаль отдать Кондрашину. О чисто бытовых, материальных моментах я бы сейчас вспоминать не хотел. Единственное, Саша просил все, что у него есть, – продать, а деньги отдать маме» [165].

Кондрашин: «Врачи определили, что Санька умрет 9 или 10 октября, а он – и до срока не дотянул… А я о том, что мне врачи сказали, никому не сообщил. Даже Марии Дмитриевне. Сам Сашка со мной еще за десять дней до смерти простился. Я приехал в больницу после тренировки. Свесил ноги с кровати и грустно так говорит: ”Сядьте ко мне, Владимир Петрович“, – положил голову на плечо – и как бы извиняется: ”Совсем измучил я вас…“ Я ему бодро отвечаю: ”Сань, да ты че?..“ А он уже так прощался со мной» [165].

Александр Белов умер 3 октября 1978 года в возрасте двадцати шести лет.

Овчинникова: «В Ленинград с предсезонного сбора ”Спартака“ в Цахкадзоре я вернулась днем 4 октября, естественно, ничего не зная. В аэропорту меня на своей машине встретил старый Сашин друг Станислав Геннадьевич Антонов. Привез домой. И только потом сказал, что Саша… умер… 40 лет прошло, а вспоминать и сейчас тяжело…» [165].

Чесноков: «Я работал в ”Ленинградской правде“, пытался заставить напечатать некролог в газете, но не получилось. Телеграммы приходили отовсюду, но в Ленинграде никто не мог сказать это открыто. Даже Самаранч послал одну. В ленинградской прессе ничего не было, но я знаю, что директора ленинградских заводов почтили минутой молчания его память, но в газетах было запрещено что-либо говорить. ”Советский спорт“ опубликовал статью о том, что Саша скоропостижно скончался, поэтому многие думали, что это автомобильная авария или что-то в этом роде. Так было тогда» [120].

Гомельский: «Во время чемпионата мира ко мне подошел кто-то из журналистов и сказал: ”В Ленинграде умер Александр Белов“. Я не поверил и поэтому даже не сказал игрокам. Однако позже в советском посольстве эту информацию подтвердили… Я был в шоке. Для всей баскетбольной общественности это стало настоящей трагедией, ведь Сашка был всеобщим любимцем. Я его уважал не только как великого игрока, но и как Человека с большой буквы. Когда Белову исполнилось 16 лет, я уже взял его в сборную СССР на товарищеские матчи в США. Мы прекрасно ладили, хотя кое-кто и пытался – и пытается – все представить по-другому. Когда я приезжал в Ленинград, Саша катал меня по городу на своей машине. Он был яркой кометой в мировом баскетболе. А Владимиру Кондрашину за такого ученика нужно поставить памятник» [165].

Чесноков: «Гомельский считал болезнь Саши обманом, считал, что Кондрашин это скрывал. Команда уже была на Филиппинах, когда Саша умер. Гомельский не сказал игрокам. Но потом они встретили Дино Менегина, который плакал сильно. Игроки подошли к нему и спросили: ”В чем дело, почему ты так плачешь?“ – и он ответил: ”Как? Разве вы не знаете? Саша Белов мертв!“ Это был полный шок для игроков» [120].

Мышкин: «Конечно, я помню, когда я в последний раз видел Александра Белова. Мы тренировались в Эстонии, я увидел его перед самым отъездом на чемпионат мира на Филиппины в 1978 году. Мы вместе ехали на машине, я с ним гулял по Ленинграду, это было перед самым отъездом домой в Екатеринбург. Я видел его за несколько дней до его смерти…» [103].

Жигилий: «Мы приехали на Филиппины и узнали от итальянцев или испанцев, что он умер. Для нас это был шок. Для команды принять это было тяжело, Саша любил жизнь, он так ею наслаждался, любил гулять. Он очень много работал, и все вокруг его любили, уважали. Он был очень хорошим человеком, а ушел всего в двадцать шесть лет» [136].

Мышкин: «Мы должны были играть и выигрывать. Но, конечно, скрепя сердце, нельзя было не думать о том, что мы даже не смогли пойти на похороны» [156].

Едешко: «О смерти Белова мы узнали уже на Филиппинах от… итальянцев, хотя сборной, считаю, сообщить об этом должны были в первую очередь <…> Я сам видел, как ревел Сашкин приятель, прекрасный игрок, капитан итальянской команды Дино Менегин. Сказать, что все были в шоке, – значит не сказать ничего. На следующие матчи мы выходили с траурными повязками в память о великом баскетболисте Александре Белове, все игры начинались минутой молчания… И свои серебряные медли мы посвятили ему… Хотя с Сашкой ”серебром“ мы бы не ограничились <…> Гражданская панихида прошла в скромном спартаковском зале на Вязовой. Собралось много народа. Телеграммы со словами соболезнования пришли со всех концов страны и из-за рубежа. Хоронили олимпийского чемпиона на Северном кладбище. В могилу, на крышку гроба, ребята положили баскетбольный мяч» [165].

Смерть Белова стала ударом для сборной страны и особенно для ленинградского «Спартака». Белов был игроком, опередившим свое время, время, когда предпочтение отдавалось высоким, тяжелым силовым форвардам типа Ткаченко или Белостенного. Только с появлением Волкова и Сабониса в СССР можно было сказать, что появился игрок его стиля и уровня.

Владимир Петрович Кондрашин оставался на своем посту до 1995 года, когда после 28 лет руководства командой он окончательно ушел на пенсию и умер в 1999 году в возрасте 70 лет[81]. Он всегда хранил золотую медаль, завоеванную, по сути, его сыном.

Чтобы оценить значение Александра Белова, достаточно вспомнить, что летом 1975 года он стал первым советским игроком, выбранным на драфте NBA. Команда «Нью-Орлеан Джаз» выбрала его в десятом раунде и упорно пыталась подписать с ним контракт, о чем мастерски рассказывают Гонсало Васкес и Максимо Хосе Тобиас в своей книге Invasión o victoria [166].

Чесноков: «Саша был не один из первых, а первым неамериканцем, которого звали в НБА. Руководство «Бостон Селтикс»[82] прислало официальное предложение в Ленинград, в ”Спартак“. Более того, через сенаторов обращались к советскому руководству за разрешением для Саши играть в США. И получили, понятно, отказ». На вопрос, уехал бы он, если бы была возможность: «Он знал, что бесполезно думать об этом, потому что он знал, что его не отпустят. Конечно, он мечтал об этом. Всякий раз, когда он отправлялся в Америку, он смотрел матчи очень внимательно, он пытался уловить технические аспекты, которые он затем пробовал сам. Конечно, он хотел бы, в теории, перейти туда, в эту великую баскетбольную школу, которой является Америка. Но, в конце концов, он не смог оставить Кондрашина, Ленинград… Это был его дом.» [120].

