— Ездил, вы хотели спросить?
— Ну ездил, чёрт его подери!
— Значился охранником ответственного секретаря губкома, — Турин со значением взглянул на Опущенникова и добавил: — После того нападения на Иорина, если не забыли, считается также личным водителем Странникова.
— По приказу?
— Вы подписывали.
— Не помню. Всё у нас как-то в спешке… Иорин как?
— Жив, здоров.
— А те?..
— Как и положено, — развёл руки в стороны начальник губрозыска. — Все три бандита в земле сырой. По заслугам и в соответствии с законом.
— Хм, — подпёр кулаком нос Опущенников и дёрнул себя за ухо.
— Да не терзайте вы себе мозги, Ефим Петрович, — Турин привстал, закончив диктовать. — Тем более, уезжая. Персючонок, сам виноват, на перекрёсток вылетел, удирая от папаши, который его на рынок спозаранку гнал, вот и угодил под колёса. У шофёра и мгновения не было, чтобы затормозить. Пацанов нарожали инородцы, присмотра никакого, они же, как кошки, носятся туда-сюда. Потерпевший претензий не имеет. С отцом я вопросы все решил.
— Решил?
— Понятливый мужик. Мы в отделе собрали гроши, оказали материальную помощь родственникам. Довольны. На похороны выделил милицейский оркестр.
— Я ещё тебя не назначил исполняющим, — прищурился Опущенников. — Никак не дождёшься, когда укачу?
— Извиняюсь, за вас распорядился. Покойники не ждут.
— С оркестром переборщил.
— Уберём. Пришлю гражданских.
— Он мусульманин, говоришь?
— Персюк.
— Там музыка совсем не желательна. Они его в покрывало и бегом, чтобы до заката солнца успеть земле предать.
— Точно… Как же я обмишурился! — хлопнул себя по лбу Турин. — Закрутился совсем. Ну да ничего, подскажу Сунцову, он всё исправит.
— Сунцову?
— Второй день там дежурит на всякий случай.
— Китаец, что ли?
— Ну да, Ван-Сун. Он за своего уже в губкоме. Быстро в образ вжился, паршивец.
— Что докладывает про аварию?
— А ничего. Обстановка нормальная. С недовольными работа проведена. На советскую милицию обид нет. Со спокойной душой можете уезжать, Ефим Петрович.
— Писать жалобы потом начнут. Это сейчас они тише воды, ниже травы. Некстати всё это… Ох некстати!
— Примем соответствующие меры. До вас эти жалобы не докатятся.
— Турин! — Опущенников хлопнул ладонью по столу. — Гляжу я на тебя — на все вопросы готов ответ. Или ты горбатого лепишь с кондачка?
— В розыске волокита вредна, товарищ начальник.
— Чего?
— Дураков не люблю, — тихо буркнул Турин.
— Я в столицу собираюсь, о чём тебе хорошо известно, придётся обстановку докладывать? Этот случай очень меня беспокоит.
— Всё обойдётся, а вас с повышением, Ефим Петрович.
— Неизвестно ничего. В какую-нибудь тьмутаракань ушлют…
— У вас заслуги такие, что не посмеют.
— Я ему про Фому, а он про Ерёму! Происшествие с мальчишкой всех на уши поставит!
— Да им наверху до этого, что ли? Тем более, повторяю, официально установлено прокуратурой, что имел место несчастный случай. Прокурор Арёл и постановление отписал по этому поводу.
— Мне бы бумагу.
— Я сейчас пошлю своих. Принесут.
— Познакомился с прокурором-то поближе? Как он тебе?
— Требовательный.
— А мне что-то не показался…
— Он на всех поначалу нагонял страх. А потом ничего.
— Да ты успел подружиться с ним?
— На убийство выезжали вместе, а там быстро человека познаёшь.
— Ну-ну. Значит, постановление добудешь?
— Считайте, у вас в кармане, Ефим Петрович.
— Так… — задумался Опущенников и кивнул на Ковригина. — Что с этим делать? Его же наказывать надо, мальчишку-то сгубил?
— А гоните его к чёртовой матери! Что он тут вообще ошивается? — с беззаботным видом выпалил Турин. — Он за Странниковым значится, пусть тот и кумекает.
— Сам приказ подпишешь, — ухватился за последнюю фразу тот. — Я сегодня отбываю, исполнение обязанностей возлагаю на тебя, тебе и отписываться за всё.
— Будет исполнено! — вытянулся Турин. — Василия Петровича вы сами известите об отъезде или?..
— Уже согласовал.
— Тогда попозже я позвоню сам Странникову насчёт Ковригина?
— Ты бы лучше сбегал сейчас, Василий Евлампиевич, пока я здесь. Если что не так, найдёшь меня дома, поезд вечером отходит.
— Я вас понял, товарищ начальник.
— Ну с Богом! — махнул рукой Опущенников куда-то в пол без интереса в лице.
Они скучно обнялись.
Не прошло и получаса, как Турин постучался в дверь приёмной секретаря губкома.
— Василий Петрович вас ждёт, проходите, — открыла ему дверь кабинета секретарша. Однако, шагнув внутрь, Турин оказался в пустом помещении.
— Отлучился. Бывает, — не смутилась секретарша. — Значит, кто-то вас опередил, но он велел ждать. Может, хотите чаю?
Турин отказался, а секретарша быстро ушла, так как совсем близко ему почудился тихий женский голос и смех.
