Волков: «Хотя я много играл на Евробаскете, в финале против Греции я играл мало. Тихоненко тоже недолго играл. Я начал, сыграл несколько минут, и больше Гомельский меня не выбирал <…>. Когда журналисты его спросили, он сказал, что мы не были готовы к финалу. Это была странно, и я так и не понял, почему он так поступил. Похоже, что никто не хотел нашей победы и все изначально было запрограммировано на победу Греции в финале» [114].
Maxibasket подчеркнул важность того, что публика непосредственно влияет на результат: «Атмосфера тяготила соперников и судей. После победы Греции над Югославией со счетом 84:78 полиция не смогла сдержать нескольких болельщиков, которые хотели выйти на площадку, чтобы поздравить своих кумиров. Все это наложило свой отпечаток и на другие команды, которые знали, что подобное может повториться, но с обратной реакцией в случае поражения. И действительно, во время последних трех матчей Греции у нас было ощущение, что, за исключением двух лучших арбитров FIBA (Ивана Майнини и канадца Стивса), остальные не умели себя контролировать и поддались яростному давлению греческих болельщиков и игроков» [225].
Несмотря на поражение, у сборной СССР были причины для радости: в Афинах произошло вулканическое извержение Шарунаса Марчюлёниса на европейский и мировой небосклон.
Хомичус: «С первого же матча против Югославии стало ясно, что у нас появилась новая звезда. Пресса хотела знать о нем все» [168, с. 230].
Шарунас с иронией относится к тому, что до этого момента он был не нужен (так, товарищ Обухов?): «Это было просто волшебство! За два месяца я настолько улучшил свой результат, что из неизвестного парня превратился во второго лучшего игрока Европы» [135]. Он был абсолютным атлетом, обладая телосложением, более подходящим для другой стороны Атлантики. Прежде всего, у него были ноги, которые позволяли ему делать такой первый шаг, что соперники не могли защититься. Он мог проникать в кольцо и молниеносно менять направление движения, совершать мощные броски и зависать в воздухе, когда все остальные уже давно приземлились. Еще одна важная деталь: он был бескорыстен и ориентирован на командную игру, обладал спокойным характером и был далек от звездной болезни, свойственной некоторым его товарищам по команде.
Сэм Флад (американский журналист NBC, специальный корреспонден Евробаскета): «Этот парень должен быть в любой команде NBA, а не проводить время только на скамейке запасных» [225].
Хомичус: «Это был турнир не только Никоса Галиса, но и Марчюлёниса. Его игра была открытием для многих, но не для нас, литовцев. В СССР его знали, а вот за пределами – вряд ли <…>. Гомельский был почти уникальным человеком, который умел видеть потенциал игрока, и, похоже, он давно положил глаз на Шарунаса. Как только Гомельский вернулся, он сразу же включил его в состав команды и предоставил место в стартовой пятерке. Проницательный тренер увидел его огромные возможности» [168, с. 228–229].
Никос Галис, ныне занявший место в пантеоне греческих богов, по праву и без всякого сомнения был признан лучшим игроком турнира. Его впечатляющая средняя результативность в 37 очков за игру остается рекордом Евробаскета, возможно, на все времена. В идеальную пятерку также вошли Марчюлёнис, Александр Волков, Андрес Хименес и Панайотис Фассулас. Золотой век греческого баскетбола только начинался.
Марчюлёнис: «Это была прекрасная возможность для развития баскетбола в Греции. Все началось с того, что мы проиграли им! Они стали героями, и все начали играть в баскетбол, что просто фантастика» [135].
Долгий путь в Сеул
Испытания Сабониса начинаются (май 1987 г.)
Сабонис: «Да ладно, Вальдемарас (Хомичус), ты сам же знаешь, какие времена тогда были… Вспомни, мы же играли не за деньги, а за страну. Никого не интересовало, что у тебя болит, нужно было отдать все. Мог ползти по паркету – ползи» [188].
Сабонис был жемчужиной в короне советского баскетбола, вершиной эволюции, идеальным игроком. Ему суждено было не только царствовать среди игроков FIBA, но и смело смотреть в глаза элите всемогущих профи NBA, когда эта организация казалась еще такой далекой. Что делать с таким бриллиантом? Власти СССР считали, что такое мощное оружие должно использоваться при каждом удобном случае. Сабонис должен был быть вездесущим, чтобы собирать медали, отражающие величие советского социализма. Литовское руководство, в свою очередь, видело в нем гарант того, что крошечная прибалтийская республика будет господствовать в самой большой стране мира.
И конечно, был «Жальгирис», который считал, что у него есть шанс поставить на колени ненавистный ЦСКА, многолетних чемпионов, соединяющих воедино все, что они ненавидели. Литовским спортсменам даже казалось, что они могут покорить Европу, вывезя гордость Литвы за пределы СССР. Все они словно игнорировали возможность того, что у великого спортсмена наступит период вполне закономерной усталости и он сломается. А если и рассматривали такую возможность, то предпочитали, чтобы другие уступили.
Таким образом, начиная с подросткового возраста, Сабонис без перерыва участвовал во всевозможных национальных и международных чемпионатах, чередуя юниорские и старшие разряды. Он был слишком важен, чтобы прервать эту цепь побед и выдохнуть. Матчи и еще матчи, сборы и еще сборы, тренировки и еще тренировки, поездки и еще поездки.
Но зима придет, даже если ты этого не хочешь: «Если бы я мог что-то изменить в своей жизни, в период с 16 до 20 лет играл бы меньше. Я же тогда за кучу команд поиграть успел. За сборные Союза по разным возрастам, например. Думаю, что из-за таких нагрузок потом и начались травмы» [188].
На чемпионат мира 1986 года Сабонис приехал с травмой, и в играх он не выглядел таким активным и бодрым, как на Евробаскете годом ранее. Возможно, повлияло и то, что он был не в лучшей физической форме, учитывая слабую дисциплину при Обухове. Как уже упоминалось выше, Сабонис еще более серьезно повредил ахиллово сухожилие во время Кубка Уильяма Джонса в сентябре 1986 года и выбыл из строя на весь следующий сезон с длительными периодами отсутствия. После того как он сыграл в финале чемпионата-1986/87 против ЦСКА с сильно истощенным и растянутым ахилловым сухожилием, он присоединился к национальной сборной для подготовки к Евробаскету-87 в подмосковном Новогорске. И тут случилась беда.
Хомичус: «За неделю до старта произошло ужасное: Сабонис получил тяжелейшую травму <…>. Это случилось на одной из вечерних тренировок. Он получил мяч под кольцом, сделал движение на бегу и упал, как срубленное дерево. Как будто в него выстрелили из пистолета <…>. Сабас порвал ахилл. Люди подходили к нему и, казалось, плакали» [168, с. 222].
Сабонис: «Мне тогда показалось, что сзади кто-то на пятку наступил. Я еще обернулся, чтобы товарищу по команде все высказать… Думаю: кто ж это мне так удружил? Вот только никого рядом не было – просто поскользнулся» [189].
Гомельский позже признался, что сразу почувствовал серьезность травмы, и сердце его оборвалось [226]. Пока его товарищи по команде садились на самолет в Афины, Сабонис с загипсованной ногой летел в Литву. В Московском ортопедическом институте подтвердились самые худшие прогнозы: разрыв ахиллова сухожилия, и полное восстановление не гарантировано. Литовские власти не доверяли московскому центру и настаивали на том, чтобы он лечился в Литве. Так, 29 мая он был прооперирован известным врачом Кестутисом Виткусом в Институте экспериментальной медицины в Вильнюсе, а вскоре после этого вернулся в родной Каунас, чтобы начать реабилитацию под наблюдением литовских и финских специалистов.
Сабонис: «Раньше или позже ахилл все равно порвался бы. Чтобы предотвратить это, следовало вообще на год уходить из баскетбола. Но как я мог бросить играть за ”Жальгирис“ и сборную?! Когда был молодой, о том, что надо поберечься, особо не задумывался» [227].
Казалось бы, восстановление шло хорошо, но в августе произошла новая катастрофа – баскетболист оступился на лестнице. Пытаясь удержаться от падения, он навалился всем весом на только что прооперированную ногу и снова порвал ахиллово сухожилие: «Через три месяца я снова порвал ахилл, я был в санатории и поскользнулся…» [189].
Роберт Эдельман: «Знаете, как Сабонис получил травму во второй раз? Ему позвонили, но телефон находился не в его комнате, а на другом этаже. Он спустился по лестнице на костылях, что было опасной затеей, и упал» [198].
Доктор Виткус провел еще одну экстренную операцию: «Каждая из двух операций длилась несколько часов. Разорванное сухожилие пришлось сшивать очень тонкими синтетическими нитями, чтобы оно могло выдерживать большие нагрузки, например, вес 120-килограммового мужчины. Мы не можем загадывать, что будет дальше, но восстановление должно пройти гладко. Если у него будет новый разрыв, то спорт для Арвидаса закончится раз и навсегда» [228]. Две столь серьезные травмы одной и той же ноги за столь короткий промежуток времени представляли огромный риск для его карьеры, и будущее Сабониса было под вопросом.
Тренировки и игры с «Ястребами» (Hawks) в США (июль 1987 г.)
С момента возвращения в национальную сборную у Гомельского была только одна навязчивая идея: олимпийское золото. Во-первых, это был единственный титул, отсутствовавший в его послужном списке наград, и, кроме того, самый важный из всех. Во-вторых, Папа был обречен на скитания в чистилище, пока не отомстит за обиду на Играх в Москве-80. Как и все остальные, он понимал, что это означает, что необходимо одержать победу над США, олимпийские команды которых всегда были значительно сильнее тех, что они посылали на чемпионаты мира и другие международные соревнования. Неожиданно помощь, в которой Гомельский так нуждался, чтобы остановить хозяев, пришла от его главного соперника в лице Теда Тернера.
