– …или когда кто-то на машине подвозит, как меня сейчас, папин офицер-порученец, – продолжила Ира. – Однако же поспешим на кухню, а то, чувствую, у вас там что-то подгорает!
Она сняла шляпу, сбросила «летящую» накидку (Василь Кузьмич принял галантно), под ней оказалось синее шелковое платье с очень пышной юбкой, без рукавов, плечи полуоткрыты, большая искусственная роза приколота на груди. И колье с бриллиантом (ценой с «победу», как Бакланов определил). А на пальце то же серебряное колечко, что было в ресторане.
– Колье мне Анна Петровна одолжила. А колечко – это память, мамы моей настоящей. У вас фартук найдется еще один, чтоб мне платье не испачкать? Шесть уже – скоро гости придут, а у вас, вижу, не готово еще? Ой, Василий Кузьмич, да что же это такое – красное вино, и по графинам не разлито! Неужели вы не знали, что его не только охлажденным подают, но и чтобы воздух через широкое горло, тогда аромат особый? Так аристократы пили, в прежние времена, – они, конечно, эксплуататоры и кровопийцы, но в вине знали толк.
Кухонных забот было совсем немного – лишь снять с плиты, разложить по тарелкам и поднести на стол.
– Если бы вы, Ира, сказали, что любите салат оливье, то я бы его приготовил, не такой, конечно, как сам месье, унесший секрет с собой в могилу, но по настоящему его рецепту. Куда входят, вместо вареной колбасы, рябчики, телячий язык, паюсная икра, отварные раки, как во времена Гиляровского. Рецепт известен – только после смерти самого Оливье ни у кого не получалось так же вкусно, выходило что-то похожее, а не то. Ну, а в советское время уже возник вариант облегченный – вареная «докторская», и никаких рябчиков. Но я бы мог для вас оригинальный приготовить, все ингредиенты достать, у меня в ресторации знакомство есть.
– Как интересно, Василий Кузьмич! Я вижу, тут у вас целая полка книг по кулинарии, судя по обложкам. А это что, техническая литература? И на немецком языке тоже есть.
– Память о прошлом увлечении.
Когда-то давно Вася Бакланов мечтал стать электриком, или даже радистом. И даже, в начале тридцатых, собственноручно (по схеме из журнала «Радиофронт») собрал телевизор (вернее, приставку, которую надо было к радиоприемнику подключать – кто помнит сейчас, что было и такое?). Но времени катастрофически не хватало, и на настоящее образование тоже, лишь из случайно попавшей литературы что-то перехватить. А после войны технические книги на немецком везли в огромном количестве – и знакомые из Германии, и в букинистических магазинах было навалом. И Бакланов собирал свою коллекцию – как память о той давней и несбывшейся мечте.
– «Справочник инженера» Хютте, оба издания, и наше довоенное, и немецкое, четырехтомник! Техническая энциклопедия, второе издание. Справочник физических, химических и технологических величин, восьмитомник с двадцать седьмого года. «Гидроаэромеханика» Прандтля, оригинальное издание, с которого наш учебник переведен. Вы и этим интересуетесь, Василий Кузьмич?
Бакланов кивнул – ему стыдно было признаться, что он покупал трофейные книги, ориентируясь на рисунки, чертежи и схемы и не понимая языка.
– А вы, Ира, разбираетесь и во всем этом?
– Ну, Василий Кузьмич, у меня еще в школе по немецкому была пятерка. После Анна Петровна со мной занималась, а она по-немецки свободно. И я все же пыталась в Бауманку поступить, учила много. Но такое, как у вас, не во всякой библиотеке увидеть можно!
Бакланов хотел сказать: «Буду рад видеть вас и в будущем у себя в гостях. Или давать вам книги для экзаменов и работы», – но тут в дверь позвонили: гости начали наконец собираться. Первым пришел Мишка Мацевич (однокашник еще по курсам политграмоты, двадцать третий год), затем Яша Сугробов, Веня Седлер (вместе в партию вступали в двадцать седьмом) – когда-то вихрастые мальчишки, желающие умереть за мировую революцию, сейчас солидные дядьки, обремененные и пузом, и семьей, жену Мишки Аглаю, комсомолочку с питерской Первой табачной фабрики, Бакланов тоже знал с довоенных времен, с остальными встречался на таких же посиделках. Гости все прибывали, их было больше десятка, и это не считая жен, вся вешалка в прихожей была занята пальто, накидками и плащами.
– Хозяину дома – дружеский привет!
– Василь Кузьмич, поздравляем с повышением!
– И я вижу, у тебя новая хозяйка – представьте меня ей!
