– И чтоб моя Дашка не только со мной, а с любым, кто ее захочет? А в морду?
– Ребята, не ссорьтесь! Когда это все будет, неизвестно, – а решить надо, что делать сейчас.
– Я тоже в сторону. Не хочу жизнь ломать непонятно за что! Нафиг мне эта буча, я на инженера выучиться хочу!
– Так значит, все жертвы зря – Якубсон, Горьковский? И Степу мы, выходит, напрасно?
– А во имя чего? Нет больше «Молодой ленинской гвардии». Если идея – дрянь.
– Ах ты!..
– Ребята! Да разнимите их кто-нибудь!
– Ты что, шкура, не понимаешь? Даже если идея накрылась, мы-то есть! Во имя чего все было? И что теперь – по домам?
– А куда еще?
– Если наша цель – коммунизм. Раз его пока нет, то и борьба не закончена. Надо сражаться с теми, кто мешает. Бороться и искать, не сдаваться!
– С кем бороться? Фашистов без нас победили. Бандеровцев и тех уже не осталось. По вечерам ходить и хулиганье ловить по дворам? Смотреть, кто одет неправильно, и девчонкам юбки задирать? Надоело уже!
– Слушай, а может, мне на инженера выучиться, это и будет мое участие в строительстве коммунизма? А прочим пусть специальные люди и учреждения занимаются!
– Это которые завтра за всеми нами придут?
– Ребята… Но надо что-то делать! Что, разбежимся просто так и забудем?
– Я пас. Не хочу непонятно за что. Вот увидеть, что получится, – другое дело.
– Ну и проваливай, предатель! И жди, когда за тобой придут.
– А может, и не придут – я ведь пока ни в чем и нигде? Адье, дурачки!
– Ушел. Может, догоним и как Степу? Выдаст же всех!
– Гринь, ты дурак? Я у Любы сегодня выведала, оказывается, когда их в гостинице тогда завербовали, то дали им клички, позывные – 07 и 08. А еще шесть тогда кто? Выходит, что мы все под колпаком, и про наши тайны давно знают. Ты как хочешь, а я усугублять не хочу!
– Я тоже, пожалуй, пойду.
– И я. Пересидим пока, посмотрим.
– Ребята, да вы что? Даже если так – выходит, нам терять уже нечего! Так врагу и сдадимся, руки кверху задрав?
– Так эта Ольховская тоже ведь из наших, рабоче-крестьян? А не из «бывших».
– Сень, а если тебе завтра дадут отдельную квартиру и собственную «победу» – ты откажешься?
– Ну а отчего нет, если честно заработал? Или наша советская власть решит, что достоин?
– А если дворец? Имение, как до семнадцатого, – землю с крепостными? Или завод в собственность – тысяча работает, тебе все в карман? Ты тоже откажешься? Так граница где – отчего квартиру и машину можно, а дворец уже нельзя? Вот к чему приведет – если разрешить!
– Ребята, не ссорьтесь! А если – диалектически? У Сергея Степановича – левый уклон. А обуржуазиться – правый. Как канавы с боков, – так езжай посредине! Ну как я свой «газон» по дороге веду. Если руль слишком вывернуть, то в сторону тянет. Вправо несет – надо влево крутить, и наоборот.
– Это не диалектика называется, а соглашательство. И вашим, и нашим.
– Конечно, Нин, ты сама на папочкиной «победе» катаешься. И живешь не в бараке, а в пятикомнатной квартире, с папой-ректором. Ничего, завтра твоего папочку с поста погонят! Ну так, небось, побираться не пойдете? Эй, ты что! Нин, ну драться сразу зачем?
– Сейчас по другой щеке врежу! Ну и катитесь, трусы! Обойдусь без вас!
– Сумасшедшая! Народ, пойдем отсюда. Поздно уже.
– А лучше быть сумасшедшей, чем подлецом!
– Нина, а в самом деле… Платье у тебя нейлон, а у меня самый дешевый сатин. И никто тебе не говорит, что «расфуфырилась».
– Катька, ты дура? Я виновата, что у меня папа ректор? Ленин тоже был не из крестьян!
– А где в моральном кодексе коммунара сказано, что если папа ректор, то дозволено?
– А тебе что, завидно? Что ж раньше молчала?
– Ладно, народ, кончай базар. Предлагаю и в самом деле разойтись и пересидеть пока тихо. Если мы и впрямь под присмотром. А там будет видно. Может, и правда – поиграли в тимуровцев, и довольно, взрослеть пора. Становиться полезными членами нашего советского общества, к которым никаких претензий.
– Маратик, иди, взрослей. Я тебя что, держу? Только больше я с тобой не разговариваю. Кто предал раз, предаст еще. Между нами все кончено, слышишь?!
– Да ну тебя! Буду с Ленкой встречаться, она и покрасивее тебя. А твоего папу все равно завтра погонят.
– Так ты со мной лишь ради моего папы, квартиры, «победы»? Ну ты и дрянь!
– А за это не судят, в законе не сказано ничего. И вообще, пошла ты! Что, папой стращать будешь? Так я, даже если отчислят, как твоего папу вон, заявление напишу куда надо, что меня по идейным мотивам, прошу восстановить, а ваши делишки расследовать. Из тех денег, о которых спор, сколько в карман твоего папочки, или с ведома его, утекло? Тебе надо, чтобы там покопались?
– Вон пошел, сволочь! Видеть тебя не хочу!
– А ты вообще кто такая? Не хозяйка тут, дом не твой. Павло, ты против меня что-то имеешь?
