С весны 1919 г. колчаковская контрразведка стала регулярно получать данные о том, что американские военные передают партизанам оружие, снаряжение и боеприпасы. В ходе нападений повстанцев американские гарнизоны почти никогда не оказывали им сопротивления, в свою очередь, красные предпочитали их не трогать. По данным белых контрразведчиков, между ними существовало тайное соглашение «о содействии».
Осенью 1919 г. американцы вошли в контакт с чехами и решили поддержать правых эсеров, ограничив свою роль ассигнованиями крупных денежных сумм чехам. Прежде всего, они намеревались поставить на широких началах контрразведку, ассигновав на нее 3000 долларов в месяц, которая должна была работать главным образом против японцев и вместе с тем выяснять монархически настроенных или приверженных колчаковскому правительству русских должностных лиц.
В сентябре 1919 г. владивостокские контрразведчики, ссылаясь на достоверные источники, сообщали в Омск об усиленной политической и военной разведке, начатой местным штабом американских войск. Для того, чтобы себя не компрометировать, американцы пригласили на руководство спецслужбой чеха поручика Муравца, ранее служившего в немецкой контрразведке[822].
Американцев очень беспокоило поведение японцев. Для этого имелись основания. Значительно увеличив свою группировку в Сибири, Япония стала игнорировать претензии США на руководящую политическую роль в регионе.
Действуя в русле своих военно-политических устремлений, Страна восходящего солнца вела широкомасштабную разведку на территории Сибири и Дальнего Востока, опираясь на китайскую, корейскую и японскую диаспоры, а также отдельных российских граждан. Еще до высадки десанта во Владивосток в апреле 1918 г. местное японское консульство усилило разведку. Пользуясь разрухой в крае во время правления большевиков, японцы начали вербовать агентов для скупки разного рода карт Дальнего Востока. Причем ни средствами, ни деньгами для этой цели не стеснялись. Одним из японских тайных агентов во Владивостоке был кореец Эм. Благодаря приложенным усилиям японцы смогли составить подробные карты края: Владивостока с окрестностями до Океанской с нанесенными на них фортами, дорогами, маяками, подробными очертаниями береговой линии[823].
Разведданные в Токио поступали из штаба 5-й эскадры, корабли которой базировались во Владивостоке, из штаба командования японской армии, расквартированной здесь же. Также необходимые сведения поступали и из министерства иностранных дел, имевшего свои консульства в Петропавловске-Камчатском, Александровске-на-Сахалине, Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Одессе и в Маньчжурии. Немалую роль сыграли и представители рыбных концессий на Камчатке, угольных и нефтяных – на Сахалине и лесных – в Приморье[824].
4 апреля 1918 г. японские агенты совершили убийство двух граждан японской национальности, что послужило формальным поводом для того, чтобы командующий флотом адмирал Като на следующий день отдал приказ о высадке десанта во Владивостоке.
После ввода японских войск на Дальний Восток в Амурскую область был направлен опытный военный разведчик майор И. Макие. По версии историка А.Д. Показаньева, перед резидентом стояла задача не только тактической, но и стратегической разведки в интересах Генштаба. Не являясь сторонником военного вмешательства Японии во внутренние дела России, майор И. Макие в сообщениях главнокомандующему японскими войсками генералу Оой предлагал отказаться от военного вмешательства во внутренние дела России[825].
В период оккупации в Благовещенске, Владивостоке, Иркутске, Омске, Харбине и Чите были созданы структуры так называемой «специальной (особой) службы (Токуму-Кикан). Во главе их «стояли представители военной администрации, выполнявшие функции военных атташе Японии при правительстве А.В. Колчака и военной администрации на той или иной оккупированной территории», которые в переводе на русский язык стали именоваться японскими военными миссиями[826].
Вербовку агентуры влияния среди местного населения японские спецслужбы осуществляли как самостоятельно, так и совместно с белогвардейской контрразведкой[827].
Осуществляя контроль над белогвардейскими спецслужбами, ЯВМ вели разведывательную и иную подрывную деятельность в Сибири и на Дальнем Востоке, о чем свидетельствуют документы колчаковской контрразведки. В Красноярске ей удалось задержать нескольких японцев, занимавшихся шпионажем среди белогвардейских войск. Генерал-квартирмейстер распорядился поступать с ними по закону, уведомив начальство привлекаемых к ответственности лиц через главный штаб и МИД[828].