Американский магнат, основатель телеканала TBS и владелец клуба «Атланта Хокс», воспользовался обновленной политической обстановкой в СССР для создания своего бизнеса и имел важные связи в Кремле. Тернеру с самого начала было ясно, что мир спорта – идеальный инструмент для прокладывания пути. В 1985 году он учредил Игры доброй воли – международные соревнования в стиле пропущенных Олимпийских игр, целью которых было наведение мостов между культурами сверхдержав и ослабление напряженности времен холодной войны. Первые соревнования прошли в Москве в 1986 году с участием США и СССР и транслировались, разумеется, телеканалом TBS. Тернер также использовал «Атланту Хокс» для укрепления своих приятельских отношений с Советским Союзом, выбравшей советских игроков на драфте (Сабониса в 85-м, Волкова и Тихоненко в 86-м). Это случилось, несмотря на то, что в то время вероятность их попадания в NBA была нулевой. В рамках плана Тернера по сближению двух сверхдержав с помощью спортивных мероприятий (и чтобы угодить Москве) «Ястребы» Майка Фрателло в августе 1987 годупригласили группу советских спортсменов тренироваться и играть с ними. Таким образом, была сформирована смешанная команда, которая должна была играть против профессиональных команд.
Сокк: «После Евробаскета в Греции шесть игроков – Волков, Тихоненко, Марчюлёнис, Жуканенко, Гоборов и я – были отправлены в Штаты. Там мы играли и тренировались с командой ”Atlanta Hawks“» [214].
Тихоненко: «В ”Ястребах“ были такие игроки, как Доминик Уилкинс, Гленн Риверс, Спад Вебб. Это была идея Гомельского, который поехал с нами» [115].
Турне продолжалось чуть менее двух недель и охватило четыре города: Атланту, Лос-Анджелес, Сиэтл и Милуоки, причем в последнем из них – для рекламы первого чемпионата McDonald’s Open. Баскетбольная химия между американскими и советскими игроками возникла сразу же, несмотря на то, что вторые практически не говорили по-английски.
Доминик Уилкинс: «Языковой барьер не является проблемой, когда мы выходим на площадку. Игра есть игра. Тренеры отлично справляются, общаясь с ними. Мы показывали им, как играть, они сразу же учились» [229].
Сокк: «Они показали нам все очень подробно, продемонстрировали видео… нам и не нужно было много понимать по-английски» [214].
Марчюлёнис: «Майк все красиво объяснял, руками и жестами, чтобы мы понимали. Они нам очень помогли» [135].
Майк Фрателло: «Как только они получат разрешение, то кто-то из них обязательно присоединится к местной команде. Они защищаются лучше, чем большинство наших студентов. Это часть их системы, и они совсем не эгоисты» [230].
Консервативные круги американского баскетбола критиковали такой «обмен» идеями, тренерскими методиками и общение с «врагом», а раздраженный Джон Томпсон, тренер олимпийской сборной, отправляющейся в Сеул, заявил в телеинтервью, что это «очень полезно для наших соперников».
Гомельский, который даже снимал тренировки на видео, чтобы использовать каждый шанс в Америке по максимуму, надел овечью шкуру и продемонстрировал все свои навыки дипломата: «В это было вложено много души. Если бы все понимали друг друга так же хорошо, как мы, мир жил бы в мире <…>. Баскетбол – это как музыка. Все ее понимают, особенно если так хорошо играть, как эти парни» [230].
Он даже позволил себе начать «продавать» своих подопечных, хотя и четко обозначил правила игры: «Я знаю, что в NBA есть три немецких игрока. Мои парни намного лучше. Но разрешение должна дать федерация. Когда ведешь переговоры на индивидуальной основе, все это бесполезно» [230].
По мнению игроков, это был колоссальный опыт, который помог им подготовиться к Олимпиаде, лучше понять американцев и избавиться от страха перед ними.
Марчюлёнис: «Тренировки с Майком Фрателло оказали огромное влияние на команду. Понимание игры, основ… Все было по-другому: переходы, работа ног, защита… Все эти вещи нам не объясняли в СССР, и мы учились им у Фрателло. Волков, Тихоненко и я очень сильно повысили свои навыки [135].
Сокк: «Тренировки с ними, просмотр всех этих упражнений… все это придало нам уверенности перед Играми» [214].
Тараканов: «Фрателло уделял много внимания мельчайшим деталям, таким, которые нам никогда не объясняли. На тренировках мы много играли, но дома нам не говорили, как ставить ноги, корпус, как защищаться…» [231].
Тихоненко: «Было очень тяжело. У нас были сложные тренировки в клубе, в сборной… но с ”Атлантой Хокс“ это было нечто другое» [115].
Волков: «Это был невероятный опыт и поворотный момент в моей карьере, потому что я увидел, что такое тренироваться с американским профессионалом Майком Фрателло. Он был уникален в том, как он проводил занятия и как все объяснял. Для тех, кто хочет развиваться, очень важно работать с таким тренером, вы можете почувствовать разницу <…>. Мы думали, что знаем о баскетболе все, но он научил нас совершенно новым концепциям и более глубокому пониманию игры. Он помог нам научиться тому, что делали американцы» [114].
Первый чемпионат McDonald’s Open (октябрь 1987 г.)
В конце 1980-х годов NBA все еще воспринималась как далекая и недосягаемая галактика. Поскольку в международных соревнованиях национальных сборных все еще участвовали студенты университетов, то постоянно возникали споры о том, смогут ли лучшие игроки Европы играть в NBA или разница между ними и профессионалами сокращается.
В связи с этим FIBA и NBA учредили McDonald’s Open – турнир, в котором лучшие европейские клубы и команды соревновались с франшизой NBA. Первый турнир прошел в Милуоки в октябре 1987 года и широко освещался в СМИ, особенно в европейских, где его назвали историческим событием.
Дэвид Стерн: «Это будет нечто такое, о чем поклонники баскетбола будут говорить еще долго» [232].
Формат турнира был треугольным, соперниками были Bucks, хозяева площадки, сборная СССР и Tracer (Милан), клубный чемпион Европы. Несмотря на отсутствие центровых из-за травм (Сабонис, Ткаченко), Гомельский взял лучших из имеющихся игроков, практически тех же, кто выступал на Евробаскете несколькими месяцами ранее, показав тем самым, что он очень серьезно относится к этому событию.
В первый день Bucks обыграли Tracer вполне комфортно: двенадцать очков на табло (123:111), но исход игры был предрешен уже в самом начале. Во второй – Советский Союз уверенно переиграл итальянцев (135:108), но потерял из-за травмы единственную свою проверенную звезду в игре под щитом – Белостенного. Как все ожидали и надеялись, чемпион определится в заключительный день между хозяевами и сборной СССР. Американский клуб осознавал важность этого матча и то, как много было поставлено на карту в плане имиджа.
Дел Харрис: «Это будет считаться огромной потерей, если мы проиграем, и просто еще одной очередной победой, если выиграем» [233].
Терри Каммингс: «Мы являемся представителями NBA и нашей страны. Но также наших друзей и семьи. Все лето окружающие напоминали нам об этом. Пришло время показать ценности этой страны» [232].
Дик Витале (комментатор): «СССР против США, этот матч значит многое. Нас ждет море эмоций» [232].
Однако то, что произошло на площадке, не оправдало ожиданий, несмотря на то, что был аншлаг и постоянно слышались бурные овации в адрес гостей. Bucks, в составе которых отсутствовали Монкрифф, Пирс, Лукас и Ходжес, с яростью вышли на площадку и безжалостно разгромили советскую команду, ошеломленную физическим превосходством американцев. Американцы прессинговали по всей площадке, ставя советских игроков в крайне неудобное положение (3 из 25 с трехочковой линии). Перехваты, контратаки и данки следовали один за другим, что привело счет к скандальной разнице (98:50), а затем и до окончательного разгрома 127:100.
Тараканов: «Сработал психологический фактор. Нынешнее поколение не чувствует той дистанции от баскетбола NBA, которая была у нас. Мы ощущали, что между нами пропасть. Мы могли смотреть на них только по телевизору, поэтому они казались нам с другой планеты. Мы были хорошими игроками, но NBA была для нас чем-то другим, запретным» [231].
Волков: «Выходишь на площадку, а правила изменились. Мы – команда, привыкшая доминировать физически: рост, сила. А они были намного больше. Это был для нас шок. Они все были очень подвижные, <…> мы не находили своего места на площадке, не знали, что делать…» [114].
Джек Сикма: «Мы показали уровень лиги. Разница в интенсивности между нами и советскими игроками была значительная. Когда я выходил на площадку, мне хотелось их раздавить, причинить им страдания» [232].
Дел Харрис: «Мы играли так, как будто это был матч плей-офф» [232].
Американские СМИ выделили Марчюлёниса и Волкова как игроков с потенциалом в NBА, а также отметили Панкрашкина, которого окрестили человеком с наименее подходящим телосложением для игры в истории баскетбола. Гомельский, как и его команда, не оказал никакого сопротивления и, упомянув о своих потерях, не забыл похвалить соперника: «Мы с ребятами сегодня видели профессиональный баскетбол. Они лучшие в мире. Для меня это была возможность научиться новому. Теперь я могу вернуться домой и сделать свою команду лучше» [233].
Предолимпийский турнир в Нидерландах (июль 1988 г.)
Первым шагом на пути к олимпийскому золоту была квалификация на Игры. Для этого нужно было занять одно из трех первых мест на предолимпийском турнире, который проходил в Нидерландах с 28 июня по 10 июля 1988 года. Восемнадцать команд-участниц были разбиты на четыре несимметричные группы (две по пять и две по четыре), по две лучшие команды из каждой группы выходили в финал.