Бакланов заметил, как Ира чуть скривилась при этих словах. И шепнул ей: «Не обращай внимания, Мишка всегда был на редкость толстокожим». А так он отличный парень, честный и принципиальный – в тридцать седьмом бумагу писал наверх, говоря, что его друга неправильно обвинили и не виноват тот… И в войну в артиллерии служил – сейчас снова по строительной части. И кстати, говорят, что в фильме, где в прошлом году Смоленцева снималась, герой-прораб с Мишки списан. Ну, а Аглая лишь сейчас такая солидная дама на вид, а прежде истинной комсомольской секретаршей была, делегаткой какого-то съезда. Времена тогда были другие, голодные и беспокойные…
Последним пришел Витька, и не один. С ним был тот, кого Бакланов впервые увидел еще в двадцатом, на польском фронте под Замошьем. С кем вместе потом на Врангеля шли, затем в двадцать восьмом пересекались, в тридцать шестом, и последний раз, коротко совсем, три года назад. Комиссар, Андрей Иванович, лишь чуть старше самого Бакланова, но в том далеком двадцатом уже с орденом Красного Знамени на груди (тогда это было как сейчас Золотая Звезда). В тридцать шестом он уже был «двухромбовым»[40], в каком же чине сейчас, и представить страшно! И служит, как понял Бакланов, то ли в МГБ, то ли в военной разведке – первое все ж более вероятно, раз в штатском пришел.
Сначала гости воздали должное кулинарным талантам хозяина – конечно, на столе не все было творением рук Василия Кузьмича, но самые деликатесы. Когда обстановка стала непринужденной, в том числе и от выпитого вина (о, графины – как графья пьем, это кто такое придумал?), причем Ира лишь чуть пригубила, завязалась беседа. Сначала обсуждали дела карьерные, и так известные большинству давно знакомых друг с другом людей. Женщинам это быстро надоело, и они, собравшись в углу вокруг дивана, образовали свой кружок, до Бакланова долетало оттуда:
– …у Марьи Сергеевны и Ипполита Петровича дочка не поступила в МГУ. Мальчику пришлось бы в армию – ну а девочка дома побудет еще год. Вы ж понимаете, закон о тунеядстве на практике к детям нашего круга… да, с мальчиками строже, ну а дочка приличных родителей – это совсем другое дело!
– …говорят, в Париже сейчас носят юбки до колена, и узкие, в обтяжку. Из экономии, чтобы ткани шло меньше. У нас тоже с войны всего девять лет прошло, но «солнце-миди» считается статусно, по крайней мере тут в Москве и в Ленинграде. А у французов – неужели у них настолько плохо, с этой индокитайской войной, что обнищали все?
– Так Париж – город контрастов. А мода «от Диора» – это иллюстрация к ужасам капитализма: роскошные наряды для богатых, экономия для тех, кто бедней.
– А мне нравится новый фасон «трапеция», клеш прямо от плеча. Идет всем, даже когда талии нет. К нему накидка нужна не «летящая», а классическая. И обязательно широкая шляпка, чтобы силуэт уравновесить. Только в ветер надо все это двумя руками держать.
– Ох, девочки, о чем говорим? Двадцать лет назад и представить не могли. Бедствовали, голодали, за старшими донашивали. Зато теперь хорошо поживем – и дети наших бед знать не будут.
Ну, а мужская часть компании скучковалась у другого края стола, хотели вообще в кабинет перейти – но пока на столе еще что-то несъеденное осталось… И вели совсем иной разговор.
Сначала, как водится, выпили еще раз – за Сталина, за Родину, за Победу, за тех, кто не дожил. Не водку, все то же красное вино – Бакланов заметил, что Ира лишь пригубливала, не пила, она единственная из женщин осталась в чисто мужской компании, даже Аглая (комсомолочка со стажем, а сейчас партийный секретарь немаленького московского завода) увлеченно обсуждала дамские моды. Товарищи поглядывали на нее с некоторой настороженностью, все ж она была пока еще не «своя». И Бакланов решил разрядить ситуацию, сказав:
– Представь, Ириша, Андрей Иванович видел Ленина! Был делегатом того самого съезда комсомола, где Ильич указал «учиться, учиться и учиться».
– Ой, правда?! – воскликнула Ира. – Расскажите, Ильич был похож на артиста Щукина, из фильма про Октябрь? А он и в самом деле так картавил? И мог по-простому к вам подойти, обратиться, спросить о чем-то?
И она кокетливо поправила на груди шелковую розу.
– Ира, вы ведь комсомолка? – спросил Андрей Иванович (Ира кивнула). – Тогда скажите, как вы понимаете слова Ильича про необходимость учиться? И про то, что каждая кухарка должна управлять государством.
– Конечно же, современной науке, в наш научно-технический век, – бойко ответила Ира, – и каждая кухарка должна понимать, как управляют государством, чтобы осознанно, а не слепо, следовать принятым партией решениям. Нас учили так, а у меня по марксизму пятерка была!
– Ленин вкладывал в эти слова совсем другое, – произнес Андрей Иванович, – вы слышали такое понятие – демократический централизм? По замыслу Ильича, править должен весь народ, избирая самых достойных в Советы всех уровней, от районного до Верховного, и этим Советам должна принадлежать вся власть. Для повседневной же, текущей работы, Советы должны назначать постоянно действующие комитеты и комиссии, члены которых на это время (и только на это) освобождаются от работы по прежней профессии, получая ту же зарплату. Вот как должна была выглядеть подлинно советская власть, участвовать в которой через выборы будет любая кухарка. Руководящая же роль партии должна была выражаться в том, что товарищи, избираемые в Советы, в Комитеты и комиссии – самые сознательные, самые заслуженные, самые лучшие народные трибуны, – само собой, обязаны быть членами партии, как же иначе? О власти же партийной бюрократии у Ленина нет ничего!