— Ничего. Ведь я был… — Говард подумал немного, — должником ее отца. Я бы сделал все, что она хотела.
«Как чудесно, — подумал Спенсер, — каждый получил то, чего хотел».
— А где ребенок?
— Ребенок?
— Да, ребенок.
— Он родился мертвым.
— О! — Спенсер замолк.
— Семью ее я хорошо не знал. В самом деле. С матерью Кристины вообще ни разу не встретился, только говорил по телефону. Я все время имел дело с ее отцом. Он… — Говард сделал паузу. — Он был очень, очень огорчен. С Кристиной он вообще не разговаривал. Сказал мне: чем такой позор, так уж лучше пусть его дочь выйдет замуж за порядочного человека, адвоката, одного из коллег отца.
Спенсер был потрясен и переспросил:
— Вы имеете в виду, что он боялся потерять лицо перед соседями?
— Я так думаю.
Спенсер сделал знак официанту принести еще выпить, а минуту спустя, видимо забыв, что уже заказал, сделал ему знак принести еще. Он выпил обе рюмки, одну за другой, и заказал еще, все время думая, что наконец-то «Красные листья» получили объяснение.
— Вы знали, что она работает в доме для беременных девочек-подростков?
— Да, она мне говорила. — Говард опустил голову. — Бедная Кристина. — Он сухо всхлипнул. — Может быть, это все, детектив? Я очень устал.
— Еще всего несколько минут, мистер Ким. Зачем вы все время поддерживали с ней контакт, когда она поступила в колледж?
Говард кашлянул:
— Это было нужно для дела. Ее отец дал мне деньги. Для нее. Я платил за ее обучение.
Спенсер удивленно произнес:
— Не может быть!
— Конечно, платил.
— В самом деле? Это странно. У меня создалось впечатление, что за это платила ее бабушка.
Говард побледнел, подался вперед, затем откинулся назад на спинку стула и нервно скривил уголок рта.
— Это невозможно, — произнес он нетвердым голосом, хотя пытался говорить спокойно. — Я давал ей деньги каждый год, по двадцать тысяч долларов. Сумма была рассчитана на четыре года. Я все делал очень внимательно. У нее была привычка тратить больше, чем ей давали. Ее отец предупредил меня: не давать слишком много. «Она, мол, использует их на дурные цели», — говорил он. Я выяснил, сколько нужно ей на плату за учебу и комнату, на питание за вычетом стипендии и того, что она зарабатывала. Я давал ей деньги каждый год.
— Это довольно забавно, — сказал Спенсер. — Вы были не единственным, кто очень внимательно следил, чтобы она регулярно получала по двадцать тысяч в год.
— О чем вы говорите, детектив?
— В ее банковском сейфе обнаружены письма от бабушки. Она каждый год переводила ей деньги на обучение.
Говард резко встряхнул головой. «Хорошо, что он уже закончил есть, — подумал Спенсер, — а то бифштекс вывалился бы у него изо рта».
— Этого не может быть, — сказал Говард. — Этого просто не может быть.
Спенсер пожал плечами и задал простой вопрос:
— Может быть, Кристина как-то разумно вкладывала деньги и накопила девять миллионов долларов?
Говард вопросительно посмотрел на Спенсера:
— О каких миллионах вы говорите? Я что-то не понял.
— Насчет того, что она накопила, это я, конечно, пошутил, — произнес Спенсер. — Но у нее были девять миллионов. Даже больше. И тоже от бабушки. — Спенсер увидел на лице Говарда смятение.
— От бабушки? — пришел в себя Говард. — Ах да. Может быть. А откуда вам это известно?
— В банк Нью-Хэмпшира на имя Кристины пришло извещение. В банковском сейфе Кристины обнаружена копия завещания Луизы Морган, датированного августом этого года. Там четко оговорено, что Кристина — единственная наследница всего состояния Луизы Морган. Когда Кристине исполнится двадцать один год, все состояние Луизы Морган переходит в ее собственность.
— Но почему? — сказал Говард. Скорее не сказал, а выдохнул. Открыл рот и выдохнул звуки. — Почему?
— Откуда мне знать? Это я задаю вопросы. А вам надлежит на них отвечать.
— Я ничего не знаю. Я же сказал вам, что знаком был только с ее отцом, а он мне об этом ничего не говорил. Он проинструктировал меня, как надлежит заботиться о Кристине. Вот и все. У меня с ней были чисто деловые отношения. И я о ней заботился, и неплохо, мне кажется. — Говард понурил голову. — Но не уберег.
— Нет, не уберегли, — согласился Спенсер, обсуждая сам с собой, стоит или нет заказывать еще рюмку. — Не уберегли.
Официанты начали убирать стулья и ставить их на столы, собираясь мыть пол.
У Говарда, видимо, была потребность что-то объяснить, потому что он сказал:
— А что я мог такого знать, детектив О'Мэлли? Я, сын менеджера-корейца с текстильной фабрики в Гонконге. Я благодарен, мистеру Синклеру за возможность приехать в Америку. Это было моей мечтой. Я не должен был задавать никаких нежелательных вопросов. Он сказал мне, что должно быть так-то и так-то. Я не выказывал любопытства. Не имел права на это. Понимаете? Мать Кристины, когда я разговаривал с ней по телефону, была очень опечалена. Я чувствовал к ней жалость.
— Она звонила редко?
— Она вообще перестала звонить. Мне кажется, Кристине это не нравилось.