Чемпионат мира 1978 года в Филиппинах

После оглушительного поражения на Евробаскете в Льеже Гомельский был вынужден полностью пересмотреть стратегию игры. В команду вернулись Едешко, Жармухамедов и Болошев, возраст которых был за тридцать. Также дебютировали два игрока, которые в ближайшем будущем станут важными фигурами в сборной: литовский защитник Сергеюс (Сергей) Йовайша (24 года, 1,94 м) и российский форвард Андрей Лопатов (21 год, 2,05 м) из ЦСКА.

Йовайша: «Впервые я попал в сборную в 1977 году, но неофициально. Официальный дебют состоялся в 1978 году на чемпионате мира» [61].

Андрей Лопатов: «В студенческой Спартакиаде 1974 года я играл неплохо и получил приглашение от ЦСКА. Перед чемпионатом мира в Маниле меня пригласили в сборную, но только для помощи в тренировках, я не претендовал на отбор. В итоге я попал в финальный состав из 12 игроков. Мало того, я даже попал в стартовую пятерку» [167].

Едешко: «Перед Олимпиадой в Монреале австрийская газета Volksstimme[83] опубликовала статью, в которой просила министра обороны разрешить мне играть за один из венских клубов. В то время это было невозможно, я выступал за сборную, а за границей никому не разрешалось играть <…> Но после Олимпиады меня уволили из сборной и ЦСКА, так что возможность перестала быть такой далекой, и мне дали добро. Все волновались, потому что если меня отпустят, то это будет явный прецедент. Представьте себе: игрок армейского клуба едет за границу играть по контракту. <…> Пока шла вся эта бумажная волокита, мне нужно было поддерживать форму, и я играл за киевский СКА. Мы сыграли пару матчей со сборной СССР, и я набрал 24 очка в первом и 14 во втором. <…> Гомельский тогда понял, что слишком рано списал меня со счетов, и сказал мне: ”В Австрию ты не поедешь, ты еще нужен советскому спорту“. Так в 78-м году я вернулся в ЦСКА и сборную» [110, с. 42–43].

Саша Гомельский: «Кондрашин брал в сборную некоторых игроков, например Макеева или Арзамаскова… Отец не любил этих игроков, но я считаю, что отказываться от них было ошибкой. Арзамасков был очень хорош, но он был из ленинградского ”Спартака“, и отец не верил, что он сможет играть в сборной на высоком уровне. Жизнь любого тренера, даже самого лучшего, полна ошибок» [34].

В состав команды вновь вошли чемпионы Мюнхена-72, главным из которых был Сергей Белов. Представителями нового поколения были Ерёмин, Мышкин, Ткаченко и Белостенный. Формат Кубка мира вновь изменился, и на этот раз шесть лучших команд предварительного раунда объединились с СССР (действующими чемпионами) и Филиппинами (хозяевами) в группу из восьми команд.

Однако, в отличие от предыдущих лет, когда команда, прошедшая турнир первой, автоматически получала золото, теперь две лучшие команды должны были сыграть финальный матч, в котором и будет разыграно золото.

Кроме того, на этот раз США представили несерьезную команду, как это обычно бывает на Кубках мира. Сроки проведения турнира (с 1 по 14 октября) не позволяли участвовать в нем студентам, поэтому, в подтверждение того, что США не придают большого значения Кубку мира FIBA, они отправили команду, состоящую в основном из членов организации «Спортсмены в действии» (AIА), которые занимались распространением христианства через спорт.

Главным соперником СССР была Югославия, а потенциально опасными противниками – Италия и Бразилия. В составе сборной Рио-де-Жанейро был двадцатилетний Оскар Шмидт, который, несмотря на свою молодость, уже во время турнира набирал в среднем около 20 очков за игру.

Как уже говорилось, команда Гомельского напрямую классифицировались благодаря своему титулу чемпионов. Первые матчи носили относительный характер: они разгромили Австралию (+45), хозяев турнира (Филиппины) (+47) и Канаду (+22). На четвертый день предстоял страшный поединок с заклятым врагом – Югославией.

В составе чемпионов Европы – Югославии – мало что изменилось, но на месте тренера (вместо Мирко Новосёла) появился легендарный Александр (Аца) Николич. И вновь они провели матч в высоком темпе и с большим количеством забитых мячей. После первой двадцатиминутки СССР уступал в счете совсем немного, благодаря хорошей работе Едешко и доминированию Ткаченко (47:49), но после перерыва югославы вышли на новый уровень. Пара из белградского «Партизана» (Кичанович и Далипагич) забивала без устали, набрав в сумме 71 очко и добившись для своей команды счета более чем 100 очков. Югославы вновь продемонстрировали свое превосходство и одержали уверенную победу со счетом 105:92. После этого поражения советской команде нужны были только победы, чтобы обеспечить себе второе место и шанс на реванш в финале, но в раздевалке после матча произошел конфликт. Уже говорилось, что отношения между Сергеем Беловым и Гомельским никогда не были простыми, но после балканского поражения между ними возник серьезный спор. Если в первых трех матчах Кубка мира защитник набирал в среднем почти 20 очков, то в игре с Югославией он набрал всего два очка и сыграл очень мало минут.

Сергей Белов: ”В конце 70-х у меня вновь, уже всерьез, стало вызревать решение об окончании карьеры игрока. Правда, на этот раз к таким размышлениям меня подталкивали не травмы и не семейные неурядицы[84] – и со здоровьем, и в семейной жизни все было близко к идеальному состоянию. Проблема была в отношении ко мне главного тренера. В это время в ЦСКА и сборную влилась плеяда молодых талантливых игроков, на которых Гомельский явно намеревался в дальнейшем делать ставку <…> Жармухамедова и Едешко главный тренер вернул в состав, вероятно, для подстраховки. Участвовать во втором по значимости турнире четырехлетия полностью экспериментальным составом ему бы не позволили <…> Я наблюдал в основном с банки. Игрового времени на турнире Гомельский мне практически не давал» [98, с. 317–318].

Жигилий: «После Манилы между ними возник конфликт, хотя Белов был отличным игроком. Вы понимаете, когда тренер видит, что игрок подходит к концу своей карьеры, то думает, что он может занять его место, и я думаю, что это было триггером, Белов был очень уважаемым игроком. Хотя характер у него был непростой, это было удивительно» [136].

Ерёмин: «Белов всегда был основным игроком, но в начале турнира он не мог найти свою игру, потерял уверенность. Я не согласен, что Гомельский хотел от него избавиться. Ни один тренер не сделал бы этого. Гомельский мог даже терпеть жалобы и комментарии с плохими намерениями. Затем, позже, он вспоминал и мог отомстить, но если игрок был необходим, он всегда делал то, что нужно для результата, даже пропуская обиды» [59].