«Такого ещё не бывало, — задумался Турин, — этим поступком Странников после всего случившегося даёт понять, что полностью мне доверяет. А я бы скрыл от него тайную комнату, если б она имелась?..» Домыслить он не успел, неслышно отворилась незаметная дверца за креслом ответственного секретаря, и он, пригибая голову, без смущения и неловкости предстал перед начальником губрозыска. Они уже несколько раз переговаривались по телефону с утра по поводу отъезда Опущенникова, но эти короткие, мелкие фразы, похожие на намёки, объясняющего конца не имели, а Турин жаждал большого, ясного разговора, рассчитывая, что Странников всё же не забудет добра и своих обещаний. На всякий случай он тоже пришёл не с пустыми руками — заготовил предложение о выселении семьи погибшего ребёнка на Восток, поближе к Узбекистану, убрал другие шероховатости автоаварии, подчистив так, что комар носа не подточит. Были у него и другие задумки, с которыми он не спешил, но помнил и перебирал в мыслях, пока бежал в губком.
— Ну как? Проводил? — присев к столу и, пригласив сесть рядом, спросил Странников рассеянно.
— Распрощались.
— Ковригин куда пропал?
— Объяснения писал.
— Ты его не трожь. Мне оставь. Я уже к нему привык. Хороший мужик.
— Как скажете, Василий Петрович.
— Теперь будем ждать, кого вместо Опущенникова назначат? — откинулся секретарь на спинку кресла.
— С этим тянуть не станут, — сохраняя безразличие на лице, сказал Турин. — Желающих на освободившуюся должность хватает.
— Давай без лукавства, — скрипнул зубами секретарь. — Тебе надо здесь командовать! Заслужил! И я добьюсь! А пока исполняй обязанности! — Он приподнялся, вскочил и Турин, секретарь крепко пожал ему руку. — Рассусоливать обо всём остальном не будем. У меня вот какая к тебе необычная просьба…
— Я бы сначала хотел?.. — заикнулся тот.
— Благодарности потом.
— Я о мальчишке…
— Что? О каком мальчишке?
— Отец пожелал уехать отсюда… События печальные, то, сё, — сочинял Турин на ходу.
— Пусть едет. Мы его не держим.
— Ясно.
— Ты присядь, присядь. У меня ведь к тебе дело необычное. Я бы сказал, сверхсекретное. Чаю будешь?
— Не откажусь.
И за чаем Странников подробно, в деталях, рассказал Турину всю позорную историю с докладом.
— Мейнц с Распятовым доклад уже перелопатили. Теперь зазвучит как надо. Я его два раза тоже пробежал. На конференции услышишь, но гложет меня одна закавыка.
— Что такое, Василий Петрович?
— Подлецов не терплю при себе! — хлопнул по крышке стола секретарь. — Дурачка Таскаева кто-то здорово подставил, а с ним и меня замыслил свалить. Отыскать негодяя, как ни пытался, не смог. Я его изничтожу, суку! Но ГПУ привлекать не хочу, Трубкин начнёт копаться, кишки все выест, а дело толком не решит. Не везёт мне на помощников, хоть расшибись!
— А Ковригина подключить?
— Не справится.
— Я ему в помощь Сунцова дам. Помните, я делал предложения вам насчёт него? Цепкий работник.
— Китаец…
— А что? Пусть он займётся аппаратной связью.
— Чем?
— У вас внутренняя связь с отделами существует?
— Трубкин всё обещал, да никак монтировать не начнёт. Весь в своих делах.
— Вот и поручите Мейнцу. Прикрепите к нему Сунцова. Командующему орготделом как раз по теме.
— Но и твой китаец все разговоры будет прослушивать!
— Наш китаец, Василий Петрович, — осторожно поправил его Турин. — Всю информацию он будет докладывать лично вам.
— И тебе…
— Ну, без этого не обойтись, — не смутился Турин. — Врать не стану. Но со мной она и умрёт.
— Хорошо! — недолго думая, рубанул рукой воздух секретарь. — Нас с тобой за эти несколько дней повязало так, что сомневаться в тебе уже поздно. Но учти! Малейший прокол!.. Или до меня докатится какая информация!..
— Никаких проколов, товарищ ответственный секретарь губкома! — Турин вытянулся во весь рост и щёлкнул каблуками. — Ни одна шельма не подберётся, не то, чтобы враг!
— Ладно, ладно. Может, выпьешь?
— Не откажусь.
Странников нажал невидимую кнопку под крышкой стола, и тут же влетела секретарша. Не говоря ни слова, он кивнул ей за спину на шкаф. Через минуту они потягивали коньяк, молчали, и каждый думал о своём.
— Слушай, Василий Евлампиевич, а может, я тебе старый доклад покажу? — прервал молчание секретарь.
Турин насторожился, отставил рюмку.
— Глянь на него профессиональным взглядом. Нюх-то у тебя есть. Может, ты без китайца сам вычислишь паршивого червяка? Оторвал бы я башку ему к чёртовой матери и точку на этом поставил.
Турин поднял брови.
— Не люблю я все эти прослушки, — Странников поморщился.
— Давайте, гляну, — согласился Турин.
— Наталья! — приказал Странников секретарше, когда та заглянула к ним. — Найди-ка тот доклад Таскаева. Он, наверное, у него и валяется где-нибудь. Неси его.
— И Таскаева пригласить?
— Зачем он нам… — Странников долил коньяк в опустевшие рюмки. — Лимончика ещё не найдётся?
— Минуточку, Василий Петрович, — исчезла секретарша за дверью.