Сокк: «Не стоит винить судей в поражении. Мы просто не были хорошо подготовлены» [214].
Ветра: «Это был мой первый официальный турнир, но предыдущим летом парни выиграли медаль в Сеуле, границы СССР начали постепенно открываться, и появилась возможность подписать контракты за рубежом. У игроков еще не прошла эйфория после 1988 года <…>. Было ощущение, что единственный матч, о котором стоит переживать, – это финал с Югославией, остальные мы легко выиграем. Но потом мы проиграли Греции. Параллельно с этим вокруг нас неоднократно крутился Донни Нельсон, который хотел подписать Марчюлёниса в Warriors, потом у Волкова тоже что-то было с «Атлантой». У игроков было много других забот, помимо баскетбола. Но то, что они играли без мотивации, я бы так не сказал» [262].
Матч за бронзовые медали с Италией едва ли имел какую-то яркую историю. К большому перерыву победа уже виднелась на горизонте (45:31), и на этот раз СССР не стал сбавлять обороты, как это было в матче первого тура. Исход матча был предрешен еще задолго до финала, а каждый игрок смог провести на поле практически равное количество минут. Несмотря на такую оглушительную победу (104:76), она не принесла советским игрокам ни малейшей радости.
Как и в остальных матчах турнира, лучшим игроком своей команды стал Марчюлёнис (23 очка), а в итальянской сборной выделился Вальтер Маньифико (27).
Хомичус: «Мы проиграли ту игру (против Греции), что стало большим разочарованием для нас всех. Да, по крайней мере, мы заняли третье место, но для того состава команды это был отнюдь не лучший результат» [194].
Югославы играли как по сценарию и выиграли финал, продемонстрировав феерическую игру, о которой сразу же написали СМИ. Европа словно поддалась некой магии и пала перед универсальностью, которыми обладали югославы. Их считали одной из лучших команд в истории континента. К умению грамотно атаковать прибавилась и отличная командная защита, благодаря которой все усилия Галиса были сведены на нет.
В отличие от советских игроков, которые были практически бессильны, когда звездный игрок Греции забрасывал мяч за мячом, Ивкович нашел способ, чтобы минимизировать урон от его бомбардирского мастерства. Петрович, признанный игроком турнира, проявил себя на высочайшем уровне и добился этого без необхдимости привлекать к себе лишнее внимание.
Возможно, из-за слишком яркого контраста с командами, которые в теории должны были быть их соперниками, критика игры Советского Союза была единодушной и беспощадной: небрежное отношение к соревнованиям, равнодушие, вялость, коллективный упаднический настрой…
Maxibasket подвел итог соревнований эпитафией: «СССР имел примерно такую же мотивацию, как и человек, приговоренный к смерти» [263].
Только Марчюлёнис выполнил свою звездную роль на отлично, а Волков лишь иногда проявлял свой талант. Сабонис, в этот раз медлительный и немотивированный, не смог добиться успеха, несмотря на приличные показатели игры. По сути, ни один советский игрок не попал в пятерку лучших (Петрович, Галис, Паспаль, Островский и Раджа). Менее чем через год после победы в Сеуле казалось, что СССР очень далек от Югославии. Это признает и Гарастас: «Нет, я не думаю, что у нас были бы шансы в матче против Югославии, если бы мы вышли в финал. Это была очень сильная команда. В те времена они были сильнеее нас» [193].
Исход
Безусловно, масштабные перемены, происходившие в СССР, не могли обойти стороной и спорт. В условиях тяжелого финансового положения конца десятилетия Государственный комитет спорта был вынужден искать альтернативные пути финансирования. Стали выдавать спортсменам разрешения на выезд за рубеж, но при условии, что заинтересованные команды должны были договариваться напрямую с представителями Госкомспорта. Они назначали цену за игрока, которому доставалась лишь малая часть зарплаты, выплачиваемая клубом. Остальные денежные средства шли в казну самого Госкомспорта, родного клуба и других посредников, таких как Совинтерспорт – орган, созданный, в частности, для организации выезда советских спортсменов за рубеж.
Волков: «Совинтерспорт был очень характерной организацией для советской эпохи. Они хотели верить и думали, на самом деле, что могут все контролировать, но в итоге ничего не смогли сделать» [114].
На самом деле, прецедент уже был – футболист Анатолий Зинченко, выступавший за венский «Рапид» в 1980–1983 годах. Его переезд за границу был исключением, так как свою роль в его подписании сыграло то, что Австрия имела статус неприсоединившейся страны, а «Рапид» имел хорошие отношения с местной коммунистической партией[129]. Кроме того, на момент подписания контракта Зинченко уже исполнился 31 год, и он не представлял интереса для сборной.