– Какие же вы все… Обывательская слякоть! И я вас товарищами по борьбе считала. Пальто мое где?
– Слушай, может, и ее догоним? Если она сегодня без папочкиной машины. Я место удобное знаю, мимо которого она пойдет. В прошлый раз провожал, присмотрел.
– Марат, тебе надо, ты и догоняй. Твоя Нинка – сам с ней и разбирайся. А я пас.
– Ладно, народ, делаем, как решили. Пока тихо сидим, смотрим, что будет. И расходимся – а то соседка участковому стукнет.
– Павло, ну ты хоть по стакану нам налей, на посошок.
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко,
глава Службы партийного контроля
Валидол пить не пришлось. Этот гад Линник распинался про сытую жизнь партийной верхушки – а что работа здесь предельно нервная и падать, если что, придется очень больно, то за скобками. Причем падать, отвечая не только за свои собственные огрехи, но и тех, кто тебе подчинен. «Иногда ошибка взводного командира может повлечь последствия, которые не исправит и командир полка» – учебник «Тактика в боевых примерах», вводная часть. И фраза «ой, мама, зачем ты меня генералом родила» – из фильма той истории, здесь уже переснятого и вышедшего на экраны в прошлом году.
Доклады из Львова пришли, и по собственной линии, и от военных, и от ГБ – все ж преимущества старшинства «инквизиции» иметь доступ к каналам информации смежников. Все сходятся в одном – беспорядков не случилось и тенденции к их возникновению нет. Нарыв успешно вскрыт и обработан, теперь остается лишь рутина – и срочные меры по выявлению подобного в других местах. Особенно в Москве – потому Линник завтра утром будет этапирован сюда, со всеми предосторожностями, чтоб в пути с ним «несчастный случай» не произошел. Похоже, Лазарева права – во Львове Странника не было, Линник действовал по автономной программе. Что ж, тут из него вытрясут все, что он знает.
А Лазарева далеко пойдет, если шею себе не сломает раньше. Есть в ней ценное качество, уметь брать на себя ответственность – не иначе от мужа передалось, подводники они корсары по сути, должные полагаться больше на себя, чем на вышестоящие указания. Вот только как бы она в один день не переоценила себя, не взялась за заведомо проигрышное или гнилое дело. Поскольку у нас победитель получает все, а проигравший – наоборот. И нет никаких законов, кроме одного – есть ли польза для СССР, или вред ему? Сейчас все хорошо вышло – снова Анну Петровну награждать придется? Ладно, это после решим. А пока будет полезно материалы того диспута в самый короткий срок напечатать в газетах. Чтоб внести разлад в прочие кружки «от Странника», ведь вряд ли он ограничивался одним Львовом. Только фигуру товарища Лазаревой надо скрыть – пусть будет некая безликая сторона, задающая Линнику вопросы.
Секретарь докладывает – посол Ватикана настаивает на срочной встрече, по чрезвычайно важному делу. А эти-то тут с какой стороны? Хотя в Галиции их влияние всегда было сильно. И у этих святош секретность выше, чем в ЦРУ: если мы (пока еще живы компьютеры потомков) умеем читать почти любые американские, английские, французские шифрованные сообщения, то вся переписка между представительством его святейшества папы в Москве и адресатом в Риме идет на кодовых словах – смысл которых знают лишь те, для кого предназначена депеша. А передают «кодовые таблицы», что на самом деле значат безобидные фразы, даже не диппочтой, а с курьерами. Причем пытались мы в сорок девятом устроить нападение на такого курьера «польских боевиков АК» в поезде, идущем через территорию Польши – и аковцы были самые настоящие, получившие приказ якобы от британской разведки. Результатом были одиннадцать трупов, служки-охранники у церковников выучкой не уступят любому спецназу (правда, и сами потеряли двоих, упокоив лишь шестерых бандитов – остальных поляков уже нашим зачищать пришлось). После чего курьеры между Римом и Москвой перемещаются исключительно самолетами, благо рейсы «Аэрофлота» и «Алиталии» почти каждый день. И отец Серхио самолично (или кто-то из его самых ближайших помощников) встречает курьера в аэропорту и везет в миссию.
Ну, вот он и приехал. Отец Серхио, бессменный пока посол Ватикана в Москве, с сорок пятого года. Личный друг его святейшества папы Пия Двенадцатого (еще с тех времен, когда тот не был даже кардиналом). Бывший легат Римской церкви при Красных Гарибальдийских бригадах, на освобожденной от фашистов территории зимой сорок четвертого. И напоследок, духовник нашей «королевы итальянской» Лючии Смоленцевой, которая, пребывая в Москве, исповедывалась у него еженедельно (а после дисциплинированно писала доклады Анне Лазаревой, а та клала их мне на стол). Пока что зарекомендовал себя как убежденный друг Советского Союза. И уж точно не стал бы беспокоить по пустякам, вроде прошения об открытии нового храма или какого-то случая притеснения верующих католиков – тем более, настаивая на личной встрече!
Святоши ведут какую-то свою игру? По словам потомков (были в экипаже «Воронежа» вполне осведомленные люди – и особист товарищ Ефимов, сейчас у Лавретия Палыча работает, в «инквизицию» его сманить не удалось, и товарищ Большаков, кто для советской морской пехоты здесь та же фигура, как Маргелов там для ВДВ был), даже в той истории Ватикан с западными разведками информацией делился не то чтобы неохотно, но избирательно. Еще в большей степени следуя правилу «сообщали девяносто процентов правды, умалчивая десять – правда, после оказывалось, что это была ключевая часть»