Сабонис все еще не мог играть весь сезон из-за травмы, что было тяжелой, но вполне ожидаемой потерей. Однако другое событие стало полной неожиданностью: Валтерс, один из самых важных игроков десятилетия в сборной СССР, решил уйти: «В 1987 году, после Евробаскета, я уже хотел прекратить играть. Мне было тридцать лет, и надо было думать о будущем: строить свою школу, тренировать… Я потерял мотивацию к совершенствованию. Раньше с каждой игрой я хотел становиться лучше, но в то время у меня уже не было такого желания. Думаю, в 1987 году я хорошо сыграл в Кубке Гагарина, но Сабонис был травмирован, казалось, что он не будет выступать на Олимпиаде. Я подумал, что у нас нет шансов, и если мы проиграем, то вина будет возложена на меня, поэтому я решил не ехать» [113].
Куртинайтис: «Он сказал нам, что не хочет играть. Мы все его просили, Гомельский тоже, потому что он был великий игрок и он нам был нужен. Мы играли на предолимпийском турнире, а он не приехал, его даже не было на подготовке» [112].
Тем не менее возвращение Куртинайтиса и Белостенного значительно усилило состав команды. СССР выпало играть с Польшей, Францией и Швейцарией, которых они обыграли в этом порядке с большим отрывом (+50, +40 и +49). В финал вышли восемь команд, причем СССР пришлось играть со всеми, кроме Франции, так как предыдущие результаты шли в зачет.
Первый матч – с Грецией, СССР выпал шанс взять реванш после болезненного поражения в финале Евробаскета. Греки показали, что это была заслуженная победа, и первая половина матча прошла в очень равной борьбе, с небольшим преимуществом советской команды к перерыву. Решив не допустить повторения истории, подопечные Гомельского очень мощно вышли после перерыва и, казалось, поставили точку в матче (64:45, 30-я минута). Опираясь, как всегда, на Галиса (34 очка), греки совершили героический рывок (73:78) менее чем за две минуты до конца, но СССР, под предводительством Марчюлёниса (22 очка), сохранил хладнокровие и в итоге взял верх (82:77).
Против Федеративной Германии СССР вернулся к череде побед, как это бывало обычно (+29), а затем подошел к самому сложному испытанию – ненавистным югославам.
Югославия продолжала развиваться, в ее составе появлялись игроки, блестяще выигравшие чемпионат мира среди юниоров 1987 года в Бормио. В первой половине игры они повели в счете, но оторваться не смогли и ушли на перерыв с преимуществом в шесть очков (42:48). Через пять минут после начала матча произошел ключевой момент: Волков и Паспаль вступили в борьбу, и югославский спортсмен распустил руки. Белостенный ворвался между ними и, проявив недюжинное кулачное мастерство, нанес Паспалю пару грубых ударов правой рукой, сломав ему нос. Югославский баскетболист не смог принять участие в игре, в которой он до этого момента был лучшим. Белостенный был дисквалифицирован, а затем еще успел вступить в перепалку со скамейкой запасных соперника. Но все это не оказало особого влияния на Югославию, которая увеличила разницу в счете до угрожающих 15 очков во главе со звездным Петровичем. Когда казалось, что все потеряно, СССР ответил игрой Куртинайтиса и Гоборова и, сделав рывок 19:5, вернулся в игру (75:77, 17-я минута). Самое сложное было сделано, и советские спортсмены не собирались упускать свою возможность: трехочковый Хомичуса на последних секундах обеспечил победу и, практически, квалификацию.
Волков: «Для Белого, как мы его называли в команде, я был как его протеже. Паспаль играл грязно, ударил меня по лицу. Белый сидел на скамейке запасных. Увидев происходящее, он тут же выскочил на площадку и ударил его прямо в нос, чуть не вырубив. Белостенного дисквалифицировали, но сломанный нос Паспаля деморализовал соперников. Они снизили свой уровень, и мы вернули себе инициативу и выиграли этот матч»[113] [114].
Тараканов: «Наши отношения с ними всегда были в шаге от конфликта. Мы часто обменивались искрами на поле, и в любую секунду пламя могло разгореться. Они играли очень грязно» [58].
Несмотря на двухматчевую дисквалификацию Белостенного, остальная часть турнира была пройдена без особых потерь: Великобритания была разгромлена (+40), Испания, можно сказать, унижена (+47), а Италия – добита (+21). СССР квалифицировался на Олимпиаду, не проиграв ни одной игры, и вместе с Югославией и Испанией будет представлять Европу.
Куртинайтис, Марчюлёнис и Волков стали новыми столпами сборной, а с такой легендой, как Ткаченко, который из-за проблем со здоровьем практически не мог играть, пришлось попрощаться.
Atlanta Hawks в СССР (июль – август 1988 г.)
Советские баскетболисты гастролировали в США на протяжении десятилетий, но, за исключением Globetrotters в 1959 году, ни одна американская профессиональная команда никогда не играла в СССР. Тед Тернер решил, что настало время нанести им ответный визит и продвинуть свою спортивную дипломатию еще дальше. Atlanta Hawks стала первой командой NBA, которая провела матч за «железным занавесом». Турне состояло из трех встреч в конце июля 1988 года: первая – в Тбилиси, вторая – в Вильнюсе, и последняя, конечно, в столице – Москве.
Путешествия «Ястребов» по СССР ярко описаны в американских статьях, в которых одни за другими рассказываются анекдотичные различия культурных и экономических особенностей двух стран и о превратностях судьбы, выпавших на долю американских звезд (условия, питание, пренебрежительное отношение, холодный душ…).
Стив Холман (корреспондет «Ястребов»): «Сейчас я вспоминаю об этом с трепетом, но в то время мы, по сути, две недели питались огурцами, помидорами и теплой водкой» [234].
Кевин Уиллис: «Я даже не хотел ехать, но Тернер сказал: ”Садись в самолет“, и мне пришлось. Мы не знали, что нас ждет» [234].
Ким Бохуни: «Лига одобрила это решение, потому что это было началом глобализации NBA, к которой стремился Дэвид Стерн. Одним из первых шагов должно было стать сближение с игроками Восточной Европы» [234].
Стэн Кастен (генеральный менеджер «Ястребов»): «Для игроков, привыкших к тому, что все у них на первоклассном уровне, это был настоящий культурный шок» [235].
Доминик Уилкинс так вспоминал советскую кухню: «Она была ужасной, на вкус она была как радиоактивная[114]» [235].
Сабонис: «Играть 20 выездных матчей в Советском Союзе более утомительно, чем 42 в США, а если не верите, то спросите у игроков ”Атланты“ после их недавнего турне по СССР» [236].
Волков: «Гомельский за несколько месяцев до этого сказал нам: ”Знаете? „Ястребы“ приезжают в Советский Союз. Мы будем вместе тренироваться и играть“. И мы сказали: ”Конечно, конечно“. Мы смеялись, шутили и до последнего не верили. Но время шло, наступило лето, и тут мы поняли: ”Ястребы“ едут!“» [234].
Тихоненко: «Сейчас увидеть представителей NBА в России – это нормально, а в советское время подобное было невероятным событием» [115].
Обе команды отправились в Грузию, в Тбилиси, для проведения первой игры. NBА настаивала на том, что один из арбитров должен быть американцем, на что советские власти согласились с трудом. Правила первых двух игр будут как в FIBA, а последней – согласно NBА. На переполненной арене с 10 000 зрителей ”Ястребы“ 25 июля выиграли с минимальным перевесом благодаря броску Джона Бэттла (85:84), хотя в их составе отсутствовали многие ключевые игроки. В следующей игре, в Вильнюсе, к ним присоединилась звезда команды Доминик Уилкинс[115]. Игра закончилась вничью (92:92), с чем согласились организаторы и советский судья, и игроки покинули площадку. Но протесты американцев увенчались успехом, пришлось играть овертайм, где ”Ястребы“ одержали победу (110:105). В финальной игре, которая транслировалась в США по каналу TBS, советские игроки одержали победу (132:123).
Тараканов: «В Москве мы выиграли очень уверенно, мы доминировали с самого начала. Была судейская перепалка: Михаил Давыдов свистел в нашу пользу, а американец – в пользу ”Ястребов“. В любом случае, это была очень эмоциональная победа для нас и придала нам большую уверенность» [231].
Вспоминая эту поездку, участники американской экспедиции всегда говорили, что перед последним матчем они уже были настроены на обратный путь после, по их мнению, тяжелого тура, поэтому не выложились на полную[116]. Тем не менее они не преумаляли достоинств советской сборной.
Кевин Уиллис: «Они были чрезвычайно талантливы, сильны и дисциплинированы. Они никогда не сдавались и догоняли нас снова и снова» [234].
Сегодня советские игроки, похоже, придают гораздо большее значение тому, что в культурном плане значила для ”Ястребов“ поездка в СССР, и той помощи, которую она оказала им в подготовке к Играм, чем самой победе.
Тараканов: «Проведя с ними несколько дней в Сухуми, Тбилиси, Вильнюсе и Москве, мы поняли, что они такие же люди, как и мы. У них были моменты, когда они были не очень хороши, были взлеты и падения. Например, на первой совместной тренировке меня поставили один на один с игроком из ”Атланты“, который выиграл олимпийское золото в 1984 году, Леоном Вудом. Я выиграл у него со счетом 11:0. Может быть, он был не в лучшей форме, а я был очень мотивирован, но такие моменты были важны для нас» [231].
Портленд, город чудес (апрель – август 1988 г.)
