Приемник, настроенный на станцию, передающую музыку кантри, играл «У нас всего лишь размолвка».
Ты считаешь,
Что, взрослея, мы с тобой иными стали,
Потому что прежних чувств
Ты не в силах наскрести…
Кристина увидела встречный автомобиль. Это случилось как раз тогда, когда она находилась на самой середине дорожного поворота. То ли потому, что было темно и она неправильно оценила ширину дороги, то Ли еще по какой причине, но Кристина вдруг резко взяла вправо. Однако огни стремительно надвигались. Встречный автомобиль находился уже совсем близко. Кристина повернула руль еще немного вправо и услышала, как шины зашуршали по гравию на обочине. «Мустанг» занесло, руль перестал слушаться. Пытаясь выправить положение, Кристина быстро вывернула влево. Но, видимо, переусердствовала.
Машину снова занесло, и Кристина в панике нажала изо всех сил на тормоз. Его, наверное, заклинило, потому что «мустанг» швырнуло влево, прямо на огни приближающегося автомобиля.
Кристина услышала, что встречный непрерывно сигналит, услышала визг тормозов. И тут «мустанг» окунулся в море света, раздался громкий удар (именно громкий, а не сильный — так запомнилось Кристине), и ее бросило на лобовое стекло. Она почувствовала, как оно раскололось.
«Мустанг» дважды прокрутился на месте и, перевернувшись, грохнулся на обочину. Сердце Кристины замерло, как перед прыжком. У нее хватило времени только подумать: «Ого, вот это да, неужели я умираю? Но я не хочу умирать, не хочу!» Машина с тяжелым ударом приземлилась на колеса в нескольких метрах от воды.
Кристина открыла глаза и закрыла их снова, потом опять открыла и снова закрыла. Впрочем, все равно видно ничего не было. Сплошная темень. «Это, наверное, потому, что я умерла», — подумала она. Потому что как это так: с открытыми глазами — и ничего не видеть? Конечно, это смерть. И ничего при этом не чувствовать. Не иметь возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Смерть. Но что-то все же напоминало ей о жизни. Она сперва не могла понять, что именно, но что-то напоминало ей настоящую жизнь, что-то знакомое, совершенно не имеющее отношения к потустороннему миру.
Работало радио.
Так что, знаешь, давай не будем
Ворошить все наше былое.
Потому что ужасно трудно нам
Друг другу в глаза глядеть.
И давай не искать виноватых,
В этом нет никакого толка.
Просто будем считать, что с тобой у нас
Всего лишь была размолвка…
Кристина потянулась выключить это чертово радио и подумала, что вряд ли там, после жизни, станут играть такую легкомысленную музыку.
Боли она не чувствовала. С одной стороны, это было хорошо. Кому охота чувствовать боль? Но с другой стороны, боли не чувствуют только мертвые.
Но она слышала. Шуршание листьев, ветвей и звук шагов. Они торопливо шаркали по склону. Что-то возникло в окне слева от нее. Не что-то, а кто-то. Мужчина. Нос у него был в крови, а в глазах застыл ужас. Он едва шевелил губами. Кристина с трудом поняла его слова.
— Как вы? Живы?
Она попыталась опустить стекло, но его заклинило. К тому же не удавалось ухватиться за ручку. Рука ей не подчинялась. Пальцы не сжимались.
Она попыталась кивнуть, но тоже что-то не сработало. «Я жива. Жива», — пыталась сказать Кристина, но не могла услышать своего голоса. Ей очень хотелось выбраться из машины.
— Подождите здесь, — скорее догадалась Кристина, чем услышала то, что произнес мужчина. — Подождите здесь. Я пойду позову на помощь. Посидите немного, я сейчас.
Она откинулась на спинку сиденья. «А куда мне деваться? Буду сидеть. А собственно, куда мне вообще нужно было? Куда я ехала? Ах да, домой. Я бы не возражала оказаться дома. Но где он, мой дом? Моя комната. Моя захламленная комната с узенькой кроватью, и столом, и псом, который небось валяется сейчас на постели. Уже все простыни и одеяла провоняли псиной. Но это единственный дом, какой у меня есть, и я хочу оказаться там немедленно».
Она протянула руку и попыталась отстегнуть ремень безопасности. А двигатель в машине до сих пор работает? Может быть, показалось? Точно она определить не могла. Ремень сильно впился в грудную клетку и в правое бедро Кристины. И освободиться от него ей не удалось. «Что заставило меня пристегнуться, и именно сегодня? Да, но на то, видно, воля Господня. Грешниц Он, видно, тоже спасает».
И все же как-то удалось отстегнуться, и Кристина правой рукой провела вначале вдоль своего тела, а потом попробовала дверцу. Она не открывалась. И стекло не опускалось. Фары «мустанга» были погашены, хотя в этом она уверена не была. Какие уж тут фары, когда такая темень. Что же случилось?
Она медленно передвинулась на пассажирское сиденье и попыталась открыть правую дверцу. Ее тоже заклинило. Она встала коленями на сиденье и попыталась пролезть через разбитое лобовое окно. Но это было не так-то просто. Дело в том, что она не могла поднять левую руку, чтобы опереться. В конце концов ей удалось просунуться в лобовое окно, и она выпала, шлепнувшись на землю. Кристина пошевелила рукой, ей показалось, что она в порядке, чего не скажешь о бедре, на которое она упала, — с ним было что-то не так. Но она по-прежнему не чувствовала никакой боли.
