Тогда Пол Пот выложил свой последний козырь. Прямо через рисовые поля двинулись несколько десятков «аллигаторов», американских плавающих танков, сопровождаемые множеством «реквизированных» у местных крестьян лодок с пехотой. Обойдя основную линию обороны, они атаковали разбитые бомбардировкой французские позиции на берегах злополучного рисового поля. И вновь воздух разрывали пулеметные и автоматные очереди, взрывы гранат и бутылок с горючей смесью. Снова горели кхмерские танки, разлетались вдребезги утлые лодки, а вода стала красной от крови, но у храбрых французов были на исходе боеприпасы, а все новые лодки с пехотой шли через рисовые поля и выбрасывали на берег десант. Отважные французы дрались так, словно в них вселился сам Роланд с его двенадцатью паладинами, – но даже отряд Роланда в итоге потерпел поражение от бесчисленных орд врагов, а за спиной Семнадцатого полка не было своего Карла Великого, который пришел бы на помощь. Сила сломила храбрость и упрямство. И тем, кто погиб в бою, еще повезло – в сравнении с теми, кто был ранен и попал к полпотовцам живым.
О судьбе полковника Лесажа не известно ничего. Из всего Семнадцатого полка чудом уцелело десять человек – кто и рассказал о той славной битве. Победа в ней была для Пол Пота пирровой – и дело было вовсе не в потерях живой силы, минимум впятеро превосходящих французские – большинство погибших составляли мобилизованные камбоджийские крестьяне, которых легко было заменить, – но повстанцам трудно было так же легко восполнить подбитые и сгоревшие танки, в особенности амфибии. Также критичной была потеря времени, давшая французам возможность отступить на Сайгон и, переправившись через Меконг, разрушить паромную переправу и уничтожить все лодки, оказавшиеся на правом берегу.
И конечно, благодаря упорству Семнадцатого полка из Пномпеня успело спастись множество гражданских, опасавшихся расправ со стороны коммунистов.
Пол Пот,
главный комиссар Красной кхмерской армии.
Пномпень, 1 октября 1953 г.
Когда мы победим, то убьем всех этих «союзников». Но не сейчас!
– Вы победили, мистер Пол Пот, – сказал американец, – и что вы намерены делать дальше? Оставаться диктатором этой забытой богом страны на краю мира, или стать фигурой общемирового масштаба? Предупреждаю, что если вы выберете первое, моя страна не будет заинтересована вас поддерживать дальше. Я не Великую Камбоджу имею в виду – это не выйдет за региональные пределы, даже если вам удастся захватить весь Индокитай. Но что вы скажете о том, чтобы стать вождем мирового коммунизма? Истинного коммунизма – подобно тому, как Ленин создавал свое движение в противовес обуржуазившейся социал-демократии, так и вы станете основателем подлинного коммунизма на фоне разложившегося сталинского псевдокоммунизма. Вас поддержат миллионы – в Китае, Индии, Малайе, Индонезии… да и почему бы и не в Европе?
Что? И это предлагает американский империалист?
– А какой вам с этого интерес?
– Просто бизнес. На мировой арене пока что именно Советы наш самый опасный конкурент. И есть правило «враг моего врага». Может, мы и станем когда-нибудь противниками, – но это будет не завтра и даже не послезавтра. А пока – у нас общий враг и общий интерес. Для начала же вам желательно пусть не завоевать весь Вьетнам, но хотя бы проучить вьетконговцев, показав свою силу. А то у нас говорят – если ты такой умный, то отчего неудачник? Этот мир любит победителей – чтоб к вам толпы сторонников шли. Когда вы опубликуете свой манифест, как некогда Карл Маркс – призрак бродит по планете, призрак истинного коммунизма?
Что ж, и Ленин не гнушался ради победы принять помощь от германского капитала. Вот только наступление во Вьетнам и Лаос сейчас невозможно.
– Вы, мистер, видели наши дороги в сезон дождей – когда даже танки идут по ним с трудом. Потому ваши «шерманы» оказались едва ли не самой бесполезной частью вашей помощи – обычно они успевали появиться на поле боя, когда все уже заканчивалось. Гораздо лучше показали себя бронированные «аллигаторы», но у них слишком тонкая броня и слабое вооружение для настоящих танков, в первой линии атаки они несут огромные потери. У нас почти не осталось амфибий после боя за Пномпень, – а чтобы наступать на Сайгон, надо форсировать Меконг, который в сезон дождей разливается местами на четырнадцать километров в ширину. И на севере, по пути в Лаос, тоже излучина Меконга, мимо которой не пройти.
– То есть вы отказываетесь, мистер Пол Пот? Вы понимаете, что такое предложение, как наше к вам, дважды не делается?
Нет! Маркс, Энгельс, Ленин и Пол Пот – это звучит, черт побери! Хотелось бы войти в историю в таком виде.