После второй операции Сабонис сразу же приступил к работе в Литве, но шли месяцы, а реабилитация не приносила ожидаемых результатов. В откровенном интервью журналу Gigantes del Basket весной 1988 года обычно сдержанный Арвидас не смог скрыть своего глубокого отчаяния: «Иногда я испытываю огромное желание заплакать <…>. Около месяца назад меня навестил Гомельский и сказал: ”Слушай, Сабас, все будет хорошо. Будь хорошим мальчиком и работай, чтобы поехать с нами в Сеул. Ты должен поправиться, потому что ты нам нужен“» [237].
Столкнувшись с серьезностью ситуации и реальной возможностью того, что Сабонис больше не сможет играть в баскетбол, советские власти приняли беспрецедентное решение: литовец отправится в США для восстановления.
Эдельман: «Поскольку в Литве не получалось, я предложил пригласить Сабаса в Портленд, чтобы он там восстановился. Мы рассказали об этой идее Гомельскому, он убедил власти, и Сабас поехал в Портленд» [198].
Права на Сабониса в NBA принадлежали команде Portland Trail Blazers, которая выбрала его на драфте 1986 года после того, как его предыдущий выбор «Ястребами» был аннулирован за нарушение правил[117]. Поэтому Blazers были заинтересованы в сохранении карьеры литовской звезды на случай, если он сможет присоединиться к команде в будущем. В конце апреля Сабонис в сопровождении Виткуса приехал в Портленд и попал в руки врача Blazers, авторитетного доктора Роберта Кука.
Когда Кук ознакомился с рентгеновскими снимками, он высоко оценил работу Виткуса, но при этом отметил, что Сабонис вполне мог бы получить разрешение на использование парковочных мест для инвалидов, настолько в плохом состоянии была его нога. Медицинский персонал Blazers объявил, что Сабас будет работать с травмированным Сэмом Боуи, вторым номером драфта 1984 года, и что его реабилитационная программа будет включать плавание, велотренажеры, занятие на специальных тренажерах, ультразвуковой массаж, прогулки и стрельбу.
Сабонис: «Я уже не локомотив, а просто трамвай» [185].
Джей Дженсен (тренер по физической подготовке Blazers): «Каждый раз, когда я спрашивал Арвидаса, как его нога, он всегда отвечал: ”То же самое. Болит. Никаких изменений“. Изо дня в день менялась лишь степень боли, но болела она постоянно. Я смотрел на его рентгеновские снимки и думал: ”Как это возможно, что он вообще мог бегать по площадке?“» [185].
И снова тренер Джон Томпсон был в ярости от такого благоприятного взаимодействия СССР и США. Врач Blazers говорил: «Сабонис – это пример предсказания Ленина, который говорил: ”Капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим“. Наши соперники воспользовались нами. Нам предстоит открытое соперничество, готовить его к игре против нас не очень правильно» [238].
Роберт Кук: «Если мы не можем победить Советский Союз, когда все их игроки здоровы, то мы не заслуживаем победы. Отказать им в медицинской помощи не может быть путем к золоту» [10, с. 313].
Хотя Сабас скучал по семье и Литве, в Портленде он был счастлив и мог уделять время своим любимым увлечениям: рыбалке, гребле, просмотру видеофильмов и вождению внедорожника, который ему предоставили Blazers: «Усилия стоили того <…>. Я чувствовал себя в Портленде очень комфортно из-за того, как ко мне относились. Американцы – приятные люди, и у меня ни с кем не было ни малейших проблем. Ну, с некоторыми я не соглашался, потому что они упорно называли меня ”русским“, а я всегда поправлял их, говоря, что я литовец, пусть никто этого не забывает <…>. Я пользовался удобствами и роскошью, которые ранее никогда не были мне доступны» [236].
Гомельский: «Мы разговаривали с Сабонисом по телефону. Он шел на поправку, он даже пробежал три километра трусцой, но врачи запретили ему прыгать и спринтовать. В любом случае он вернется в СССР в первую неделю августа и приступит к тренировкам. Его ждет целая бригада врачей. Возможно, он примет участие в нашем турне по Испании и Австралии, будет с командой в Сеуле, даже если не сыграет, его присутствие повлияет на моральный дух остальных» [239].
Сабонис: «Пребывание в Портленде помогло мне понять, что я не могу жить без баскетбола. Я был очень близок к тому, чтобы больше никогда не играть, и это приводило меня в ужас. Долгое время мне было не по себе, но мой настрой улучшился, когда я понял, что мне становится лучше» [236].
После трех с половиной месяцев, в течение которых он добился огромного прогресса, Сабонис в августе вернулся в СССР, чтобы продолжить реабилитацию, хотя до полного выздоровления было еще далеко, и американские врачи рекомендовали ему потерпеть. Однако у Папы Гомельского были другие планы.
Сабонис: «После 1984 года, когда нас так бездарно и подло ”прокатили“ мимо Лос-Анджелеса, мысль о риске пропустить Сеул доводила до отчаяния. Тогда в 23 года сам себе я казался уже почти ветераном и не надеялся попасть на следующую Олимпиаду <…>. И вот перед 1988-м я приехал к Папе (Александру Гомельскому. – Прим. ред.) и попросил его как-нибудь включить меня в делегацию сборной СССР. Проще говоря, хотел поехать в Сеул туристом <…>. Папа как раз бушевал, швырял мячики центровым так, что они эти передачи еле-еле ловили… Мне говорит: ”Иди сюда“. И тоже пасует. Я ”крючок“ в сторону кольца бросил – попал. Он: ”О, а ты в хорошей форме! Все, едешь в Сеул“. Так что даже просить ни о чем не пришлось» [240]; [188]; [189].
Тараканов: «Переговоры, ехать ли Арвидасу в Сеул или нет, проходили на высшем уровне, в них были задействованы председатель Спорткомитета СССР Марат Грамов и литовское руководство. Гомельский делал все, чтобы заполучить свою главную звезду: уговаривал, обещал, грозил. В итоге он надавил на нужные кнопки в душе Сабаса, и тот на свой страх и риск решил ехать» [192].
Сабонис: «Все решения принимал я сам <…>. Мне говорят, что мы не советуем тебе играть, я говорю, понимаю, что вы мне не советуете, но я хочу попасть на Олимпиаду. <…> Я благодарен Гомельскому за громадное доверие, которое он всегда оказывал мне, даже травмированному. Но главный ”виновник“ моей поездки в Сеул – юношеский максимализм» [189]; [241].
29 августа 1988 года, чуть более чем за две недели до начала турнира, Спорткомитет СССР объявил, что Сабонис наконец-то будет участвовать в Олимпийских играх в Сеуле. После долгих месяцев подготовки и с невероятной новостью о возвращении своего звездного игрока СССР ехал на Игры в качестве одного из главных фаворитов. Дорога была долгой и утомительной, и, конечно, не обошлось без забавных историй.
Тараканов: «Врач олимпийской сборной Василий Авраменко как-то посчитал, что за год перед Олимпиадой-1988 мы 300 ночей не ночевали дома. Не знаю, правда или нет. Думаю, правда. 25 дней на сборе, потом на пару дней домой – и снова куда-нибудь уезжаешь на три недели» [151].
Авраменко: «Александр Яковлевич был очень строг, но в некоторых случаях относился к нарушениям режима с юмором. Например, Витя Панкрашкин любил выпить и курил постоянно. Помню, как-то мы сидели на сборе в болгарском Бельмекене месяца два. В конце Папа устроил конкурс: сто бросков с разных точек на точность. Соревнования, как ни странно, выиграл Панкрашкин, а не лучшие снайперы команды – Куртинайтис, Хомичус или Сокк. Вечером на ужине Вите принесли огромный торт, специально изготовленный по такому поводу, Папа вручил его и заявил во всеуслышание: ”Ну ладно, бандиты, – он игроков в шутку всегда называл ”бандитами“, – теперь все пейте и курите как Панкр!» [242].
Олимпийские игры в Сеуле 1988 года. Избранные для славы
Хомичус: «До отъезда в Сеул оставалось совсем немного времени, и последние дни были проведены в Новогорске. Тот день начался с обычного завтрака. За несколько минут до начала тренировки пришел Сабонис с доктором Косаускасом. Все так обрадовались, подошли к нему. Гомельский молчал. ”Он будет с нами тренироваться? А для чего еще, по-вашему, он приехал?“ Первое упражнение: Сабонис стоит на линии штрафного броска, игроки выходят к кольцу, и Сабас отдает им пас, не глядя. Все играют осторожно против Сабониса, но он бросает нам вызов: ”Сильнее! Чего вы боитесь?“ В конце Гомельский собирает нас и говорит: ”Сегодня хороший день, Сабонис снова с нами“. Его возвращение дало нам уверенность, мы никого не боялись» [168, с. 246].
Волков: «Мы очень много готовились: предолимпийская подготовка, тренировки, игры с ”Ястребами“… Мы играли очень хорошо, но без Сабониса. И тут, за несколько дней до начала Олимпиады, он вернулся. Представьте себе ситуацию, мы почти два года готовились играть без него, а теперь он вернулся[118]» [114].
Игры XXIV Олимпиады, проходившие в Сеуле в 1988 году, были известны как Игры примирения. В международной обстановке, характеризующейся окончанием холодной войны, не было массовых бойкотов, и оба политических блока пришли к урегулированию своих разногласий с помощью спорта. Это означало, что на этот раз мы сможем увидеть долгожданную дуэль на вершине между США и СССР… конечно, если позволит Югославия. Что касается предолимпийского состава, то главной новостью стало появление в нем Арвидаса Сабониса, который заменил Ткаченко. Остальной состав остался прежним.
Куртинайтис: «После того как мы выиграли предолимпийский турнир, Гомельский позвал Валтерса обратно. Валдис не тренировался два месяца. Среди игроков было проведено голосование, на котором было решено, что в команде должен быть Игорс Миглиниекс, а не он. Миглиниекс провел подготовку, выиграл с нами предолимпийский турнир, поэтому, несмотря на то, что Валтерс был лучше, может быть, лучше всех, мы выбрали Миглиниекса» [112].
