— Я вышла туда, — продолжила она, — чтобы искать Альберта.
— Альберта?
— Да, Альберта.
— Но почему он должен был оказаться на мосту?
— Потому, — выдавила из себя Конни, сражаясь за то, чтобы суметь произнести каждый звук, — что, где появлялась она, там обычно оказывался и он.
— А-а-а. Понятно.
— Я очень тяжело все это переносила…
— Да, это мне очень понятно.
— Я пошла туда, потому что подумала, что он, возможно, с ней. И это меня взбесило.
— Насколько взбесило, Конни? — спросил Спенсер. — Насколько?
Она отодвинула тарелку с едой, вернее, оттолкнула, но слишком далеко, и тарелка упала на пол. Они оба посмотрели на нее, но поднимать не стали. Конни продолжила:
— Не прикидывайтесь тупым. Я пошла туда, чтобы уличить его. Вернее, их обоих.
— Уличить их в чем?
— Не знаю. Наверное, в том, что они где-нибудь занимаются сексом.
— Занимаются сексом на морозе? Вам приходилось прежде заставать их за чем-нибудь подобным?
— Когда они целовались. В общем, что-то такое. Я вся была на пределе. Вы даже представить себе не можете, чем это было для меня. Постоянно изводиться подозрениями. Он отсутствует у себя в комнате, и ее нет в своей комнате. Его нигде нельзя найти, и ее нигде нельзя найти. Или… она в библиотеке, и он в библиотеке, она прогуливает Аристотеля, и он тоже рядом. Она в кафе «Коллиз», значит, и он там же.
Спенсер хранил молчание.
— Понимаете, я сходила с ума от ревности. Я даже не могла собраться с мыслями. Детектив, я не могу даже этого отрицать — я счастлива, что ее нет, я желала ее смерти очень долгое время. Она сводила меня с ума. Вот что было у меня на душе. Она всегда стояла между Альбертом и мной. Даже если она была где-то поблизости, одно это уже сводило меня с ума.
Спенсер вслушивался в слова, произносимые Конни, пристально вглядывался в ее искаженное лицо и не находил в себе сил поверить ей.
— Конни, вы все еще не понимаете. Ведь то, что вы только что мне сказали, вместе с уликами, которые мы имеем, означает для вас пожизненное заключение. — Он сделал паузу. — Без Кристины Ким, но все равно пожизненно.
— О чем вы говорите? Я же вам сказала, что не убивала ее. Я ведь только говорю, что счастлива, что ее нет.
— Конни, но вам никто не поверит, — сказал Спенсер, а затем медленно добавил: — И я вам не верю.
— А я утверждаю, что это правда. Зачем мне врать?
— Зачем вам врать? — «Она что, действительно идиотка?» — подумал Спенсер. — Зачем вам врать?
Кажется, до нее что-то дошло.
— Хорошо-хорошо. Но я вас уверяю, что на сей раз это чистая правда. Я ее не убивала. Я только искала его.
— Чтобы убить?
— Не надо смеяться. Чтобы уличить.
— Уличить в чем? И зачем?
— Ну, чтобы убедиться самой раз и навсегда, что все это правда.
— Правда? — Спенсер засмеялся. — Констанция, вы не могли… Я просто не верю, что вы могли пребывать в таком неведении. Я никогда не видел их вместе и все же еще три дня назад не сомневался, что это правда. Я знал, что это правда, поговорив только один раз с вами и один раз с Альбертом. Вам же следовало об этом знать много раньше. Зачем вам это все было нужно? — Спенсер был зол на Конни за то, что она позволяла Альберту предавать ее, а Кристину — лгать. — Почему вы не порвали с ним и не покончили со всем этим? Зачем вам надо было оставаться с ним?
— Зачем? — Вопрос этот, казалось, Конни одновременно и удивил, и смутил. — Потому что я люблю Альберта, вот почему. Я люблю его больше всего на свете. Потому что я не верила всему этому долгое время. И до сих пор еще не совсем верю. Он всегда смотрел мне прямо в глаза и говорил так искренне. Я не могла поверить, что он может так поступать со мной, так врать мне…
— Поверьте теперь, хотя бы мне, — сказал Спенсер. — Это правда.
— Откуда? Откуда это вам известно?
— Это рассказала мне она. И он тоже рассказал.
— Он вам рассказал? — выдохнула Конни. Она боролась с собой, и это отражалось на ее лице. — Я… Я не могу… не могу поверить, что он вам это сказал, — произнесла наконец она.
— Почему? Конечно, он не хотел мне этого говорить. Я должен был спросить его двадцать раз. Но это нормальное положение для всех вас. Вы тоже на первые девятнадцать вопросов отвечали отнюдь не так правдиво.
— Все равно это больше не имеет никакого значения, — сказала Конни.
— Вы ошибаетесь, Конни. Это очень важно, — вздохнул Спенсер.
— Нет. Я имею в виду, что это не имеет значения сейчас. Пусть все останется между мной и Альбертом по-прежнему. А потом все будет так, как будто она никогда не существовала. Понимаете?
— О, понимаю, — сказал Спенсер, делая усилие, чтобы не раздражаться. — Но она существовала, она была живой. Вы можете себе представить, Констанция, что это значит — быть живой, такой молодой и вдруг умереть?