Даже если не брать в расчет матч с Югославией, тенденция в показателях Белова очевидна: набрав 55 очков в первых трех матчах, он набирает всего 12 в оставшихся четырех играх финала. В любом случае, несмотря на такую напряженную ситуацию внутри команды, СССР выиграл следующие три матча у Италии (+7), слабой сборной США (+21) и Бразилии (+9). Американцы заняли всего лишь пятое место в тех соревнованиях. Победы были достигнуты благодаря лидерству Ерёмина, универсальности Мышкина и доминированию Ткаченко на площадке, который стал лучшим бомбардиром команды, набирая в среднем почти 15 очков.

Они вышли в финал, где их, конечно же, ждала непобедимая Югославия. Советские игроки, видимо, поняли, что обыграть Югославию в таком высоком темпе игры, как прошел предыдущий, невозможно, и решили сбавить обороты, что привело к тому, что в более пассивной игре у обеих команд не получалось набрать очки. Однако талантливые Далипагич и Делибашич вывели Югославию в лидеры (31:20), но Ерёмин, Лопатов и Ткаченко не сдавались и сравняли счет перед перерывом (41:41).

СССР, несмотря на то, что Белов всю первую половину игры находился на скамейке запасных, сумел сдержать Югославию за счет хорошей защиты и коллективного набора очков. После возвращения из раздевалки советские игроки впервые вышли вперед благодаря доминированию Ткаченко на площадке, но балканцы воспользовались его четвертым фолом и последовавшим временем на скамейке запасных. В этот момент, на 30-й минуте игры, Гомельский наконец-то выпустил на площадку Сергея Белова.

Сергей Белов: «Во второй половине ”юги“ стали постепенно уходить от нас. Гомельский выпустил меня на площадку только в последней четверти матча. Вероятно, с учетом предыстории, это следовало расценивать как жест отчаяния» [98, с. 318].

Сибирский защитник немного выбивался из ритма, но набрал четыре очка в этом отрезке игры. Менее чем за минуту до конца встречи Кичанович забил, это, казалось бы, должно было решить исход матча, но Мышкин ответил с другой стороны. В последнем владении мячом Делибашич промахнулся при совершении паса, который, возможно, был для Кичановича, и игра перешла в овертайм.

Саша Гомельский: «Я думаю, что судьи приняли несколько сомнительных решений, которые были не в пользу СССР, назначили фол на Ткаченко, который стал для него пятым, и загубили игру» [34].

Дополнительное время началось со столь же необычной, сколь и спорной игры: Ткаченко получил персональный фол при стартовом вбрасывании, и поскольку он уже был пятым, это означало его удаление. Отсутствие центрового значительно ощущалось, и югославы постоянно владели преимуществом в овертайме, ведя в счете пять очков за 40 секунд до конца. Сергей Белов, набравший все восемь очков для СССР в овертайме, двумя быстрыми бросками сократил отставание до одного очка, но на большее времени уже не хватило.

Югославия выиграла свой второй Кубок мира, и «балканское проклятие» продолжилось и на этом турнире. Далипагич был признан лучшим игроком турнира, а молодой Ткаченко доказал, что не случайно попал в элиту, отлично дополняя квинтет.

Евробаскет-1979: свет в конце тоннеля или луч надежды?

В июне в Италии прошел Евробаскет 1979 года, в котором приняли участие двенадцать команд. К тому времени СССР уже восемь лет не выигрывал этот турнир. Югославы вновь были лидерами, но на этот раз пост тренера занял новый человек: молодой Петар Сканси (36 лет), тренер «Югопластики» с 1973 по 1978 год, так как Николич решил уйти в отставку после победы на чемпионате мира в Маниле. В свою очередь, СССР представил команду с небольшими изменениями. Если Гомельский и хотел избавиться от Белова, то не показал этого, поэтому Белов был в составе вместе с ветеранами Едешко и Жармухамедовым. В то же время продолжали проявлять себя и новые игроки: дебютировали Сергей Тараканов (21 год) и Вальдемарас Хомичус (20 лет). Первый уже некоторое время выступал за ленинградский «Спартак» Кондрашина и вот-вот должен был перейти в ЦСКА, а вот включение в состав второго было неожиданным, несмотря на то, что в 1978 году он выиграл юниорский чемпионат Европы. Отсутствие его партнера по «Жальгирису» Йовайши из-за травмы открыло ему дорогу в сборную. И снова Папа продемонстрировал свой дар на поиск талантов.

Йовайша: «Я получил довольно серьезную травму и практически не играл весь сезон. Я поехал на турнир, но не мог играть на площадке, я был словно тринадцатый игрок» [61].

Хомичус: «Сборная готовилась к одному из турне по Америке, и Гомельский решил взять несколько перспективных игроков <…> Я вернулся в Каунас, и сезон в ”Жальгирисе“ был не самым удачным, мы заняли предпоследное место, и тренер не видел меня в числе игроков стартового состава. <…> Мог ли я попасть в сборную, несмотря на то, что оставался игроком второй команды ”Жальгириса“, далекой от элиты советского баскетбола? За две с половиной недели до начала Евробаскета я получил приглашение. И я тогда не мог в это поверить» [168, с. 46–51].

Тараканов: «Отношения были нормальными, дедовщины не было. Группы по возрастам были, конечно. Белов – всегда один, сам по себе. Жар, Едешко – ветераны и тоже немного в стороне. Ерёмин, Мышкин – всегда вместе. Я, Хомичус, Лопатов – другая группа: которая больше слушала…» [58].

И вновь главным достоинством команды стали ее центровые Ткаченко и Белостенный, которые вместе с Мышкиным на позиции легкого форварда составляли действительно внушительную силу.

Между тем конфликт между Сергеем Беловым и Гомельским принял иной оборот после вмешательства министра спорта. По словам самого Белова: «Я не верил Гомельскому, что он сохранит меня в команде до московской Олимпиады, не верил, что он будет давать мне игровое время. Вся эта возня начинала мне надоедать. Я стал приходить к осознанному решению: пора уходить. <…> По возвращении из Манилы вместо того, чтобы объявить о своем уходе, я совершил невероятный поступок. Я понимал, что бороться с Гомельским или рассчитывать на перемену его отношения ко мне бесполезно, и для прояснения ситуации записался на прием к председателю Спорткомитета С. П. Павлову. Сделать это, т. е. фактически продолжить бороться за место под баскетбольным солнцем, меня стимулировали два обстоятельства. Во-первых, концовка финального матча чемпионата мира убедила меня в том, что по игровым кондициям я не только не отстаю от более молодых игроков, на которых теперь делалась ставка главным тренером, но и превосхожу их. Во-вторых, мне очень хотелось выступить на домашней Олимпиаде. <…> Победа на домашней Олимпиаде, расправа над двумя извечными соперниками – США и Югославией, демонстрация самой яркой игры на пике собственных возможностей – вот что казалось мне достойным аккордом в сыгранной мной в большом баскетболе симфонии. После такого аккорда не стыдно будет и уйти, дав дорогу молодым. <…> Вероятно, плодом его размышлений стала беседа с Александром Яковлевичем, от которого вскоре последовало предложение стать его помощником в сборной в качестве играющего тренера. Затем ситуация постепенно стабилизировалась в докризисном состоянии. Я снова стал получать игровое время, остался лидером как в сборной СССР, так и в ЦСКА, в составе которого я в 1979-м в десятый раз стал чемпионом Союза. Ситуация и впрямь была беспрецедентная» [98, с. 320–321, 324–325].