Авраменко: «Перед поездкой на Игры Гомельский устроил им открытое голосование: Игорс Миглиниекс или Валтерс? И ребята выбрали Игорса» [243].
Саша Гомельский: «Валтерс никогда не нравился команде, его просто не любили. Как игрок он мог многое, но как человека его недолюбливали. Игроки проводили вместе по шесть-восемь месяцев в году, каждый день видели друг друга, так что такие вещи имеют значение» [34].
Валтерс, один из лучших европейских разыгрывающих восьмидесятых годов, в решающий момент поплатился за свои прежние грехи. Без него и Ткаченко из старой гвардии остались только Белостенный, Тараканов и Хомичус, причем последний продолжил работу в качестве капитана. Гомельский готовил своих рыцарей к крестовому походу. Турнир проходил с 17 по 30 сентября на одной площадке – в Джамсильском манеже, вмещающем 11 000 зрителей.
Система проведения соревнований была такой же, как и на предыдущих соревнованиях: предварительный раунд из двенадцати команд, разделенных на две группы по шесть, там играют между собой по круговой системе, четыре лучшие из каждой группы выходят в четвертьфинал, затем – полуфинал и финал. СССР попал в группу А с Югославией, Австралией, Пуэрто-Рико, Южной Кореей и Центрально-Африканской Республикой и играл с ними именно в таком порядке. В общем, календарь можно было признать удачным.
СССР в матче с Югославией начал доминировать над нервным и плохо ориентирующимся на площадке соперником (27:15, 15-я минута). Однако реакция югославов была сокрушительной. Всего за четыре минуты Паспаль и Желько Обрадович совершили рывок 24:6, который перевернул в свою пользу счет к перерыву (39:33). Во второй половине соперник сохранил инициативу и увеличил преимущество за счет броска Петровича. Советская команда не нашла, чем ответить, не хватало искры, чувствовалось бессилие, и в итоге она уступила тринадцать очков (79:92).
Сабонис, впервые за последние полтора года участвовавший в официальном или товарищеском матче, провел на площадке около 30 минут, набрал скромные 11 очков и 4 подбора и чувствовал себя далеко не тем доминантным игроком, которого все помнят. Из общей атмосферы разгрома выделялись только Марчюлёнис и Сокк (по 20 очков). Ненависть к югославам продолжала расти: Тараканов заявил, что Паспаль плюнул в него.
Александр Вольфф (Sports Illustrated): «Это уже не наш Сабонис» [238].
Сабонис: «Мне еще предстояло пройти долгий путь, чтобы выйти на свой прежний уровень игры. Сейчас есть две фундаментальные проблемы: набрать физическую форму, чтобы выдерживать игры такого уровня, и избавиться от страха снова получить травму» [244].
Дражен Петрович: «Игра была очень тяжелой, но мы в очередной раз доказали, что сегодня превосходим советскую команду» [244].
Тараканов: «Все было, как в кошмарном сне. После матча мы сидели в раздевалке словно оплеванные. Без Сабониса сборная полтора года наигрывала быстрый состав, играя фактически в другой баскетбол – акцент делался прежде всего на защитников и форвардов. Появление Арвидаса разрушило все предыдущие наработки. Но тренеры поступили правильно, сразу выпустив Сабониса на весь матч. Если бы мы заигрывали его потихоньку, то он не успел бы набрать форму» [245].
Куртинайтис: «Саба играл с нами первый раз чуть ли не за два года, поэтому взаимопонимания с ним на площадке не было никакого. Мы же все равно продолжали играть на него, точнее, на его имя. После игры Арвидас прямо сказал: в Сеуле на него слишком надеяться не стоит» [245].
Марчюлёнис: «Мы привыкли играть без него. А потом вернулся Сабас. Нам пришлось его использовать, давать ему мячи, и каждый потерял свое место на поле» [135].
Волков: «Складывалось впечатление, будто команда не знает, что делать. Игры не было вообще – мы словно остановились. Все вокруг вдруг сразу стало черного цвета, и я подумал: ”Господи, попасть хотя бы в полуфинал, чтобы было не стыдно отсюда уезжать!“» [245].
Возвращение Сабаса вызвало у игроков недоумение. Мало того, что они уже научились играть без него, а значит, научились играть по-другому, так еще и приходилось осваивать новые схемы игры практически с нуля. Мало кто считал, что его возвращение – это лучшая из возможных новостей, и игроков не покидало уныние. Кроме одного человека.
Тихоненко: «Мы проиграли первую игру с Югославией и пришли в раздевалку с опущенными головами. И тут в раздевалку заходит человек и говорит: ”Ребята, это неважно, не переживайте, мы проиграли, но вы точно выиграете Олимпиаду!“ Это был Гомельский! А мы все смотрели на него с таким выражением лица… думали, что он сумасшедший. Только он верил, что мы можем выиграть» [115].
Тараканов: «И тут сам Гомельский заходит в раздевалку после игры и жесткими мужскими словами говорит, что самую плохую игру на турнире вы сыграли, теперь будете только выигрывать. Это был, конечно, феноменальный человек по тому, как он умел общаться с людьми и вселять в них уверенность» [192].
Волков: «Здесь надо отдать должное Гомельскому. После игры он не оставил команду на растерзание чиновникам из Спорткомитета, жаждавшим устроить нам выволочку, и все приговаривал: ”Спокойно, ребята, все равно обыграем всех и займем первое место. Ведь вы – самые сильные“» [245].
Сокк: «У него имелся только один соперник – штатовцы. И он верил, что мы сможем их обыграть» [246].
СССР оправился от первоначального горького привкуса поражения, уверенно обыграв прямого конкурента – Австралию (91:69). Сабонис, несмотря на нестабильность в бросках (8:22), продемонстрировал некоторое улучшение результатов: 17 очков и 20 подборов.
Гомельский: «Наша главная проблема – Сабонис. Думаю, для соперника главной проблемой тоже был Сабонис» [247].
Третий матч был против непредсказуемого соперника Пуэрто-Рико, проигравшего Австралии и потерпевшего поражение от слабых хозяев.
Гомельский решил не использовать Сабониса, так как у него не было ни дня отдыха, и полагал, что соперника обыграть будет просто. Однако в этот день игроки Пуэрто-Рико показали себя с лучшей стороны и после равного первого тайма за десять минут до конца вырвались вперед.
Марчюлёнис удержал команду в игре, и в последнем рывке им удалось сравнять счет менее чем за минуту до конца. Волков сфолил на Моралесе, который промазал оба броска. Пуэрториканцы взяли отскок и забрали мяч для трехочкового броска Моралеса, который не попал. В овертайме Марчюлёнис, который весь матч был на высоте (32 очка), поставил точку в игре, хотя казалось, что шансов на победу не так много (93:81): «Это не мы выиграли у Пуэрто-Рико, это они проиграли!»
Тараканов: «Да, нам повезло в игре с Пуэрто-Рико, но ведь везет-то сильнейшим. В спорте всегда многое зависит от удачи, и, когда она на твоей стороне, это придает уверенности» [245].
Сабонис: «Я не мог играть, потому что испытывал некоторый дискомфорт в ноге, и лучше было поберечься. Поэтому у нас были проблемы с подборами» [244].
Гомельский: «Без Марчюлёниса не было бы этой победы. Только он играл хорошо, команда играла хорошо последние пять минут <…>. Сегодня Сабонис отдыхал. С ним все ОК. Он чувствует себя хорошо. Не думал, что игра сложится тяжело» [247].
С одной стороны, поражение в матче против Пуэрто-Рико открывало возможность занять третье место в группе и избежать встречи с США до финала. С другой стороны, с точки зрения уверенности игроков в себе в период нестабильности в команде, начинать с двух поражений в трех матчах было бы, пожалуй, тяжелым бременем.
В оставшихся матчах группового этапа Южная Корея осталась верна своей роли аутсайдера и была разгромлена (+37), а по советским игрокам было видно, что они еще не до конца освоились. Доказательством служила победа над ЦАР, в составе которой отличился Анисет Лаводрама (27 очков и 10 подборов), с разницей всего в 9 очков.
Волков: «Мы чуть не проиграли команде страны, о существовании которой до Игр я даже не знал» [114].
СССР оправился от стартового поражения, выиграв оставшиеся матчи и заняв второе место в группе. Но даже в этом случае ощущения были не самыми лучшими для команды, единственной целью которой было золото.
Приспособиться к Сабонису было нелегко, но игроки чувствовали, что по мере того, как они делили с ним время на площадке, «химия» между ними постепенно возвращалась.
Марчюлёнис: «Сабонис был очень умным игроком, он быстро адаптировался к нашей изменившейся тактике игры. Команда в начале сильно отличалась от той, которую мы увидели в середине турнира» [135].
Сокк: «Пик нашей формы пришелся на предолимпийский турнир. Потом мы немного расслабились, и нам потребовалось время, чтобы вернуться к своим лучшим кондициям. С приходом Сабониса в команду все стало совсем по-другому. Мы привыкли к новой ситуации и стали играть лучше» [214].
Волков: «Сабонис, которого боялись все без исключения, вначале был для нас обузой. Мы несколько месяцев не играли с доминирующим игроком, играли в быструю игру. Когда вернулся Арвидас, мы не знали, как использовать его навыки, что с ним делать <…>. Нам пришлось перестраивать свою игру вокруг него, играть в другой баскетбол. К счастью, мы справились» [114].
Гомельский: «Арвидас – очень умный парень. Он не только использует свою силу как второй разыгрывающий на площадке, но и показывает остальным, как лучше нужно расположиться» [115].