«Черт побери, — подумала Кристина. — Надеюсь, это все пройдет к субботней игре». Очень уж ей не хотелось пропускать первую в этом сезоне игру на первенство лиги.
Она попыталась сориентироваться, хотя было темно. Где тут водохранилище? Ага, вот оно — впереди, потому что позади холм. Но что это означает? А то, что, поскольку водохранилище на левой стороне дороги, то есть на западе, то Хановер отсюда всего в нескольких милях к северу, если двигаться по прямой.
Но прежде надо взобраться наверх по этому крутому откосу. Кристина ничего не видела в кромешной тьме. Она двинулась на ощупь, тут же оступилась и упала на левый бок. В руке словно полыхнуло, такая пронзила ее боль. Кристина потеряла сознание.
Через некоторое время она пришла в себя. По-прежнему было темно, все та же зловещая тишина и никаких признаков жизни: ни полиции, ни «скорой помощи».
Все, что ей было нужно, — это выбраться на дорогу и двигаться в сторону дома. Может быть, повезет и ее кто-нибудь подбросит? Она решила не дожидаться того мужчину с помощью. Ведь что такое помощь? Это, скорее всего, «скорая помощь», а насколько Кристина понимала в таких вещах, ее непременно увезут в больницу.
Больницы Кристина терпеть не могла. Ей приходилось лежать там только дважды в жизни, и то первый раз это было, когда она родилась.
А уж сегодня вечером она определенно не планировала попасть в больницу, куда ее непременно отправит этот незнакомец, разумеется, из лучших побуждений. И только из-за того, что ремень безопасности немного повредил ребра.
Она поднялась с земли и начала карабкаться снова, нащупывая, за что бы ухватиться здоровой рукой, чтобы вытащить свое тело наверх, на дорогу.
Наверху проехали два автомобиля. Она услышала, как они снизили скорость — видимо, увидели машину, с которой она столкнулась, — а потом поехали дальше. Но эти несколько секунд дали ей возможность разглядеть, что дорога всего в трех метрах выше и там наверху есть кусты, за которые можно ухватиться.
«Поспеши, поспеши, — торопила она себя. — Поспеши, Крисси, поспеши, Крисе! Крепись». То и дело она соскальзывала вниз по жесткому грунту.
Колено ее натолкнулось на камень. О, как больно. Она почувствовала боль! Это здорово. Кристина потянулась вперед, подтянула туда же все тело, почувствовала ногами, что есть что-то такое, во что можно упереться, пусть то и были какие-то небольшие камешки. Где же эти чертовы кусты? Ведя решительную борьбу с откосом, она не переставала сбивчиво шептать: «Меня не выдаст скрип подошв, не хрустнет ветка под ногой. Иду вперед, иду вперед. Иду дорогою прямой… Меня не выдаст скрип подошв, не хрустнет ветка под ногой. Иду вперед, иду вперед. Иду дорогою прямой… Меня не выдаст скрип подошв…»
Проехал еще один автомобиль. Слава Богу, опять стало светлее. Осталось совсем чуть-чуть, самую малость. Но не за что ухватиться, хоть умри. И Кристина в отчаянии начала рыть в земле лунки для упора. Работать в основном приходилось только правой рукой, левая практически не действовала. Она чувствовала, как ломаются ногти. Ну и пусть. Не это сейчас самое важное. Главное — выбраться наверх. И она старалась, упираясь в землю своими новыми черными ботинками, как заправский скалолаз.
Наконец Кристина добралась до обочины, которая была шириной меньше метра, и устроилась перевести дух. Почувствовав, что с головы у нее стекает какая-то жидкость, она решила, что это, наверное, пот. А что же еще?
Мужчина, с которым они столкнулись, сказал, что отправляется за помощью, но как он намеревался это сделать, было для Кристины загадкой. Потому что его машина, разбитая вдребезги, стояла на дороге. «Ну и хорошо, — подумала Кристина. — Это даже к лучшему, что он до сих пор не вернулся». Она поднялась и детским жестом вытерла грязь с колен.
Затем Кристина двинулась в путь к Хановеру. Вначале она шла медленно, затем все быстрее и быстрее, а потом и вовсе побежала трусцой по обочине шоссе номер 10, все больше удаляясь от своего «мустанга», от водохранилища, от своей новой сумки и от человека, который отправился за помощью и так долго не возвращался.
Добравшись, в конце концов, до общежития Хинман, Кристина вспомнила, что оставила ключи в замке зажигания. Ей пришлось еще мерзнуть некоторое время у дверей в ожидании, пока кто-нибудь войдет или выйдет.
Аристотеля в комнате не было. Постель так и оставалась с утра не убранной. Стол был завален всяким барахлом, на панели компьютера наставлены грязные стаканы, везде видны самоклеящиеся бумажки для заметок и прочая дребедень. Разбросанная одежда валялась на полу.
Наконец-то она дома.
Кристина закрыла дверь, села на кровать и начала неспешно осматривать свои руки. Они были грязные и исцарапанные: это результат восхождения на дорогу. Ногти сломаны, лак слез. Она начала счищать грязь с указательного пальца и занималась этим довольно долго, пока ей вдруг не пришло в голову: «Господи, что это я делаю?» Она остановилась.