Решающим ли было вмешательство министра? Точно сказать трудно, но факт остается фактом: легендарный игрок вновь сыграл ключевую роль на Евробаскете в Италии и, как всегда, не разочаровал.

Формат Евробаскета вновь изменился. На этот раз двенадцать команд были разбиты на три группы по четыре команды, две лучшие из которых выходили в следующий тур. СССР попал в группу вместе с Испанией, Болгарией и Нидерландами. Первые два матча с Болгарией и Голландией прошли как и ожидалось, а вот третий матч с Испанией стал большой неожиданностью. Несмотря на то, что обе команды прошли квалификацию, результат был важен, так как имел значение для выхода в следующий этап. СССР попытался использовать свое превосходство в зоне, применив два чистых центральных нападения, но высокий темп игры, заданный испанцами, осложнил им задачу.

С гораздо более легкими центровыми (Сантильяна и Хуан Доминго де ла Круз, а также дебютанты Сан Эпифанио и Льоренте), они ушли на перерыв с небольшим отрывом (43:46). Казалось, что СССР способен отыграться, это лишь вопрос времени, но соперники удержали короткий отрыв в 4:5 очков благодаря мастерству Льоренте и Де ла Круза (25 очков), которые превзошли Ткаченко (20). Испанцы не только удержали, но и на последних минутах увеличили отрыв до более чем десяти очков, так что окончательный счет был 90:101.

Де ла Круз: «Я очень хорошо помню этот матч, потому что он был очень зрелищным. Со мной в команде был Сантильяна, очень умный игрок. У нас с Санти была отличная слаженная игра, мы отлично играли в паре. Это был красивый матч» [162].

Но на этом сюрпризы не закончились. В тот же день Югославия также потерпела неожиданное поражение от Израиля, в состав которого вошел героический игрок Мики Беркович, которое должно было стать решающим. Второй этап начался с важного матча СССР – Югославия. Учитывая, что обе команды уже проиграли по одному разу, а в финал выходили команды, занявшие первое и второе места в группе, у проигравшего было очень мало шансов на квалификацию. СССР, похоже, не был в лучшей форме: последняя победа советской команды над югославской была в 1972 году.

Хомичус: «Трудно сказать, было ли место пресловутому ”югославскому синдрому“, как писали в газетах. Конечно, я сыграл в той партии всего пару минут, когда все уже было решено» [168, с. 55].

Игра началась с неточностей с обеих сторон, и преимущество югославов, полученное в начале, было быстро сведено на нет. СССР ушел на перерыв с преимуществом в семь очков (41:34), тогда выделились Белов, Едешко и Мышкин. Во второй половине игры проявил себя Сергей Тараканов, чье присутствие до этого момента было скорее показательным. Однако он вышел на первый план, набрав 18 очков, а всего за игру – 21. Он помог своей команде вырваться, забив несколько ключевых мячей, когда югославы грозили сократить отставание до психологического барьера в десять очков.

Но в итоге – чистая победа СССР (96:77): «Меня с Югославией тренер выпустил за 3 минуты до перерыва и я сразу забил с фолом. У меня никакого комплекса игр с ними не было, в отличие от моих старших товарищей. Я просто не боялся бросать, а югославы никогда не играли в защите хорошо, они как бы провоцировали: бросай, но если не попадешь – мы вас накажем. Я бросил 11 раз и попал 10. Хотел бы посмотреть эту игру, но нигде найти не могу!» [58].

СССР выиграл и следующие матчи: с небольшим перевесом у Чехословакии (+5), вполне уверенно у Израиля (+21) и вновь с некоторыми трудностями у хозяев – Италии – со счетом 90:84 в последнем групповом матче, причем большой вклад внесли Мышкин (25 очков) и Ткаченко (21). Победа над итальянцами предотвратила равенство в четверке между Израилем, Югославией, Италией и самим СССР, что не позволило бы ему выйти в финал против хозяев.

Учитывая победу Израиля над Югославией в первом туре, соперником в борьбе за золото неожиданно стал Израиль с Мики Берковичем и Моти Ароэсти. Интересно, что, учитывая плохие отношения (или их полное отсутствие?) между двумя странами, СССР даже не сообщил в прессе, кто будет их соперником. Финал не был богат на события. Превосходство советских игроков было настолько очевидным, что не оставляло сопернику никаких шансов, и они едва удержались в перерыве (47:38). Во второй половине благодаря доминированию Ткаченко (29 очков), которого хорошо поддерживали Тараканов (22) и Сергей Белов (еще 22), СССР увеличил разницу почти до 30 очков. Небольшая расслабленность на последних минутах позволила избежать скандального результата (98:76). Для сборной Израиля, несмотря на явное поражение, серебряная медаль стала огромным достижением, которое до сих пор является их лучшим результатом на международных соревнованиях. Мики Беркович был признан лучшим игроком турнира.

Даже с учетом неожиданного поражения СССР в матче против Испании исход турнира мог быть только положительным. После нескольких лет неспособности обыграть Югославию, стали возникать сомнения, что это вообще возможно. Однако СССР сделал это очень уверенно, вернув себе долгожданное континентальное первенство. 35-летний Сергей Белов завершил турнир фантастически и был по праву включен в сильнейший квинтет вместе с Ткаченко, который, в свою очередь, был самым мощным центровым на континенте в то время, а также лучшим игроком Европы.

Кроме того, очень хорошо вписался в команду молодой двухметровый форвард Сергей Тараканов, показавший отличную игру за счет своего меткого броска из-за пределов площадки и навыку передвижения без мяча. Для двух сильнейших игроков команды – Едешко и Жармухамедова – этот турнир стал последним, хотя они этого еще не знали. Они провели свои последние минуты в майках с надписью СССР и попрощались со сборной наилучшим образом, завоевав золото. Таким образом, ставки на Олимпиаду в Москве были высоки. Словно после долгих лет скитаний по пустыне советские спортсмены нашли оазис с чистой водой. Югославский синдром остался позади… или все-таки нет?