Сабонис: «У нас были проблемы с некоторыми командами <…>. Однако я думаю, что по мере приближения конца турнира мы наберем обороты. Если кто и может обыграть США, так это СССР» [244].
Гомельский: «Моя идея заключается в том, что нужно выигрывать последние игры, а не первые. Мои ребята растут день ото дня. Это моя тактика» [238].
В четвертьфинале должен был состояться матч со сборной Бразилии, капитаном которой был один из лучших бомбардиров всех времен и народов Оскар Шмидт, переживавший расцвет. Игра началась в бешеном темпе, с безостановочным обменом мячами при практически отсутствующей защите. Авантюра Гомельского, поставившего Марчюлёниса против Оскара, чтобы помешать ему принимать мяч, привела к тому, что невысокий литовец стал быстро набирать фолы, и совсем не помешал Святой Руке забивать снова и снова.
Бразилия сумела перевести игру в свою пользу и ушла на перерыв, ведя в счете 58:53. За первые двадцать минут неутомимый Оскар набрал не менее 29 очков. Волков ответил 19-ю, а Сабонис практически не вступал в игру (4 очка, все со штрафных, 0/6 с игры), явно чувствуя себя некомфортно в таком высоком темпе.
Если СССР не хотел нарваться на серьезные неприятности, ему надо было подниматься с колен и активно защищаться, что он и сделал с самого начала второго тайма. Волков, а затем Тараканов стали плотно опекать Оскара, и его атакующая активность значительно снизилась, что сразу заметила команда.
Советское нападение стало медленнее, мяч чаще переходил в руки Сабониса, улучшилось движение мяча и подбор, и за восемь минут до конца игры они перевернули счет (89:80). И тут вновь появился Оскар, который десятью почти подряд очками поставил игру на острие ножа (99:96).
Бразильцы боролись до конца, и за полторы минуты до конца почти сравняли счет (105:107). Однако трехочковый Куртинайтиса, лучшего игрока своей команды (24 очка, 6 из 9 трехочковых), поставил точку в матче за несколько секунд до финального свистка. Кроме Волкова и Куртиса, в составе сборной СССР выделялись Тараканов (13 очков за 14 минут, ключевые во второй половине) и Сокк (13 очков без промаха). Оскар набрал астрономические 46 очков, включая пять попаданий издали, а Израиль окончил матч с 22 очками.
Тараканов: «Тот матч складывался для нас очень тяжело. У бразильцев была приличная команда, а что вытворял Шмидт! К счастью, наши соперники оказались не очень сильны в защите, что и сказалось в концовке» [245].
Сабонис: «Победа над Бразилией была важна для нас, чтобы еще на шаг приблизиться к золотой медали. Это был тяжелый и сложный матч, мы играли в очень высоком темпе, и радость от победы после него помогла нам выйти матч с США с боевым настроем» [248].
В других четвертьфинальных поединках Югославия легко обыграла Канаду, Испания уступила Австралии, а США разгромили Пуэрто-Рико. Советским спортсменам пришлось пережить гораздо больше, чем ожидалось, чтобы выйти в полуфинал, где их ожидало испытание, к которому они готовились долгие годы. Долгожданная встреча на высшем уровне между двумя сверхдержавами должна была состояться не за золотые медали, а за место в финале.
Американцы подошли к полуфиналу, имея за плечами шесть побед и ни одного поражения. Большинство из них были неприличными разгромами (Испания +44, Китай +51, Египет +67 и Пуэрто-Рико +37), одна менее уверенная – против Бразилии (+15), а Канада показала уязвимые места США (+6). Команда под диктаторским[119] руководством скандально известного Джона Томпсона организовала удушающую защиту, которая подавляла соперников, а американцам позволяла легко забивать после перехватов мяча.
Но уже на стадии предварительного отбора игроков тренер Томпсон подвергался критике за чрезмерную упертость и игнорирование их таланта. Американский тренер хотел повторить в сборной стиль игры своего клуба Georgеtown Hoyas[120]. Он отцепил игроков с большими атакующими способностями, которые, по его мнению, не соответствовали его оборонительным стандартам: Стив Керр, Шон Эллиотт (оба имели международный опыт после победы на Кубке мира 1986 года), Рекс Чепмен, Би Джей Армстронг, Стейси Кинг и Шерман Дуглас.
На этом споры не закончились, поскольку его почти военный стиль и жесткость методов привели к конфликту с некоторыми из его главных звезд, особенно с Дэнни Мэннингом, который только что выиграл чемпионат NCAA и считался лучшим в стране игроком-студентом. На фоне этого события ходили слухи, что игрок хочет покинуть команду, а разыгрывающий Georgеtown Чарльз Смит признался, что другие игроки обращались к нему за советом, как вести себя с Томпсоном, на что он отвечал: «Иногда я отвечал им, что даже сам тренер не знает, чего он хочет»[121]. Не помогли улучшить имидж и снизить напряжение и его ужасные отношения с прессой, скрытность, граничащая с паранойей, в отношении всего, что касается команды, его плохо замаскированное высокомерие и обостренный патриотизм[122].
Эксперты сошлись во мнении, что слабым местом США является недостаток качества игры в нападении, особенно при бросках из-за трехочковой линии. Когда им не удавалось реализовывать броски после розыгрышей или быстрых отрывов, они страдали в статичном нападении, и им не хватало игроков, способных приносить очки, чистых бомбардиров. Отсутствие в полуфинале лучшего бамбардира команды Херси Хокинса из-за травмы усугубило проблему. Другими недостатками были посредственные разыгрывающие и недостаток высоких игроков в команде, поскольку Томпсон сделал ставку на атлетизм и быстроту, а единственным уверенным центровым стал Дэвид Робинсон.
Тем не менее американская команда была грозной и являлась претендентом на золотую медаль. Помимо игроков топового уровня – Робинсона и Мэннинга – у них были другие отличные универсалы, такие как Митч Ричмонд и Дэн Марли, элегантный форвард Чарльз Смит, и, самое главное, игроки были в превосходной физической форме.
Люте Олсон (тренер сборной США на ЧМ-86): «Эта команда лучше моей <…>. Я искренне верю, что главный претендент на золотую медаль – США» [244].
Оскар Шмидт: «Сабонис не может прыгать, ему больно, когда прыгает. Соединенные Штаты воспользуются этим слабым местом сборной СССР» [10, с. 312].
В теории этого должно было быть более чем достаточно для победы над Советским Союзом, который с трудом находил в себе силы и до этого момента показывал посредственные результаты на турнире. Однако Майк Фрателло, безусловно, американский тренер, который лучше всех знал советских игроков, высказал предупреждение: «Я думаю, что мы автоматически предполагаем, что прессинг по всей площадке будет иметь решающее значение на Олимпиаде. Да, это одна из наших сильных сторон, но они также будут готовы, что с самого начала мы будем оказывать на них давление. Они знают, что мы собираемся делать, и советские спортсмены долго, очень долго готовились» [249].
Гомельский разрабатывал способы борьбы с прессингом американцев, при этом первоочередной задачей было не терять мячи, так как это дало бы возможность контратаковать. В качестве стратегии он предложил не злоупотреблять дриблингом, а опираться на Сабониса и Волкова, чтобы преодолеть первую линию прессинга. Оба – хорошо пасующие и даже дриблингующие, если потребуется, они могут стать ключом к нарушению плана Томпсона.
Сокк: «Мы тщательно готовились к преодолению давления и с самого начала матча были готовы» [214].
Хомичус: «В течение всех Игр в Сеуле мы готовились только к одному матчу – против сборной США. <…> Перед каждой игрой часть тренировки мы уделяли ближайшему сопернику, но основную часть времени – американцам. Теперь я понимаю, почему тренеры так решили – одного дня на подготовку к США нам просто не хватило бы» [250].
Марчюлёнис: «Инструкция Гомельского на игру была короткой и простой: первое – Сабас должен был помогать подбирать мяч после каждого их броска. Второе – мы должны были останавливать их контратаки и, самое главное, не давать им возможности бить сверху, потому что, когда они так делали, у них появлялась уверенность, как будто вырастали крылья, и остановить их уже становилось трудно» [135].
Советские баскетболисты вспоминают, что в дни между победой над Бразилией и полуфинальным матчем Гомельский по нескольку раз беседовал с каждым из них, чтобы помочь им избавиться от извечного страха перед командой США.
Марчюлёнис: «Надо было признать его работу, я отдаю ему должное. Он, по крайней мере, дважды приходил ко мне и говорил: ”Ты должен верить в себя. Ты должен быть уверен в себе. Мы обыгрывали лучшие команды колледжей. Они дети, ты знаешь, как их обыграть“. Он был отличным мотиватором <…>. Он сказал нам, что американские игроки эмоциональны и поэтому очень хрупки» [135] [251].
Сокк: «Гомельский был прекрасным психологом[123]. У него были прекрасные игроки, и он это знал и ценил, а это было важнее, чем быть тренером-тактиком» [214].
Тихоненко: «Перед этим полуфиналом случилось нечто, что нас сильно удивило. Каждой команде было выделено время для просмотра видеоматериалов, чтобы подготовиться к следующей игре. Мы пришли в зал чуть раньше, и там были югославы, которые смотрели видео с американцами, как будто были уверены, что мы проиграем и они будут играть в финале с США. После того как мы вышли на площадку, пришли американцы и сказали: ”Идите к другому кольцу, здесь будем разминаться мы“. Мы сказали, чтобы они сами шли к другому кольцу. Такой был настрой перед игрой» [115].
Сабонис: «Игроков сборной США подвело то, что они слишком выпендривались. Мы первыми начали разминаться, бросаем потихонечку. А тут они выходят из раздевалки эдакими королями: мол, подвиньтесь, ребята, нам это кольцо больше нравится <…>. Свою разминочную половину мы им, разумеется, не отдали – да и разозлились как следует» [189].