– Я прошу лишь дать мне нужный инструмент. Мы взяли Пномпень с Красной кхмерской армией, теперь нам нужны военно-морские, вернее, военно-речные силы. Я не прошу у вас авианосцы и линкоры, даже эсминцы, – но дайте мне десантные суда, корабли огневой поддержки и бронекатера. Я знаю, у вас этой посуды изобилие, вы продаете ее всем желающим и даже в частные руки. И конечно, нам потребуются экипажи – у нас нет людей, кто умел бы обращаться с моторами, а особенно с корабельной артиллерией, ведь морские пятидюймовые пушки, какие стоят на ваших кораблях поддержки десанта, обычно стреляют издалека, по невидимой цели. Дайте нам флот на Меконге – и мы поставим на колени и Лаос, и Вьетнам!
– С этим есть некоторые трудности, мистер Пол Пот. Одно дело, танки, захваченные освободительной армией у французов, и даже самолеты без опознавательных знаков. И совсем другое – боевые корабли. Мы могли бы закрыть глаза на поставку их суверенному государству Свободная Камбоджа, или даже Свободный Индокитай – но никак не какой-то «народной армии», все ж надо хотя бы для видимости международное право соблюдать.
Ну, если дело лишь за этим…
– Завтра же его величество Сианук Первый провозгласит себя суверенным правителем своего государства. Ваши слова следует понимать, что Соединенные Штаты это государство немедленно признают?
– Вы же понимаете, что мы не можем открыто поддерживать ультракоммунистический режим? Но могу вас уверить, что все, что можно без огласки сделать в вашу поддержку, будет сделано.
Валентин Кунцевич.
Москва, 4 октября 1953 г.
За окном серый день, дождь идет. Мне хочется кого-то убить – понятно, что врага, не своих.
Собрались тут в воскресенье в моей холостяцкой берлоге. Повод – а какая разница? Анны Петровны нет, и супругов Смоленцевых тоже, а прочие лица присутствуют. Юншен со своими сестричками, с ним Аркаша Стругацкий постоянно ходит (говорит, что тренируется с «носителями языка»). Наш будущий великий режиссер, кто львовскую эпопею снимал – Леонид Иович Гайдай, пока еще не знаменитость, а тридцатилетний фронтовик, бывший разведчик, медаль и нашивка за тяжелое ранение, в настоящий момент студент ВГИКа, в иной реальности первый свой фильм «Долгий путь» снимет в пятьдесят шестом – здесь же, благодаря особому списку, станет известен года на два раньше. Еще отец Серхио, посланник Святого Престола (и бывший главпоп Красных гарибальдийских бригад – Италия, год сорок четвертый). Из моих – Мазур, Тюлень, Кот, Дед, Акула. Девушки-«лючии» (с моими ребятами пришли) – Вера, Даша, Зоя, Люба, Света, Юля. И Тамара Корнеева, только из госпиталя вышла. Всем по даме – кроме лица духовного, кому не положено. Выпили, закусили. Я гитару взял, играю:
От Кастильи до Севильи сети вили-вили, вьем.
От Бастильи до Сибири грешных били-били, бьем.
Еретиков распределяем по кострам, стыд и срам, стыд и срам.
Вино и женщин любим строго по постам, кости людям, мясо нам[45].
Вижу, святой отец скривился, он по-русски отлично понимает, – а мне плевать! Поскольку опытным путем установлено – нет Бога, а значит, и Церковь, что наша, что римская, это не больше чем опиум для народа, верно Ильич сказал. Вот странно, Маша когда жива была, я ее заменой другой особы считал, – а как не стало ее, да еще вместе с нашим неродившимся сыном, то будто от меня что-то отрезали. Милый добрый человек, она даже гопника Сашку Янова жалела, никому не делала зла – ее-то за что? Святоши говорят: «Бог на небеса лучших забирает», – да пошли вы на… Если у Бога вечность, куда ему спешить, без разницы – сейчас взять кого-то или лет через полсотни. Так что вернее предположить, что нет никакого бога и высшей справедливости, а лишь слепая лотерея, кому повезет, кому нет. И о вашей святости – толпе впаривайте, а не мне!
Нашу веру мы лелеем – кто не верит, тем анафема и смерть!
Чтоб злодеям-галилеям неповадно было на небо смотреть.
На небе нет кроме бога никого, нет как нет, нет как нет.
А присмотреться, нет и бога самого – но это наш секрет.
Песня из нашего фильма – как бы внутренний мир главного злодея Крамера, за кадром звучит. А я вот тоже сейчас злым быть хочу, вот убить бы мне кого-то, или хотя бы приговор подписать. Так даже Машеньке последний долг отдать не могу, хулигана Сашку Янова, что ей проходу не давал, к стенке приставить! Поймали мы его подельника, Куликова-Кувалду, тот не отпирался, что итальянец его работа, но изворачивался как угорь. Пьян был, морда встречного прохожего не понравилась, решил о нее кулаки почесать, – а он возьми и самоубейся, подумав непонятно что! А он, как честный человек, тут же свое преступное деяние прекратил, виноват, поспешил скрыться с места происшествия, но себе не взял ничего, так что даже под грабеж не подвести. А за придурка Янова, кто у тела остался и, наверное, по карманам шарил, он не в ответе. Ничего взятого у синьора Мартелли при Кувалде не нашли (надо думать, рубли уже потрачены – а лиры у матерого уголовника хватило ума не брать). Так что светит гражданину Куликову максимум пять лет, за драку с отягчающими. Что в сумме с прошлыми его подвигами – до вышака не дотягивает.