Ткаченко. Икона советского баскетбола

Гомельский: «Увидев впервые в 1973 году центрового из Киева Володю Ткаченко, я в полном смысле слова был ошарашен: огромные плечи, рельефные мышцы, скорость… азарт. По-моему, уже тогда в нем было сантиметров 217, и парень еще рос. Честно говоря, такие ребята мне еще не попадались <…> Я сразу понял, что такая удивительная мощь в сочетании с другими качествами обещает нам появление настоящей звезды» [28, с. Ткаченко].

К концу 1970-х годов центровой Владимир Петрович Ткаченко стал одним из флагманов советской команды и, без сомнения, самым узнаваемым ее образом за рубежом. Его внушительные 220 см и умение забивать с близкого расстояния от кольца без промаха были идеальным воплощением игрока ”советского катка“: может быть, не очень привлекательного внешне, но очень эффективного.

Ткаченко родился в 1957 году в Сочи (РСФСР) и уже в двенадцать лет выделялся своим необычным ростом – 188 см: «Правда, в детстве я больше отдавал предпочтение футболу, неплохо стоял в воротах. А потом меня заметил баскетбольный тренер Владимир Ельдин и определил в спортивную школу. Заметил в прямом смысле этого слова – уже в 13 лет я вымахал под 190 сантиметров. С игровым амплуа вопросов не было – только центровой. Через год я уже входил в юношескую сборную Сочи» [132].

Естественно, вскоре им заинтересовались и лучшие клубы СССР, и в пятнадцать лет он покинул родной Сочи: «Летом 1972-го на первенстве Краснодарского края среди школьников я был признан лучшим центровым и попал в поле зрения селекционеров. Вернувшись домой, почти одновременно получил приглашения из ЦСКА, ленинградского «Спартака» и киевского «Строителя». Наша семья хотя и жила на Северном Кавказе, но имела глубокие украинские корни. Поэтому и Киев нам был как-то ближе. На состоявшемся семейном совете решили, что мне надо ехать в ”Строитель“. 1973 год я встречал уже в одной из киевских ДЮСШ, где моим тренером стал Михаил Фурман. В следующем году в составе ”Строителя“ выиграл бронзу союзного первенства» [116].

Будущий спортсмен продолжал расти, и к пятнадцати годам он уже доминировал на Евробаскете U16 в Италии, набирая в среднем 24 очка за игру, в том числе 29 и в матче за золотые медали против Испании. Его превосходство было настолько, можно сказать, вызывающим, что на следующий год, несмотря на юный возраст, он был приглашен в юниорскую сборную. Она выступала на Евробаскете в Орлеане, Ткаченко получил мало минут игры в команде, занявшей всего лишь пятое место. Однако его продвижение по карьерной лестнице было стремительным, и уже в 1974 году, в возрасте шестнадцати лет, он регулярно выходил на площадку в составе первой команды. Вскоре перед ним откроются и двери старшей сборной: «Моя первая поездка за границу была в 1974 или 1975 году, в капиталистическую страну, кажется, я ездил на турнир в Америку. У меня было полностью советское воспитание, поэтому США казались совершенно другим миром. Мне говорили думать только о баскетболе, но я еще успел и сувениры купить, о столкновении идеологий я тогда особо не задумывался» [132].

С 1974 года Кондрашин брал его на некоторые турниры, но только в 1976 году, на Олимпийских играх в Монреале, он попал в число двенадцати лучших. В восемнадцать лет он стал стартовым центровым в сборной, но не смог избежать поражения в матче с Югославией. Уже в то время он заинтересовал московский ЦСКА, который остро нуждался в таком активном центровом игроке. Но Володе было очень комфортно в Киеве, и, будучи студентом университета, он смог противостоять натиску «Красной Армии». В любом случае «Строитель», имея в составе дуэт Ткаченко – Белостенный, станет одной из самых грозных команд СССР.

Учитывая обычную для Советского Союза сдержанность, контакты выдающегося баскетболиста с зарубежной прессой были очень ограничены, что, вероятно, способствовало созданию вокруг его фигуры ореола мистики. Действительно, первое известное интервью западным СМИ, в котором фигурировало имя Ткаченко, было опубликовано во французском журнале Maxibasket в феврале 1983 года. Жан Боже говорил: «Я чувствую себя совершенно растерянным перед встречей с Эверестом баскетбола, зная все неудачные попытки иностранной прессы поговорить с ним. Ходит слух, что власти блокировали любые подходы к нему, потому что не хотели показывать Западу глупое цирковое чудовище». После интервью он заключил: «В итоге он оказался далеко не глупым. Я не понимаю, почему советская власть так прячет игроков вроде Ткаченко или Семёнову, это помогло бы им избавиться от комплексов, вызванных их ростом» [169].

С годами Ткаченко приобрел заслуженную репутацию человека с золотым сердцем, который редко жаловался, несмотря на грубость соперников и неуместное внимание к себе как на площадке, так и вне ее. Колоритная внешность, которую дополняли огромные усы, также сделала его иконой эпохи, а необычайная популярность в Испании вышла далеко за рамки его статуса баскетболиста. Доказательством тому служит то, что его фамилия стала нарицательной, и любого человека нестандартного роста называли «Таченко». В знак признательности и поддержки на чемпионате мира 1986 года зрители в Мадриде и Барселоне неоднократно скандировали его имя, прося тогдашнего советского тренера выпустить его на поле.

Тараканов: «В жизни добряк. Его все время пытались разозлить – то у него люди висели на руках, выбивали мячи с фолами, от которых руки у любого отсохли бы, а он такой большой, что судьи не реагировали. Один раз только играли с ”Ховентутдом“, и то ли ему между ног попало, то ли еще что – в общем, он рыкнул. Не трогал никого, просто сказал: «У-у-у!» Мы после этого легко выиграли!» [151].

Ткаченко: «Я люблю Испанию, это одна из тех стран, где по-настоящему любят баскетбол. Я был там много раз и даже год жил в Гвадалахаре со своей семьей. Каждый ребенок старше трех лет, увидев меня, начинал кричать: «Таченко! Таченко!» Где они этому научились? Но это здорово! Я даже слышал, что есть испанская музыкальная группа, названная в мою честь![85]» [132].

Менегин: «Его рост был 220 см, а вес – 140 кг, он был огромным, но хорошо бросал с близкого расстояния, делал рикошеты. Играть против него в защите было невозможно» [118].

Де ла Круз: «В Колумбии в 1982 году я помню, как он быстро бегал. Его подвижность для человека такого веса была поразительной. Ткаченко весил 160 кг[86], я – 89! Я был очень легким, и мне приходилось выжимать максимум из своего веса. Я думаю, что это также оказывало и психологическое давление, потому что его физическое превосходство было очевидным. От него у меня кружилась голова. Я вставал за ним, я вставал перед ним… Я старался избегать любого физического контакта. Но иногда, когда я хотел, чтобы было касание и чтобы ему был назначен фол, я умышленно прижимался к нему. Я ставил свои ноги так, что его ноги оказывались внутри моих, и как только он двигался, я улетал на десять метров. Судья не всегда делал замечания, знаете ли, но иногда, иногда я падал и выходил из равновесия именно в тот момент, когда ему надо было бросать. Когда он видел, что я лежу на земле, он не успевал сделать правильный бросок» [162].

