Здесь нам удалось немного отдохнуть. Переночевали. Потом – снова марш. 27 августа атаковали деревню Лебедкину. Белых в ней было мало. На следующий день взяли село Антоновское, потом Неустроево, а дальше, перед Осинцевой, пришлось остановиться.
Командиры приказали отрыть окопы. Пулемет установили на скате высокой горы среди больших берез. Село перед нами как на ладошке.
Совсем было расположились на ночлег, вдруг команда: «Вставай!» Говорят, что нас срочно требуют обратно к своему полку. Шли и опасались, как бы белые не перерезали дорогу. Откуда ждать врага, никто не знал. В одном месте в кромешной тьме натолкнулись на какую-то свою роту. Чуть было не начали стрелять друг в друга.
Всего в походе находились недели две. Зачем ходили, ни я, ни мои товарищи не знаем. Нам это почему-то не растолковали. Думаю, что не хотели раскрывать военные секреты. Я начинаю понимать, что на войне не всегда и не все можно сказать бойцам.
В последнем походе подружился с гранатой «лимонкой». Дали мне попробовать одну – рвется здорово! Теперь ношу в бомбометной сумке две «лимонки» и одну «бутылку», а запалы держу в кармане гимнастерки, Пригодятся еще и «лимонки», и «бутылки».
Из Ирбитского завода наш батальон срочно вернулся на станцию Егоршино и, чуть передохнув, двинулся к Режевскому заводу. Марш проводился в глубокой тайне, в обход белогвардейских частей.
Мы спешили на помощь Волынскому полку. Оказывается, в этом полку мобилизованные крестьяне поддались кулацкой агитации, восстали против власти Советов и перебили многих коммунистов. Отряд алапаевских рабочих, кочневская дружина и вообще вся пролетарская часть полка оказалась сильно пострадавшей.
Мне этот марш крепко запомнился.
Бывает так: все делаешь день за днем машинально, не вдумываясь, а потом вдруг что-нибудь заденет за душу и сразу увидишь настоящий смысл каждого своего поступка, каждого шага. Так вот и со мной случилось во время вчерашнего марша. Хочу описать все по порядку.
Глухо шумели вершины сосен. Лучи осеннего солнца едва пробивались сквозь густой хвойный лес.
Казалось, сосны шепчутся, дивясь железному упорству людей, ведущих великую борьбу за освобождение трудящихся. И солнце словно поражено отвагой красных бойцов, тихо пробирающихся через лес.
Двум ротам нашего полка предстояло обойти врага и разбить его.
Знали ли мы силы неприятеля? Нет, не знали. Мы даже не задумывались над этим, но помнили: во имя революции надо победить, и верили в победу. Мы надеялись на свою смелость, на быстроту марша, на неожиданность удара.
Красноармейцы шли молча, изредка перекидываясь словами. Впереди – сосредоточенный, задумчивый командир батальона товарищ Жуков. За ним – мы, пулеметчики, потом – роты. Замыкающим – конный отряд.
Завтра, может быть, на нашем пути встанут горы, протянутся реки. Мы преодолеем и их. Нас ничто не остановит.
После десяти часов тяжелого пути роты вышли в район Режевского завода. Несмотря на усталость, люди чувствовали себя на подъеме, крепко сжимали в руках винтовки.
Быстро рассыпались в цепь, дружно двинулись вперед.
Враг сумел избежать окружения, но вынужден был отступить на три версты от завода. Однако и здесь ему не удалось закрепиться. Наши роты совместно с бронепоездом, который до этого входил в отряд матроса Хохрякова, вышибли беляков с их новой позиции и отогнали до следующей станции.
Не только у нас, бойцов, но и у командиров военное образование недостаточное: кто побывал в учебной команде, кто учился на фронте. Однако мы побеждаем и будем побеждать. Уверенность в своей правоте, ненависть к угнетателям, беззаветная отвага – вот что помогает нашим красным смельчакам громить вековых врагов во славу и во имя мировой революции.
Мы вовремя подоспели к Режевскому заводу. Весь город был в руках мятежников. Верные советской власти остатки Волынского полка с трудом удерживались на его окраине. Наше появление помешало белогвардейцам, наступавшим от Екатеринбурга, соединиться с восставшими. Батальон вместе с волынцами вернул завод. Большая, хорошая победа!
В Режевском заводе простояли более суток. Сюда подошел весь полк, так как положение здесь очень серьезное. Наша рота – в ней человек около ста – поставлена между Режем и селом Покровским.
Покровское у нас в тылу. Это огромное село длиною в 10 верст. Оттуда мы ничего худого не ждали. Но рано утром, едва стало рассветать, нас подняли по тревоге и приказали: «Бегом к Покровскому». В чем дело, неясно. Оказывается, село занято восставшими и их немало.
Наша задача: перехватить железную дорогу на Реж и не пропустить банду в сторону завода, в тыл нашему полку.
Солнце уже взошло, когда мы приблизились к селу. Залегли длинной редкой цепочкой вдоль насыпи. Село видно хорошо, особенно церковь. Между полотном железной дороги и селом – плетень, отделяющий поскотину от полей. На полях – высокие хлеба. Помню, у меня мелькнула мысль: «Хороший урожай будет».