Япония пыталась укрепить влияние на континенте, привлекая к сотрудничеству представителей различных общественных групп и прессы. Например, чины военной миссии в Омске, по данным КРЧ, приглашали журналистов, охотно делились с ними всякого рода информацией, предлагали угощения и подарки[829].
В поле зрения военно-статистического (разведывательного. – Авт.) отделения штаба ПриВО, по собственной инициативе занимавшегося сбором информации контрразведывательного характера, неоднократно отмечали, что японцами проводится детальное обследование бухт, заливов и всего побережья в районе Владивостока и на Сахалине. «По-видимому, одной их главных целей является исследование минеральных богатств побережья, столь необходимых для их экономической самостоятельности», – высказывается предположение в докладе резидента[830].
Случаи разоблачения и привлечения к ответственности японских агентов являлись скорее исключением, нежели правилом. По документам белогвардейских спецслужб сложно судить о размахе и результативности японского шпионажа в тылу белогвардейских войск, поэтому сошлемся на оценку генерал-майора Такиуки. Подводя итоги японской интервенции на Дальнем Востоке, он откровенно заявил: «О сибирской экспедиции 1918–1919 гг. говорят, что это не что иное, как попусту выброшенные 700 миллионов иен. Но это не совсем так. В то время в Сибири работали офицеры из всех полков Японии, которые занимались изучением края. В результате те местности, о которых мы ничего не знали, были изучены, и в этом отношении у нас не может быть почти никаких беспокойств…»[831]
Таким образом, находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке интервенты, поддерживая колчаковский режим, в первую очередь преследовали свои собственные геополитические цели, поэтому занимались разведдеятельностью не только против Советской России, но и против белогвардейских режимов. Контрразведывательные органы Верховного правителя по мере возможности вели наблюдение за иностранными спецслужбами, но активного противодействия им не оказывали, руководствуясь, по мнению авторов, в первую очередь политическими соображениями.
Первым документом совершивших переворот большевиков был принятый 26 октября (8 ноября) 1917 г. на II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов Декрет о мире, в котором декларировалась, что «Советская власть предложит немедленный демократический мир всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах».
2 декабря 1917 г. Советская Россия заключила с центральными державами перемирие и начала мирные переговоры. 3 марта 1918 г. советское правительство подписало с Германией мирный договор, в соответствии с которым под немецкий контроль передавались Белоруссия, Украина, Прибалтика и Польша, кроме того, большевики должны были выплатить большие денежные суммы в виде контрибуции. Немцам было важно контролировать большевистскую власть, чтобы против них не восстановился восточный фронт, поддерживать сепаратистки настроенные национальные окраины с целью воспрепятствования объединению России и выкачивания материальных ресурсов. Глава германского МИД Р. фон Кюльман инструктировал посла в Москве: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выжили… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны пытаться предотвратить консолидацию России насколько это возможно, и с этой точки зрения мы должны поддерживать крайне левые партии»[832].
Внешнеполитическая деятельность Германии в Советской России осуществлялась при активном участии национальных спецслужб, что, естественно, вызывало серьезную озабоченность у руководителей ВЧК. 9 апреля 1918 г. на заседании президиума ВЧК начальник отдела по борьбе с контрреволюцией И.Н. Полукаров выступил с докладом о широких масштабах германского шпионажа и отсутствии реального противодействия ему со стороны соответствующих военных органов. В разведывательных и диверсионных целях германское командование широко использовало на Украине и в Закавказье местных националистов, а также германских военнопленных, освобожденных после Октября от жесткого лагерного режима. 15 (28) января 1918 г. управление Северного фронта докладывало главковерху: «Наблюдаются все учащающиеся случаи прибытия на фронт из внутренних губерний, даже из Сибири, пленных германцев, иногда целыми партиями, без всяких документов, желающих пройти через линию окопов. Просим принять меры»[833].
В первой половине 1918 г. ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинский определяли как наиболее опасную для Советской республики именно немецкую разведку, поскольку она опиралась на монархические круги и поддерживала их подпольную контрреволюционную деятельность.