Новосёл: «Он был очень опасен под кольцом, поэтому лучшей защитой было оказывать давление на внешних игроков, чтобы они не могли сделать ему пас в хороших позициях» [160].

Как и в случае с О’Нилом и многими другими «гигантами», судьи, как правило, гораздо строже назначали фолы против них, чем в их пользу.

Де ла Круз: «Есть пара фотографий, где я вишу на плече Ткаченко, борясь за мяч. И я это сделал, но, конечно, поскольку ты видишь его больше, чем я…» [162].

Ерёмин: «Ткаченко был очень мужественным человеком. Когда однажды он подвернул ногу и она сильно распухла, он едва мог надеть кроссовки, поэтому их разрезали, вставили ногу внутрь, а затем оборачивали ее скотчем. И он никогда не жаловался, просто выходил и делал все возможное. Он боец, и что главное, очень скромный» [59].

Олимпийские игры. Москва-1980. Преступление и наказание

Тараканов: «Гомельский тяготел к игре с центровыми, играли очень медленно и плюс много тянул на себя Белов, который был уже ветеран, но очень авторитетный. Валтерс провел всю подготовку к Олимпиаде и был готов играть, но тренер взял Милосердова. Играли медленно, иногда даже с двумя центровыми (Ткаченко и Белостенный) на площадке, это была игра не наша. Гомельский, по-моему, был абсолютно уверен, что мы выиграем Олимпиаду без американцев и уже решал политически: кого взять, а кого нет. Так, в последний момент поменял Фесенко на Дерюгина (после встреч с руководством Грузии), Валтерса не взял… То есть просто распределял уже, кто ему выгоднее, а не кто был нужнее» [58].

Если Игры в Мюнхене в 1972 году представляли собой пик, достигнутый советским баскетболом до этого момента, то Игры в Москве стали полной противоположностью и большим разочарованием. Изначально ожидания были чрезвычайно благоприятными. Возможно, даже было возложено слишком много надежд. Золотая медаль, завоеванная на Евробаскете-79, с учетом чистой победы над Югославией, а также предполагаемое преимущество на домашней площадке давали более чем достаточно оснований для оптимизма. Кроме того, на такой оптимистичный подход повлиял и тот факт, что США объявили, что не будут участвовать в Олимпиаде.

Отвлечемся на минутку от баскетбола и поговорим о том, что произошло в конце 1979 года и что в итоге привело к бойкоту группой стран Игр 1980 года в Москве. После нескольких лет относительного спокойствия сближение двух великих держав, наметившееся в 1970-е годы, прекратилось. Афганистан сохранял нейтралитет в холодной войне, несмотря на то, что граничил с центральноазиатскими республиками СССР. Такое положение позволяло стране процветать благодаря экономической поддержке обеих держав, которые были заинтересованы в том, чтобы он не попал в сферу влияния соперника.

Однако государственный переворот 1978 года все изменил. Народная коммунистическая партия Афганистана взяла власть в свои руки и, опираясь на репрессивный аппарат, уничтожала любую оппозицию. Она начала проводить ряд реформ, которые не нашли отклика в наиболее традиционных районах страны, в основном сельских и племенных. К концу 1979 года ситуация вышла из-под контроля: страна оказалась на грани гражданской войны, несколько регионов открыто восстали против кабульского правительства. Тем временем в афганской компартии происходили внутренние распри, и она, в свою очередь, выходила из-под контроля Москвы. Учитывая исламскую революцию в Иране, СССР решил пресечь любую возможность распространения такой политики по всей стране.

Таким образом 24 декабря 1979 года и началось вторжение СССР на территорию Афганистана. Советская армия взяла под контроль основные дороги и совершила новый государственный переворот, установив марионеточное правительство, дружественное Москве. Началось то, что впоследствии стало называться «советским Вьетнамом». Америка не заставила себя долго ждать, и решение, принятое 20 января 1980 года, не оставляло сомнений: если советские войска не будут выведены, США предпримут ответные меры.

В ответ на отказ Советского Союза, несмотря на попытки посредничества, правительство Джимми Картера инициировало ряд санкций против СССР, включая бойкот Олимпиады в Москве. Это решение поддержали более пятидесяти стран. Это оказало сильное влияние на уровень Игр, и баскетбол был одним из видов спорта, в котором отсутствие практически многолетнего чемпиона – команды США – было особенно заметно.

Сомнений уже не оставалось, бойкот США оставил СССР в роли лидера. В своей автобиографии Сергей Белов говорит об исключительной уверенности, царившей в советской команде, и, конечно же, о тренере Александре Гомельском. Спортсмен считал, что югославов недооценили после побед на чемпионате Европы в Италии. Если проанализировать мнения других игроков, то становится ясно, что он был прав.

Саша Гомельский: «Мой отец считал, что без американцев СССР легко победит. Югославские игроки начали стареть: Чосич, Далипагич, Славнич, их карьеры подходили к завершению, и он думал, что с Ткаченко в команде они одолеют соперника. В 1979 году он был в отличной форме, его было не остановить» [34].

Мышкин: «Я думаю, что отчасти повлиял бойкот со стороны США. Это было невыгодно для нас, мы расслабились, хотя у нас была отличная команда, и мы даже не думали, что можем проиграть. Перед Олимпийскими играми, в матче против Италии мы выиграли у них 41 очко, так что мы были уверены, что все пройдет легко. Но это типичная ошибка в спорте, мы все в этом виноваты. Мы играли дома и думали, что все пройдет хорошо. Это был урок, тяжелый урок для всех нас» [103].

В составе сборной на Евробаскете 1979 года были все звезды югославского «золотого поколения», доминирующего в континентальном баскетболе в последние годы. Однако с молодым Петаром Сканси в качестве тренера, заменившим Ацу Николича, все не задалось сразу. После очередного провала на Средиземноморских играх было принято внезапное решение: Ранко Жеравица и Мирко Новосёл будут тренировать команду вместе. Два тренера, с которыми балканская команда добилась славы, вернулись.

Сергей Белов также обращает внимание на тот факт, что подавляющее большинство олимпийской сборной было сформировано из игроков ЦСКА (кроме Ткаченко, Дерюгина, Жигилия и Йовайши). Это способствовало отсутствию здоровой конкуренции среди игроков, привыкших практически без усилий завоевывать титул чемпиона страны. При всей справедливости этого замечания, сейчас трудно судить, ведь ЦСКА составлял основу сборной СССР на протяжении почти двадцати лет. Белов добавил и более конкретную критику в адрес своих товарищей по команде: «После того как стало ясно, что американцы не приедут, в сборной началось такое, чего не видел никогда. Постоянное пьянство, халатное отношение к тренировкам, дележ государственных денег, квартир и машин – будто уже все выиграли» [98, с. 334–335].