Но долго думать об урожае не пришлось. Едва заняли позицию и установили «максим», восставшие пошли в наступление. Наступало несколько сотен. Деревня буквально кишела мятежниками.
Наша рота открыла огонь из винтовок и пулеметов. Шабанов взялся за ручки «максима» и выпустил очередь. Он очень горячился, нервничал, и пули ложились шагах в ста от нас. Аникин пытался поправить, но Шабанов ответил ему своими излюбленными выражениями.
Повстанцы перелезли через изгороди, приближались к железнодорожному полотну. Я уже различал их лица. Но тут, наконец, наш «максим» перестал «пахать землю» и крепко ударил по наступавшим. Они сначала залегли, потом начали отходить. Однако через некоторое время снова рванулись вперед. «Максим» опять заставил их вернуться в село… И так повторялось несколько раз.
Пока сдерживали мятежников, подходило подкрепление. Через час появилась еще одна рота, потом полковая батарея, командир которой, товарищ Лашкевич, – меткий артиллерист. Наконец часам к одиннадцати подошел Путиловский Стальной кавалерийский дивизион товарища Прокопьева, а вскоре и бронепоезд товарища Быстрова.
Всеми нами командовал Ф.Е. Акулов. Село было зажато в полукольцо. Батарея разбила колокольню, на которой сидели вражеские наблюдатели, и кавалеристы ворвались в Покровское.
Сердце ликовало, когда я увидел устремившихся вперед красных конников.
Мы одержали полную победу. Восставшие сдались. Организаторы мятежа – офицеры и кулаки взяты в плен.
Наше положение что-то сильно ухудшается. На прошлой неделе белые все-таки отбили село Покровское, а также некоторые деревни около Режевского завода и продолжают лезть дальше. Наш полк уже с неделю находится в этом районе один: Камышловский и 4-й Уральский полки дерутся с врагом в Нижнем Тагиле. Почти два месяца мы с ними воевали бок о бок, хорошо били белых и привыкли друг к другу. Без них как-то не по себе.
Сегодня вдруг сказали, что части нашего полка начнут отходить к станции Самоцвет и даже дальше – к Алапаевску. А мы-то все время надеялись двинуться на Камышлов и со дня на день ждали освобождения Екатеринбурга!
Настроение стало невеселым. Как же так? Ведь не белые нас здесь побеждали, а мы их! Сколько разбили одних офицерских отрядов? Чуть не дошли до станции Богдановичи, приближались к городу Ирбиту, тогда как другие наши войска были в 30 верстах от Екатеринбурга! Да и теперь все восхищаются большой победой Камышловского и 4-го Уральского полков в Нижнем Тагиле: смелым ударом отбросили белых от завода на 20 верст. Но командиры, военком товарищ Юдин, его помощник Цеховский и агитатор Лобков говорят нам, что свою задачу мы выполнили и оставаться здесь дольше не можем – нас отрежут. Разъясняют, что побить белых на этом участке фронта только своими силами мы не сумеем и на Камышлов придется наступать попозже.
Видно, так оно и есть – надо отходить…
На днях по просьбе товарища Тарских я переведен в 3-ю роту, которой он командует. Не хотелось уходить из своей 9-й, но Павел Мамонтович – мой земляк, друг отца. Я ничего не имел против того, чтобы быть под его началом. Однако, когда перешел в 3-ю роту, увидел, что Тарских хочет сделать меня писарем. Это мне не по душе. Я шел добровольцем в Красную Армию, чтобы бить белогвардейцев, а не переводить бумагу.
Вчера с 3-й ротой участвовал в бою у села Коптеловского.
После отхода от станции Самоцвет рота собралась в лесу, неподалеку от железнодорожной будки. Часам к двум дня к этой же будке без всякого охранения прискакали белогвардейские кавалеристы – человек тридцать. Для нас это было полной неожиданностью. Но и наши выстрелы для белых оказались не меньшей неожиданностью. Кавалеристы бросились врассыпную, оставив нам несколько оседланных коней и винтовок.
Белые не знали толком наших сил и, обжегшись у будки, приостановили свое наступление вдоль железной дороги на Алапаевск. Тут повлияло еще и то, что под вечер наша рота удачно атаковала противника из Коптеловского. Потом подошел бронепоезд № 5 товарища Быстрова.
К ночи к Коптеловскому собрался весь наш батальон. Возле села слышалась стрельба. Стало очевидным, что враг подтянул новые силы и мы все больше и больше попадаем под угрозу окружения.
Ни один боец не смыкал глаз. Чувствовалось, как все напряжены, взвинчены. Не перестававший всю ночь дождь тоже влиял на настроение.
Находиться в деревне больше не было смысла. Это понимал каждый. Но приказа отступать мы не получали. Значит, надо оставаться на месте, какие бы мысли ни шли в голову.
Пример нам показали командиры. Они вели себя так, словно ничего не происходит, никакой угрозы не существует.
Под утро наконец приказ был получен. Все вздохнули с облегчением. Но радоваться было рано. Теперь оставался свободным лишь один узкий проход. Вязкая, размытая дорога вилась по оврагу, потом по косогору. Помог предутренний туман.