— Я пытаюсь об этом забыть, — всхлипнула Конни. — Я знаю, что это должно когда-нибудь забыться. Вот почему я считаю очень хорошей идеей передачу ее денег «Красным листьям». Потому что она больше никогда не будет присутствовать рядом с нами. Понимаете? Нам не нужны ее деньги, чтобы покупать на них дом, оплачивать свадебное путешествие и прочее. Если мы возьмем ее деньги, это будет означать, что она все время будет присутствовать в нашей жизни.
— Все равно теперь она навсегда останется вплетенной в вашу жизнь, хотите вы этого или не хотите.
Конни не поняла того, что сказал Спенсер, или предпочла не понять.
— Да и не была она мне никакой подругой, — произнесла она печально. — Ну что это за подруга, спрашивается? Подруги так не поступают.
— Конни, — медленно произнес Спенсер, подчеркивая каждый звук, — вы ошибаетесь: друзья и подруги именно так и поступают. Потому что это от них не зависит. Такое случалось во все времена. Это описано в книгах. Но если человек говорит, что любит, если он собирается на девушке жениться и обманывает ее — вот это и есть подлость. Разве можно так поступать, если любишь?..
— Вот именно это я и имела в виду. Альберт любит меня. Я не могу поверить, чтобы он мог причинить мне такую боль.
— Но он это сделал, Конни. Кристина вам ничем не обязана, а Альберт обязан всем, и все же он лгал вам и обманывал с самого начала.
Конни побледнела, ее рот задергался, она вскричала:
— Я не верю этому! Не может быть, чтобы с самого начала!
Спенсер собирался сказать: «Вы уж поверьте мне, Конни, именно с самого начала», но не сказал, а устало опустился на стул. Не было здесь Уилла, некому было положить руку на плечо Спенсера.
— А эти царапины на вашей щеке, Конни, откуда они?
— Я же говорила вам: я играла со своим братом…
— Конни!
Она заерзала на стуле.
— Конни, — произнес Спенсер несколько тише. Он чувствовал, как в передней части его лба расширяются вены и в них неровными импульсами бьется кровь. — Конни, ваша кровь, ваша кровь обнаружена под ногтями Кристины. Мы обнаружили вашу кровь под ее ногтями, а у вас на щеке имеются следы, что свидетельствует: поцарапала вас она.
— У нее под ногтями? — спросила Конни.
Спенсер не сомневался, что она готова и это отрицать.
Он придвинулся ближе. Вид у него сейчас был никудышный — изможденный, бледный, с ввалившимися глазами, он с большим трудом держал себя в руках.
— Меня интересуют некоторые детали того, что произошло в ту снежную ночь со вторника на среду. Итак, вы повалили ее на землю и прижали к ее лицу подушку. Вы приняли решение ее убить. Но ей все же каким-то образом в последнем усилии удалось дотянуться своей единственной действующей рукой до вашего лица. Она не хотела сдаваться, она сопротивлялась и вцепилась ногтями в вашу щеку, и вам пришлось прижать подушку еще сильнее, сильнее, сильнее, пока ее рука не опала и Кристина не перестала трепыхаться. Так позвольте спросить вас: вы поднялись сразу или посидели некоторое время, взгромоздившись коленями на ее грудь, чтобы убедиться, что она действительно мертва?
— Я не знаю, о чем вы говорите?! — воскликнула Конни испуганным голосом. Она почти закричала.
— Констанция, — тихо произнес Спенсер, — ваша кровь найдена под ее ногтями. Вы понимаете, что это значит?
По лицу Конни Спенсер мог видеть, что она поняла.
— Послушайте, — произнесла она нерешительно. — Все было совсем не так. Мы с ней действительно были близкими подругами. Все стало катастрофически ухудшаться в последнее время. А последний год, — добавила она, шмыгая носом, — вообще, наверное, был самым худшим периодом в нашей жизни.
— Особенно для нее, — сказал Спенсер.
— Для нас обеих. Я просто не могла этого выносить. Мне хотелось верить им, ей и Альберту, я пыталась, но это мне давалось все труднее и труднее. Наши отношения — я, Альберт и она — начали выходить из-под контроля.
Спенсер ждал.
— Но эти царапины на моем лице… Я не… Это случилось не в лесу. Это произошло в ее комнате. Вернее, в коридоре у ее двери. Мы подрались.
— Когда?
— Во вторник вечером. Примерно около полуночи.
— Около полуночи, вы сказали?
— Да.
— Вы же говорили мне, что не видели ее после одиннадцати?
— Да, говорила.
Спенсер отставил в сторону свой кофе.
— Конни, я бы советовал вам позвонить родителям и попросить их нанять адвоката.
— Вы думаете, мне действительно нужен адвокат? — спросила она запинаясь. — Но я говорю вам правду.
— Правду? Это правда? Я уже не знаю, что это такое — правда. Мне кажется, этого понятия больше в природе не существует. Вы трое заставили меня сомневаться в подлинности моего собственного имени.
— Вы сказали, что я взгромоздилась коленями на грудь Кристины! — воскликнула Конни очень громко. — Так вот, этого не было. Я не убивала ее. Это же просто смешно. Вы сами знаете, что я ее не убивала.
Спенсер медленно покачал головой и постарался придать особый вес своим словам:
— Вы так считаете, что я это знаю? Нет. Я не знаю ничего. В любом случае мне доказывать вам ничего не придется. Это вам придется доказывать двенадцати присяжным.