— Она свою мать любила?
Говард кивнул и прошептал:
— Свою мать она любила.
— А что случилось с Джоном Синклером? В документах Кристины, тех, что в колледже, он числится покойным.
— Да-да. — Говард потер голову. — Позвонила миссис Синклер, убитая горем, и сказала, что он умер от сердечного приступа. Это был ее последний звонок.
«Есть повод для горя, могу поспорить на что угодно, — подумал Спенсер. — Еще бы, потерять мужа и единственную дочь. Конечно, убита горем».
— Он оставил завещание?
— Что?
— Джон Синклер оставил завещание?
— Да, конечно. Человек с такими средствами не может умереть, не оставив завещания.
Спенсер ждал.
Говард продолжал рассказывать:
— Мне пришло письмо от адвоката, исполнителя завещания, в котором говорилось, что я могу получить сумму из расчета по пятьдесят тысяч долларов в год на следующие шесть лет. Это было два года назад.
— Ну надо же. А Кристина? Сколько она получила?
— Ничего, — сказал Говард, отворачиваясь.
— Ничего?
— Ничего.
— Это была его единственная дочь. И — ничего?
Чувствуя, что надо все-таки что-то пояснить, Говард поправил очки и откашлялся.
— Он от нее отказался.
— Что он сделал, повторите?
— Отказался от нее. Составил официальный документ, который подписал сам и его жена тоже, в том, что он отказывается от нее.
Спенсеру отчаянно хотелось промочить горло, но он все же спросил:
— Джон Синклер отказался от своей единственной дочери?
— Да.
— Причем официально. Но вряд ли это означает, что она не имеет доли ни в какой части имущества ее родителей?
— Правильно.
— Таким образом, — медленно произнес Спенсер, пытаясь упорядочить свои мысли, — они тоже не имеют права претендовать на ее имущество?
— Вот этого я не знаю. Полагаю, что да. Детектив О'Мэлли, вы меня извините, но какое это имеет отношение к смерти Кристины?
— Может быть, никакого, — ответил Спенсер, с большой неохотой отказываясь от следующей рюмки. — А может быть, в этом и заключена вся суть. На счету у Кристины имелась огромная куча денег, с вами она разведена… Ее единственные наследники — родители…
— Мать, — поправил Спенсера Говард. — Джон Синклер умер.
— …Родители от нее отказались. Это, конечно, нельзя считать нормальным. Но она умерла не просто так. Она оставила завещание. По счастливой случайности — видимо, это было совершено по наитию свыше — она оставила завещание, написанное ее собственной рукой и официально заверенное.
— А меня она там упомянула?
— О да, вас она упомянула. Она оставила вам дом своей бабушки.
— Кому же она оставила остальные деньги? — отважился спросить Говард после минутного молчания. Спенсер мог поклясться, что Говард в этот момент затаил дыхание.
— Своим троим друзьям. А кому, как вы думаете, она должна была их оставить?
Говард выдохнул. И, как показалось Спенсеру, с облегчением.
— Никому. Вы уже, конечно, успели побеседовать с ними?
— Можете не сомневаться. Но в любом случае это повисло в воздухе. Они не хотят принимать эти деньги.
— Не хотят их принимать?
— Они хотят передать их заведению «Красные листья».
Говард откинулся на спинку стула и охнул:
— Господи, это же просто идиотизм какой-то. Очень странно. — Он снял очки и потер глаза. — Это просто бессмысленно.
Спенсер подался вперед и в упор задал вопрос:
— А вы бы хотели получить эти деньги, Говард?
— Что вам на это ответить? Конечно, от некоторой части я бы не отказался.
Сейчас уже было очевидно, что Говард — это не тот человек, который нужен Спенсеру. По заведенному правилу, Спенсер должен будет проверить его алиби, но то, что там все в порядке, никаких сомнений не вызывало.
Они посидели еще немного. Пол был уже вымыт. Принесли счет, и они расплатились каждый за себя. Посуду с их стола давно уже убрали. «Он выглядит таким же измотанным, как и я», — подумал Спенсер, чувствуя болезненные уколы где-то там, позади глаз, такие чувствительные, что отчаянно хотелось их закрыть и заснуть, а проснуться на Лонг-Айленде, чтобы он был везде: и сзади и впереди. Везде Лонг-Айленд. Впрочем, какое это имеет значение, где он, лишь бы был. Спенсер мысленно поклялся, что, как только все это закончится, он поедет навестить родных. Может быть, на Рождество.
— Мне кажется, они все были из Коннектикута, — изрек вдруг Говард.
Спенсер вспомнил «Гринвич тайм», которую нашел в книжном шкафу Кристины.
— Спасибо, что приехали, Говард, — произнес он, вставая.
— Да, конечно. Как вы думаете, когда можно будет ее забрать?
— Завтра. Вы можете забрать ее завтра. А теперь я возвращаюсь в больницу, чтобы поговорить с медэкспертом.
Спенсер ожидал, что Говард тоже захочет пойти с ним, но тот не высказал такого желания. Он выглядел усталым, обессиленным. Спенсер и сам был таким же изнуренным, но ему нужно было идти. Это не то, что раньше, когда он патрулировал дороги Лонг-Айленда и штрафовал водителей за превышение скорости. В те дни водители не имели оснований на него обижаться, потому что он любил поспать. Теперь другое дело: хочешь не хочешь, надо топать, и не важно, как ты себя чувствуешь.