СССР начал очень сосредоточенно, с самого начала захватив инициативу и задав темп. План Гомельского сработал на отлично: с помощью проходов и заслонов Сабониса и, прежде всего, умения Волкова доставлять мяч в зону атаки, советские игроки раз за разом без особых проблем преодолевали страшный прессинг.
Более того, каждый раз, когда происходили перехват или промах, игра в защите была близка к идеальной. Лишенные легких розыгрышей, американцы с трудом набирали очки в статическом нападении, и только Робинсон постоянно попадал в кольцо. Дэнни Мэннинг получил два фола в первые три минуты и до конца тайма наблюдал за игрой со скамейки запасных. СССР, в свою очередь, терпеливо разыгрывал мяч, искал хорошие позиции для бросков, чем воспользовались Куртинайтис и Марчюлёнис, забросив шесть трехочковых на двоих. США играли более индивидуально, не создавая впечатления, что они способны переломить ход игры.
После перерыва ситуация не изменилась: СССР увеличил свой отрыв до 14 очков. Затем, как и ожидалось, последовал ответ американцев. Серия быстрых отрывов и переходов под руководством готового к атаке Джей Ар Рида позволили американцам приблизиться на расстояние двух очков (57:59) в середине периода.
Однако СССР не сломался, и мощная игра Марчюлёниса вернула преимущество в десять очков. Время продолжало уходить, американцы, торопясь, бросались в атаку и слегка сократили отставание (69:77, 18-я минута).
Марли предпринял последний отчаянный натиск. Теперь уже советские игроки занервничали и стали допускать ошибки, которых им до этого удавалось избегать – 79:76. Но времени на большее уже не осталось: штрафной Сокка и бросок Куртиса, ставшего лучшим с 28 очками, привели к исторической и очень заслуженной победе (82:76).
В составе сборной СССР выделялись Марчюлёнис (19 очков и ключевые передачи), Волков (12 очков и ключевой момент в преодолении прессинга) и Сабонис (13 очков и 13 подборов). В слабой команде США отличились только Робинсон (19+12) и Марли (15+7). Выбранный на драфте под первым номером Мэннинг стал прообразом бессилия янки: 0 очков за 13 минут игры.
Билл Уолтон: «Советские баскетболисты играли с большей фантазией, с большей креативностью, что ли. Они были увереннее в атаке, лучше перемещали мяч и в целом показали высокий уровень игры» [185].
Тараканов: «Невозможно описать словами ту эйфорию, которую мы испытали после окончания матча. Наверное, сейчас так чувствовала бы себя команда, обыгравшая Dream Team. Такие звездные моменты никогда не забываются и придают силы в трудные минуты жизни» [245].
Сокк: «Папе надо отдать должное. Он сделал все, чтобы заразить нас своей убежденностью» [246].
Лют Олсон: «Мы не сумели набрать очки и поздно поняли, что трехочковые броски имеют решающее значение в международных играх» [238].
Игроки были благодарны многим факторам: это и возвращение Сабаса, и опыт работы с «Ястребами».
Тараканов: «Без Сабониса мы бы не выиграли у американцев, он прихватил Робинсона, выиграл щиты, много забил и отдал» [192].
Сокк: «Игры и тренировки с ”Ястребами“ очень помогли нам, они повысили нашу уверенность перед Играми» [214].
Тихоненко: «Без этих тренировок мы бы не привыкли к игре с американцами, нам было бы гораздо сложнее обыграть их в 1988 году» [115].
Тараканов: «В первый раз играли против команды НБА в 1987 году. Сначала выходишь, думаешь: ”Ну, сейчас начнется – будут кроссовками до твоего лба допрыгивать“. Потом играешь – и видишь: такие же люди. Ввязываться в бей-беги не надо: все-таки в атлетизме они превосходили нас. Но если действовать умно и коллективно, можно играть и выигрывать. Те матчи очень помогли – и на Олимпиаде мы понимали, что играем не против инопланетян» [58].
Сияющий Гомельский на Играх был очень дружелюбен и проявил свой талант налаживания хороших отношений с окружающими[124], с широкой улыбкой заявил на пресс-конференции: «NBA оказала огромную помощь нашей стране. Я благодарю американский баскетбол» [253]. Это, должно быть, показалось Томпсону издевкой, и он вел себя словно ему случайно дали съесть перец чили. Серебряная Лиса язвительно закончил: «В следующий раз не делайте упор на магической защите, привезите Мэджика Джонсона» [254]. «Будет исполнено, товарищ Гомельский», – подумал, наверное, Дэвид Стерн.
Критика Томпсона как главного виновника поражения, как в его стране, так и в мировой прессе, была единодушной и жесткой. Его высокомерие, чрезмерный контроль игры, сомнительные критерии отбора, тактическая неграмотность, неспособность найти альтернативный план на время матча и ощутимое отдаление от своих игроков были названы причинами, превратившими талантливую команду в одиноких хищных псов.
Алекс Вулфф: «Томпсон – своего рода диктатор. Он тренер, который кричит на игроков на тренировках, который говорит: ”Делайте то, что я говорю, и точка“. Чарльз Смит, который играл в его клубе, привык к этому, а вот Мэннинг и Робинсон – нет. Они чувствительные, тонкие, умные игроки. Тренер Дэнни в Канзасе – хороший слушатель, в отличие от Томпсона. Его картина мира выглядит так: Америка против всех остальных стран. Капитализм против коллективизма. Это было слишком большое давление для двадцатилетних ребят» [253].
Финал против сборной Югославии стал пятой встречей между этими заклятыми врагами за два месяца, учитывая товарищеские и официальные матчи, из которых Югославия выиграла четыре. Пресса считала их фаворитами, поскольку они провели более солидный турнир и были более отдохнувшими после рутинных четверть- и полуфиналов. Сами югославы тоже уже видели себя с золотом на шее, и начало матча, похоже, подтвердило их правоту.
Советские игроки вышли на площадку нервными и совершали неудачные броски, поэтому не прошло и трех минут, как Гомельский объявил тайм-аут, а первые очки они набрали только через две минуты. Не прикладывая особых усилий, Югославия уходила в отрыв на глазах у нерасторопного соперника.
Гомельский продолжал менять состав в поисках наиболее верного решения, так как отставание в счете достигло угрожающего уровня (12:24, 12-я минута). В этот момент заметно расстроенный Сабонис, которого никак не замечали партнеры, решил взять ответственность на себя, открыв новую игру разящим данком.
При поддержке Куртинайтиса он стали доминировать в игре, и югославы растворились на поле, как сахар в воде. Яростно защищаясь, СССР уже к перерыву повел 31:28. О крахе югославов также говорит один факт: за последние девять минут они смогли забросить лишь один мяч – сложный бросок Обрадовича.
Обе команды сыграли гораздо хуже своих возможностей, и игра казалась открытой. Однако Марчюлёнис и Сабонис вышли на площадку, решив поставить точку в матче и не дать югославам ни единого шанса вернуться в игру. Они с самого начала второй половины повели в счете (44:35, 25-я минута), вернув себе облик полуфиналистов. Петрович изо всех сил пытался вывести своих товарищей из «комы», но это было невозможно. Они не вступали в игру психологически и, хотя разница в счете была не слишком велика, создавалось впечатление, что они не успевают реагировать на происходящее. Сильный рывок ветерана Тараканова сделал игру предрешенной (70:55, 17-я минута), и оставалось только предвкушать праздник. Советские звезды подтвердили свое превосходство: Марчюлёнис (21 очко и 6 передач) и Сабонис (20 очков, 15 подборов и непреодолимая стена в защите).
Югославии не хватило усилий Петровича (24 очка), а остальные выступили средне. СССР был чемпионом, Сабонис за несколько недель поднялся из ада в рай, а Гомельский доказал, что заслуженно занимает свой пост. В конце игры было неясно, кто кричит громче, – Папа или его легендарные игроки. Как мастерски повествует Хуанан Хинохо в книге Sueños robados: «Расцвет Югославии произошел немного рано, в то время как советским спортсменам потребовалось чуть больше времни, чтобы достигнуть своего пика».
Гомельский: «Я чрезвычайно счастлив. Всю свою жизнь я мечтал выиграть золотую медаль на Олимпийских играх и вот наконец-то добился этого. Команда сыграла очень хорошо, гораздо лучше, чем в предварительном раунде. Я должен выделить Арвидаса Сабониса, лучшего центрового в мире. Но я должен поздравить всех игроков, каждый их которых проделал великолепную работу» [255].
После окончания соревнований все советские игроки сходятся во мнении, что с того момента, как они обыграли американцев, они были абсолютно уверены в своей победе.
Тараканов: «После победы в полуфинале над США я был практически на 100 процентов уверен, что мы обыграем югославов. Если бы мы стали вторыми, то для меня это было бы катастрофой всей жизни. Перед игрой я прямо сказал: если проиграем, не знаю, что с собой сделаю. Нам судьба дала такой шанс, и не использовать его – преступление» [245].
Волков: «После победы над США мы точно знали, что не проиграем югославам» [245].
Сабонис: «Югославы проиграли в тот момент, когда увидели, что мы победили американцев. Они не верили, что смогут нас победить» [188].
Тараканов: «У югославов был комплекс после игр с нами, мы постоянно обыгрывали их последние годы» [192].
Сабонис: «Победив США в полуфинале, мы поняли, что нас ничто теперь не способно остановить. После той игры мы почувствовали такой прилив сил и положительных эмоций, что даже когда проигрывали по ходу финала Югославии, все равно твердо знали, что мы выиграем» [256].