Мышкин: «Я не читал его книгу. Если Белов так пишет – пусть останется на его совести. Получается, все в дерьме, а он в белом костюме? Между прочим, сам-то Серега, пока вся команда вкалывала на тренировках, мотался на репетиции церемонии открытия, факел носил. Да, мы все немножко расслабились, напороли. Но сплошное пьянство – это бред» [100].

Изменения в составе по сравнению с предыдущим Евробаскетом были незначительными, но существенными: ушли ветераны Едешко и Жармухамедов, оставив последним оплотом победы в Мюнхене неиссякаемого Сергея Белова. Оба ветерана ясно выразили свое разочарование решением Гомельского.

Жармухамедов: «В 1977 году Гомельский не включил меня в состав, потому что хотел освежить команду, но она проиграла. В 1978 году он взял меня обратно на чемпионат мира, а также в 1979 году. Я хотел уйти на пенсию, но он мне сказал, что я еще буду играть в Играх в Москве. Он меня обманул, он всегда врал. <…> Мы с треском проиграли в столице. Его сын Владимир сказал ему: ”Каждый раз, когда ты не берешь Жара, ты проигрываешь“. Думаю, если бы я был в сборной, все прошло бы лучше. Гомельский в десятый раз ошибся, я считаю, что игроков надо менять после такого турнира, как Олимпиада, а не до. А он решил изменить состав до Игр. И это мы еще не говорим о тактических ошибках» [57].

Едешко: «Гомельский обещал, что вспомнит обо мне на Олимпиаде в Москве, но в итоге он мне даже не позвонил» [110].

На смену ветеранам пришли разыгрывающий ЦСКА Валерий Милосердов и молодой форвард тбилисского «Динамо» Николай Дерюгин.

Йовайшу, который еще восстанавливался после травмы, не позволившей ему принять участие в предыдущем Евробаскете, заменил его молодой партнер по «Жальгирису» Хомичус. В связи с неудачным результатом не утихают споры о том, стоило ли выбирать Валдиса Валтерса. Очевидно, что латвийский разыгрывающий, учитывая его уровень игры, должен был быть в составе, и фактически он стал одним из последних игроков, которых оставили за бортом.

Вероятно, Гомельский учитывал возможность ”дублирования“ основного игрока – Белова – и предпочел такого опытного разыгрывающего, как Ерёмин, несмотря на то, что он был не в лучшей форме: «За 40 дней до начала Игр я получил тяжелую травму спины, а был в то время основным разыгрывающим. Я вынужден был оставаться в постели без движения десять дней подряд. Я даже не мог встать. Врачи лечили меня китайским иглоукалыванием, и я не чувствовал спину. Потом боль ушла, но я не чувствовал спину, и, конечно, хоть и отыграл нормально, но гораздо ниже того уровня, что мог» [59].

Тараканов: «Подготовка всегда была длительная: сначала сборы дней по 20 на физподготовку и тактику, потом много всяких игр за границей, турниров – всего месяца три! Чемпионат СССР был усечен в угоду сборной и закончился в марте, и в ЦСКА взяли меня и Белостенного ”в целях подготовки игроков сборной к Олимпиаде“». Белостенный после Олимпиады вернулся в Киев, я остался в ЦСКА» [58].

Лидером команды вновь стал Сергей Белов. В свои 36 лет сибирский защитник проводил этот турнир, словно последний бой, заранее приняв решение уйти на пенсию. В знак признания его выдающейся карьеры ему было поручено зажечь олимпийский огонь. Таким образом, команда состояла из Ерёмина и Милосердова, Белова, Йовайши, Мышкина, Сальникова и Тараканова на флангах, а под щитами была украинская пара, ставшая классической, – Ткаченко – Белостенный, которым помогали Дерюгин, Лопатов и Жигилий.

Первый этап турнира состоял из трех групп по четыре команды в каждой. Две лучшие команды выходили в следующий этап, а из шести лучших команд формировалась новая группа. В этом случае две лучшие команды из последней группы должны сыграть матч за золотые медали, а третья и четвертая – за бронзовые.

Первый тур прошел без сюрпризов. СССР разгромил слабую команду Индии (+56) и легко обыграл талантливые Чехословакию (+17) и Бразилию (+13), несмотря на очки Брабенца (28) и Оскара Шмидта (25) соответственно. Особенно отличились Белов и Мышкин. Решающий второй этап начался с чистой победы в матче с командой Испании, которая входила в элиту баскетбола (119:102), причем Белов забил 23. На фоне этого безупречного результата ничто не предвещало исторического поражения, которое произошло в следующем матче с Италией. Она уже несколько лет могла составлять конкуренцию, но единственная победа над СССР была одержана на Евробаскете 1977 года на групповом этапе.

Ткаченко: «Против Италии мы очень часто играли в товарищеских матчах, большое внимание всегда уделяли подготовке сборной. Мы много раз играли против них, против Дино Менегина, и практически всегда побеждали. Нам пришлось играть против них в полуфинальной группе, и мы были уверены, что победим. И именно поэтому мы их недооценили. Когда мы проигрывали, видели, что дела идут не так хорошо, но сократить было уже сложно» [132].

Ерёмин: «В спорте часто бывает, что можно неправильно анализировать ситуацию. У нас была очень сильная команда, мы хорошо подготовились, мы выиграли у всех команд 20–30 очков. Поэтому излишняя самоуверенность была причиной поражения, за что и поплатились, когда боролись за медали. Это одна из причин, почему мы проиграли. Кроме того, был дисбаланс в игре ”лидер – команда“» [59].

Мардзорати: «Мы готовились к игре, думая сначала о защите, а затем о контратаках. У них были Ткаченко и Белостенный, поэтому важно было бежать, как только мяч оказывался у нас» [161].

Менегин: «СССР был абсолютно уверен в своей победе. Они играли дома, перед своими болельщиками, на презентации они посмеивались между собой, думали, что нас легко обыграть, вели себя так, как будто нас не существует. Но шли минуты, они видели, что мы все еще впереди, игра уже не казалась такой простой, они начали бояться. Помню, я забил два мяча, которые принесли нам победу. Мне пришлось играть против Белостенного и Ткаченко. Была фотография, где они прыгают вдвоем – они были гигантами, а я на их фоне выглядел намного меньше. Получить эту медаль для нас было огромным достижением» [118].