Однако в 1987 году двери продолжали открываться для советских спортсменов: латвийка Ульяна Семёнова подписала контракт с испанским клубом «Тинторетто». Самой легендарной баскетболистке в истории[130] было уже 35 лет, она покинула сборную, но все равно увидеть ее в клубе за пределами СССР было немыслимо. По данным газеты ABC, за ее услуги Госкомспорту заплатили около шести миллионов песет [264]. Пребывание Семёновой в Испании вызвало ожесточенные споры, поскольку она публично заявила, что полученные ею деньги были недостаточными и не покрывали ее элементарных потребностей: «Я первая спортсменка, которая выехала за границу в качестве игрока. Совинтерспорт имел мало опыта в международных делах, и поэтому в первые недели у меня возникли банальные проблемы с тем, чтобы нормально питаться <…>. Когда я приехала в Испанию, у меня не было денег, и зарплату я могла получить только в конце месяца. Я получала 480 долларов в месяц – сумма, на которую в СССР можно жить очень хорошо, но здесь этого недостаточно» [265].
Ситуация улучшилась, и испанский клуб занял второе место в чемпионате – отличный результат, если учесть, что игроки «Тинторетто» особо не рассчитывали на успех до прихода Семёновой. Однако проблемы, о которых говорит Семёнова, уже дают нам представление о том, в каких жестких условиях приходилось жить первым спортсменам, которым удалось уехать. Уже в 1988 году эстонец Хейно Энден, россиянин Владимир Жигилий и литовец Раймундас Чивилис также уехали за границу – в Финляндию, Болгарию и Словакию соответственно.
Хейно Энден: «В 1987 году у меня была возможность уехать в Италию, у меня уже был контракт, но в конце концов спонсор отказался. Я отыграл еще один сезон в ЦСКА, а затем уехал в Финляндию. Мне доставалась только часть зарплаты» [266].
Тем временем у триумфаторов Олимпиады в Сеуле все еще возникали сложности с выездом за границу, несмотря на обещания Гомельского. Что касается самого тренера, то его дела обстояли не лучше. Он уехал в Испанию, провел там неудачный сезон в клубе «Тенерифе № 1» и был уволен перед самым выходом в плей-офф.
Алехандро Мартинес (помощник Гомельского в сезоне-1988/89): «Он только что выиграл золото в Сеуле, поэтому на него возлагались большие надежды. Мы искали хорошего тренера, а еще – человека-легенду, который бы помог нам заявить о себе <…>. Он ни разу не проявил признаков высокомерия, легко шел на контакт. Команда работала с ним очень хорошо, но результаты оказались не такими, как ожидалось» [267].
Саша Гомельский: «Они думали, что покупают волшебника, некое чудо, но сами игроки оказались не очень хорошими. Другой проблемой был языковой барьер. Он немного говорил по-английски, но не говорил по-испански, и это затрудняло его общение. Я ездил к нему на Тенерифе на месяц, и ему было трудно объяснить по-английски, что ему нужно. Игроки иногда не понимали, о чем он их спрашивает во время игры» [34].
Несмотря на добрые слова Алехандро Мартинеса, в прессе того времени упоминаются конфликты между Гомельским и президентом клуба Амидом Ачи [268]. После увольнения Папа пожаловался, что нагрузки, полученные за время пребывания в Тенерифе, сказываются на его здоровье, и заявил, что у него есть предложение от «Реала Мадрид», однако заявление не внушало доверия.
В сезоне-1988/89 стали появляться слухи о переезде самых ярких игроков сборной за рубеж. Важнейшим событием стало решение FIBA в апреле 1989 года окончательно разрешить присутствие профессионалов NBA. Таким образом, выступление в американском турнире больше не могло привести к исключению из сборной. Так, летом 1989 года двери перед советскими спортсменами распахнулись.
Марчюлёнис: «Я помню, что была очень большая делегация от ”Ястребов“, там были Майк Фрателло, Тед Тернер. Они приехали в Вильнюс. Там были люди из государственного министерства, из коммунистической партии и так далее. И все они решали мою судьбу. Под влиянием Теда Тернера мне пришлось перейти в ”Ястребы“. В то же время у меня дома жил Донни Нельсон[131]. Тогда, на встрече, я сказал, что хочу сам решать свое будущее, но звучал неубедительно. Через агента Марка Флейшера, Донни Нельсон, который также был знаком с Гарри Каспаровым[132], мне посоветовал расторгнуть договор со своим клубом, и тогда по закону я становился свободным. Таким образом, любая американская компания могла нанять меня, и я мог уехать из страны. Раньше, когда уезжала Ульяна Семёнова, было правило, что ты не можешь получать зарплату больше, чем советский посол, сумма была около 600 долларов, но в 1988 году это правило уже не действовало. Было трудно, но я нисколько не жалею о том, что у меня была возможность уехать за границу» [135].
Волков: «После Евробаскета 1989 года начались переговоры, и я объединился с агентом Марком Флейшером. Контракты были подписаны с организацией, которая обладала правами на нас и удерживала часть зарплаты. Но это не сработало, точнее, сработало только со спортсменами, которые были не очень известны. <…> В итоге я уехал за границу без вмешательства в мою судьбу Совинтерспорта.