Это была последняя игра Сергея Тараканова в составе сборной, и он ушел так же, как и пришел: обыграв Югославию. Эта победа стала прекрасным завершением его карьеры, полной успехов в составе сборной СССР, включая три Евробаскета, Кубок мира и золотую медаль Олимпийских игр: «Как только после матча добрались до Олимпийской деревни, помчался на переговорный пункт, позвонил жене, маме. Кричал в трубку: ”Мы выиграли!“ Они еще не знали результата, финал-то в записи показывали» [154].
Сабонис не был таким сокрушительным игроком, как до травмы, но он сохранил свою решительность, особенно в ключевые моменты (полуфинал и финал). Литовский король сделал первый шаг в своем перерождении в элитного баскетболиста, лишенного былой взрывной энергии, но более собранного и столь же отважного. Другим крупным победителем стал Марчюлёнис, лучший игрок турнира.
Команда – победительница Игр в Сеуле также согласна во многом отдать должное Гомельскому за то, что он помог им забыть о существовавших ранее разногласиях и сделал их очень сплоченной группой с общей целью[125]. При воспоминаниях о Сеульских играх они часто произносят слово «семья».
Волков: «В команде была по-настоящему семейная обстановка. Такой мне больше не приходилось встречать нигде – ни в НБА, ни в Европе <…> И хотя все мы приехали в сборную из разных союзных республик, никаких национальных преград между нами не существовало. Большая заслуга в этом, конечно, Гомельского. Он сумел создать в команде такой климат, что она заработала как единый механизм» [245].
Куртинайтис: «Мы были настоящей командой, семьей, где никто не думал о своей личной статистике. Такого единения я не видел нигде. Гомельский организовал нас так, что люди разных национальностей слились в одно целое. <…> По сути, мы и сейчас семья» [112].
Миглиниекс: «В команде сложились очень хорошие отношения. Мы прекрасно понимали свои роли, кто лидер, кто запасной… все было направлено на победу. Никто не обижался, если ему давали мало минут. Многие люди не понимают такой дружбы. Нужно понимать, чего хочет человек рядом, так мы и поддерживали друг друга». В команде было шесть игроков из стран Балтии (четыре литовца, латыш, эстонец), также украинцы, русские и казах, но проблем не возникало. Литовцы были ведущими, но я никогда не слышал, чтобы они говорили: ”Это только наша победа“. Такого не было» [109].
Сабонис: «Папа сделал нас настоящей семьей <…>. Мне кажется, что такой команды больше не будет. Нигде и никогда. Слишком уж поменялся баскетбол. Теперь очень многое решают не патриотизм, а деньги. Мы готовы были умирать на тренировках, играть с травмами любой сложности – рискуя завершить карьеру и остаться инвалидом» [188].
Тихоненко: «Соперничество было, но это было до 1988 года. После этого мы стали очень хорошими друзьями, а соперничество прекратилось» [115].
Хомичус: «Та команда, наверное, единственный коллектив из игроков постсоветского пространства, который и поныне регулярно встречается, празднует победы, помогает друг другу» [250]; [174].
Чувства были взаимными. Когда Гомельского спросили о его любимой команде из всех, которые он тренировал за свою очень долгую карьеру, Папа, не задумываясь, ответил: «Сборная СССР в 1988 году. Это была команда, которая сделала меня счастливым» [257]. Далее он дал понять, что полностью осознает свою значимость в завоевании титула, если кто-то не заметил: «Игроки были убеждены, что победить американцев невозможно <…>. Но я не сдавался: ”Мы лучшие, мы победим“, – твердил я. Я говорил им это каждый день» [257]. Не забывал он также и о тех, кого на Олимпиаде в 1988 не было.
Влад Гомельский: «А так жалко! Володя Ткаченко эту золотую медаль не только заслужил, он ее выстрадал. Папа всегда с симпатией относился к Володе. Ну а как по- другому можно относиться к такому большому и такому доброму человеку? Человеку, который через не могу, через боль, когда это было нужно, выходил на площадку и все отдавал ради победы. Мужественный и очень красивый спортсмен. О том, что он не получил свою медаль, папа очень жалел. Он сам сказал мне это в Хьюстоне в феврале 2005 года» [24, с. 399].
Гомельский действительно не хотел упустить медаль, которая значила для него все.
Авраменко: «На Олимпиаде медали давали только игрокам. Сразу после финального матча с югами Волков вручил свою награду мне, а Марчела – Гомельскому. Но примерно через час я сказал Александру Яковлевичу: ”Медали ребятам надо вернуть. Так будет правильно“. Отдали – и пошли ”душить“ президента МОК Хуана Антонио Самаранча. Гомельский его за грудки схватил: ”Хуан! Где моя медаль? Я десять лет эту команду создавал! Все игроки, кто на лавке сидел, медали получили – а я нет? Где справедливость?“ Бедный Самаранч начал оправдываться – дескать, Саша, не я эти правила придумал. В итоге игроки сами заказали нам медали. Они полностью идентичны сеульским – разве что золота в них на три грамма больше» [258].
Положительным моментом стало то, что во время утомительного антидопингового контроля Сабонис и Дражен похоронили свои разногласия и стали друзьями.
Баки Бакуолтер (генеральный менеджер Portland): «Они долгое время были заперты в раздевалке, просили все больше и больше пива, чтобы сдать анализ (мочи). Через час с лишним они, которые, как все знали, были врагами, вышли вместе, смеясь и обнимаясь, как большие друзья» [259, с. 163].
Сабонис: «Мы подружились после Олимпиады. В комнате допинг-контроля мы выпили по паре бутылок пива. Мы смеялись и пили вместе. Нам потребовалось три часа, чтобы выйти оттуда. Арапович и Куртис тоже были там. С этого момента наши отношения изменились. До этого мы не ладили. Подули ветры независимости, и все стало по-другому. Мы повзрослели и стали по-другому смотреть на жизнь» [259, с. 163].
Празднование было апофеозом, и, по легенде, в Олимпийской деревне три дня не прекращалось веселье, за это время были исчерпаны все запасы водки в Сеуле. Чемпионы приглашали к себе всех, кого видели, из какой бы делегации они ни были, и Волков вспоминает, как один из членов команды поцеловал африканского спортсмена на балконе. Дошло до того, что другие спортсмены стали жаловаться, что невозможно спать, и Гомельский обратился к единственному, кто мог прекратить этот гвалт.
Волков: «Появился Гомельский, забрал все спиртное, а затем подозвал к себе Белостенного и сказал ему, что тот лично отвечает за тишину и порядок. Иначе Белому, с которого раньше уже два раза снимали звание заслуженного, его в третий раз не дадут. Саша всегда был душой подобных празднеств. Но тут он вскочил, очистил помещение от посторонних, убрал мусор, заправил кровати, словом, навел такой порядок, будто мы только что въехали в гостиницу. Однако чистота и покой царили недолго. На следующее утро Витька Панкрашкин залез в апартаменты Гомельского, вскрыл шкаф, в котором хранилось конфискованное спиртное, и все закрутилось по новой» [245].
У Папы была и вторая идея помешать непрекращающейся вечеринке, правда, она несколько различается в зависимости от говорящего.
Тихоненко: «Известная шутка. Помнится, в 1988-м Папа не знал, как остановить наши пьянки после победы в Сеуле и в итоге придумал отличную фишку. Он сказал, что рано утром приедет машина и мы поедем на завод ”Самсунг“, где нам продадут телевизоры за десять процентов от цены. В итоге человек семь реально спустились в семь утра в холл. Но… вовсе не потому, что они рано легли спать. Просто пить еще не заканчивали!» [243].
Волков: «Александр Яковлевич пришел к нам в комнату и сказал: ”Ребята, завтра в 6 утра едем на завод Samsung – нам будут вручать подарки. Всем быть обязательно“. Неплохо зная Гомельского, я сразу почуял: здесь что-то не то. Хомичуса, Марчюлёниса и, по-моему, Сабониса мне удалось отговорить, и они остались, а остальные, негодуя на ранний подъем, встали в 6 часов и поплелись на остановку через всю деревню. Я им крикнул вдогонку: ”Ребята, куда вы? Мы вчера Олимпиаду выиграли – отдыхайте!“ Не послушали. Чуть позже сидим мы в комнате, потягиваем пиво. Заходит Гомельский. ”Где все?“ – спрашивает. Я говорю: ”Александр Яковлевич, вы же велели им идти к автобусу“. А он смеется: ”Вот дураки“» [245].
За победу баскетболисты получили почти 4000 долларов США, что стало самым крупным призом за олимпийскую медаль в Советском Союзе.
Тихоненко: «Мы не придавали этому значения, для нас важен был статус олимпийских чемпионов. В любом случае, 4 000 долларов – это большие деньги, в то время в СССР таких денег не было» [115].
Но когда речь заходила о мотивации игроков, Гомельский не только произносил красивые речи, но и на протяжении всего турнира намекал на большее. Игроки не уверены, было ли это явное и открытое обещание или просто недвусмысленный намек, но все они были убеждены, что если они вернутся в СССР с золотой медалью на шее, то Папа даст им возможность в ближайшем будущем играть за границей. Они и сейчас убеждены, что именно посредничество их тренера помогло через некоторое время открыть для них границы.
Марчюлёнис: «В 1988 году Гомельский дал своеобразное обещание: если вы победите, я помогу вам выбраться из страны. Он сдержал свое обещание, хотя это было не просто» [135].
Тихоненко: «Он не говорил буквально ”если выиграешь, я помогу тебе уехать“, но он делал все возможное, чтобы это произошло. Он всегда делал что-то для своих игроков, и в тот раз ему удалось уговорить власти отпустить нас» [115].
Влад Гомельский: «Отец в принципе был мужчиной с сильным характером и выполнил свое обещание <…> Игроков не интересовала премия в три тысячи долларов, а отец обещал, что всем будет позволено уволиться и уехать за границу. И слово сдержал» [260].