Итальянская сборная, в составе которой очень активно играли Пьерлуиджи Мардзорати и Ренато Виллальта, сразу же получили преимущество 5:15 и, несмотря на усилия Белова, Мышкина и Ткаченко, ушли на перерыв с преимуществом в 8 очков (39:47). Вторая половина продолжилась в том же ключе: команда Сандро Гамбы удерживала преимущество в 8:10 очков. СССР настаивал на зонной защите 2:3, но итальянцы нашли способ ее пробить, а в защите им удалось остановить советских гигантов.

В последние минуты Италия снизила темп, а Йовайша сумел сократить разрыв до двух очков (77:79). Менегин и Делла Фиори поддерживали преимущество своей команды, забивая со штрафных, но Советский Союз не сдавался. За минуту до конца матча обидный фол Сачетти дал СССР шанс сравнять счет. Ткаченко получил мяч у кольца и, казалось, легко забросит мяч, но он промахнулся. Мардзорати взял отскок, убежал в контратаку и сделал счет 85:81. Белов хотел забить в ответ, чтобы оказать давление на соперника, но Менегин на глазах у родной публики заставил Ткаченко получить еще один фол, и СССР был вынесен приговор.

Это было очень болезненное и неожиданное поражение, много критики было направлено на Ткаченко, который упустил шанс сравнять счет. Верный своей философии «не жаловаться», он принял все эти комментарии стоически: «За полгода до турнира я получил травму, очень глубокий порез, который повредил нервы в пальцах. С тех пор я не чувствую три пальца на правой руке. Хотя я тренировал удары левой рукой, но в пылу матча я прибегал к помощи правой руки, отсюда и неудачные броски <…>. Зачем мне было рассказывать об этом? Моя семья знала об этом, тренеры знали об этом. В 1980 году у нас не было Интернета, кому я мог рассказать?» [132].

Несмотря на поражение, еще не все было потеряно. Победа над Югославией могла исправить допущенную оплошность. Матч проходил в том же ключе, что и против Италии. Кичанович и Далипагич начали матч очень активно, их поддержали Делибашич и Чосич. Радованович и Ерков взяли на себя Ткаченко и сумели его остановить. И вновь Белов и Мышкин возглавили основное сопротивление своей команды, которая в перерыве уступала шесть очков (42:48).

Во второй половине матча внутренняя игра начала приносить свои плоды. Пара Ткаченко – Белостенный взяла под контроль зону и вернула своей команде преимущество (59:54). За десять минут до конца игры Дерюгин привел команду к счету 69:60. Игра складывалась не лучшим образом для балканской команды. Однако последнее слово осталось за Кичановичем: он прибавил темп в последние минуты и вернулся в игру, а за минуту до конца перехватил мяч, добившись счета 81:77. Тем самым хозяева оказались на грани пропасти.

В следующем действии промахнулся Йовайша, а затем сфолил на Радовановиче. Казалось бы, все решено, но сербский центровой промахнулся дважды. Белостенный забил после отскока, сократив разницу в счете до двух очков. Радованович, который был уже на нервах, бросился на заднюю линию, и Йовайша заставил Еркова получить пятый фол.

Тайм-аут. Нервы были на пределе, Гомельский и Новосёл сердито спорили с судьями, причем югослав, видимо, жаловался, что игрок «Жальгириса» сфолил в атаке. Несмотря на огромное давление, невозмутимый Йовайша забил оба штрафных броска. Югославы имели преимущество на последних секундах, но грубый фол Кичановича привел к тому, что за шесть секунд до конца матча мяч перешел к СССР. Но команде Гомельского удался лишь вынужденный бросок Ерёмина, мяч даже не коснулся кольца. Было назначено пять дополнительных минут.

Дополнительное время того матча можно назвать легендарным. Разумеется, для Югославии. Фигура Дражена Далипагича возвышалась над остальными. Форвард начал с того, что забил «два плюс один». Не попав со штрафного, он собрал свой отскок и забил еще один. Это были колоссальные пять минут, за которые он набрал двенадцать очков (91:101). Несмотря на два поражения подряд, СССР еще мог выйти в финал при условии, что Югославия проиграет Бразилии и Италия выиграет у Испании.

Команда Менегина отлично справилась, обыграв испанцев со счетом 95:89. В матче Югославия – Бразилия все решилось только в последнюю минуту. Югославии потребовалось гораздо больше усилий, чем ожидалось, и она уступала пять очков за две с лишним минуты до конца. Но вдруг в игру вступил Делибашич, забивший два штрафных броска на последних минутах.

Победа Югославии со счетом 96:95 стала катастрофой для СССР, который не попал в финал своих же Игр даже при отсутствии США. В матче за бронзу Испания оглушительно проиграла (+43), но эта медаль не компенсировала огромного разочарования, которое испытал Советский Союз.

Легендарная карьера Сергея Белова, ушедшего на пенсию, завершилась горьким последним словом. Критике подвергался в основном Гомельский, хотя и у игроков дела шли не лучшим образом. Не обошлось и без одиозного сравнения с женской командой, которая сохранила золотую медаль, полученную в Монреале, разгромив своих соперниц[87].

Ерёмин: «Мы думали, что медаль была нашей, даже прежде чем мы начали играть. Другой причиной были некоторые весьма спорные тактические решения Гомельского. Например, Сергей Белов играл по 40 минут за игру. Он был в отличной физической форме, но его не хватало на всю игру, ведь ему уже было 36 лет. Вся игра была построена вокруг него, поэтому, игроки, которые подыгрывали всю игру, не готовы были взять игру на себя. Мне кажется, что если бы он играл по 25 минут, все было бы по-другому» [59].

Йовайша: «Я думаю, что Гомельский хотел дать этим старшим игрокам хороший финал, последний чемпионат, и это было серьезной ошибкой. Я думаю, что два или три молодых игрока должны были быть отобраны, и тогда, я думаю, что все работало бы» [61].

Корбалан: «Это были великолепные игры с безупречным оборудованием на стадионе. Советский Союз понимал, что сейчас он на виду, как никогда раньше. Подготовка к Олимпиаде шла с опорой на Запад. Места проживания и тренировок, игровые площадки, повседневная организация, питание – все это поставлялось из Германии и Финляндии и выглядело просто фантастически. Это были образцовые Игры. Жаль, что в то время Москва и СССР были мало заинтересованы в том, чтобы показать себя внешнему миру. Со спортивной точки зрения они небрежно отнеслись к Италии, у которой была отличная команда, и это привело их к игре с нами за бронзовую медаль» [97].

Часто говорят, что это была недостаточно молодая команда. На самом же деле единственными игроками старше тридцати лет были Белов и Сальников. И только Милосердов и Ерёмин, которым было по двадцать девять, были близки к этой цифре. Остальным предстояла еще долгая карьера, причем до пяти из них принадлежали к поколению 1957–1959 годов. Фактически, несмотря на неудачу на Олимпиаде, состав команды на Евробаскет следующего года не претерпел особых изменений.

1981–1985