Я кричу, когда он зажимает один из моих сосков через лифчик и тянет за него.
Как раз в тот момент, когда я сосредотачиваюсь на этом, он дергает мой топ, разрывая его посередине, и освобождает мою грудь от лифчика.
Я ахаю, когда он прижимает свою большую ладонь к моим ноющим соскам и трет их друг о друга так грубо, что я чуть не кончаю тут же. Трение настолько чертовски дразнящее, что обжигает мою киску. Это все равно, что постоянно находиться на грани извращенного хаоса и болезненного удовольствия.
— Хм. Твои огромные сиськи созданы для траха. Ты возьмешь мой член туда, не так ли?
— Нет…
Он шлепает по моим ноющим соскам, и я визжу.
— Что ты только что сказала, шлюха?
— Нет! — Я рыдаю.
Его губы касаются моего уха, когда он шепчет:
— И ты думаешь, мне не все равно? Чем больше ты говоришь "нет", тем сильнее мой член пытается вытянуть из тебя хоть слово. Чем больше ты будешь умолять, нет, пожалуйста, тем сильнее я буду разрывать твою киску, пока от нее ничего не останется.
Это отвратительно. Это так отвратительно, но я это делаю.
Я провоцирую его.
Откинув голову назад, я с ревом бью его в подбородок. Сначала я имела в виду это как форму подстрекательства к нему, но слишком скоро это становится слишком реальным.
Мой уровень адреналина взлетает до небес, когда я высвобождаюсь из его хватки и наношу ему пощечины и царапины. Мои крики и вопли нарастают и эхом отдаются в воздухе, как гребаная темная симфония.
Я даже не уверена, куда я ударяю, когда позволяю своей адреналиновой стороне взять верх.
Но мои удары недолговечны.
Он с силой хватает меня за руку и разворачивает, прижимая к скале. Дыхание вырывается из моих легких, когда мое лицо и грудь ударяются о твердую поверхность, а затем его рука обхватывает мою шею, пока он возится с моей юбкой.
Я дрыгаю ногами в воздухе.
— Нет, нет, нет…
— Пришло время тебе узнать свое гребаное место.
Его голос хриплый и возбужденный, когда он прижимает два пальца к моим губам сзади, прокладывая себе путь между моими зубами.
— Укуси, и я трахну тебя прямо в задницу. Бьюсь об заклад, она тоже девственница и ждет, когда мой толстый член разорвет ее.
— Нет, пожалуйста, прекрати… Не делай мне больно… не делай мне больно…
— Заткнись на хрен и возьми мой член, как шлюха, которой ты и являешься.
А затем он засовывает свой член в мою киску и одновременно его пальцы мне в рот.
Я задыхаюсь, причитая
— Пожалуйста… — Но это едва ли выходит как бормотание.
Он раздвигает мои ноги, когда его член проникает в меня, разрывая меня своим входом, пока я не начинаю рыдать и всхлипывать. Я умоляю его о пощаде, о том, чтобы он не причинил мне вреда, но это всего лишь бормотание из звуков и рыданий.
Они так же бесполезны, как и стоящий за ними смысл.
Мой таз ударяется о твердый край скалы с каждым его толчком, и я чувствую, как образуются синяки. Я пытаюсь вывернуться, но он прижимает меня к земле, упираясь локтем мне в поясницу.
Мои соски ощущаются так, словно их режет жесткая поверхность камня. Я полностью открыта для него, когда он врезается в меня с такой грубостью, что у меня перехватывает дыхание.
Стоп-слово вертится у меня на языке, ожидая, выжидая своего часа, когда я положу конец этому безумию. Это чертовски больно, и боль усиливается с каждой секундой.
Мои крики и вопли, кажется, остаются без внимания, или, точнее, чем громче я кричу и реву, тем грубее становится его темп. Чем больше я смачиваю его руку своими слезами и слюнями, тем быстрее он проникает в мою ноющую киску.
Мне все еще больно после первого раза, но теперь он поднимает это на ступеньку выше, делая боль моим единственным спутником в темноте.
В моих попытках заговорить, умолять его не причинять мне боль, я кусаю его пальцы.
Я замираю.
О Боже, нет.
Я никак не могу принять его размер в заднице.
— Мне жаль, мне так жаль! — Я говорю сквозь его пальцы. — Я не хотела!
Стон, исходящий из глубины его горла, носит животный характер. Его рука опускается на мою задницу, и я вскрикиваю.
— Я сказал, никаких гребаных зубов.
Шлепок. Шлепок. Шлепок.
Огонь горит от отпечатков его ладоней на моей заднице. Мой голос становится хриплым от моих прерывистых криков и мольб о помощи, о том, чтобы он прекратил это.
Он шлепает меня еще раз, и я кончаю. Просто так боль превратилась в ослепляющее наслаждение.
Мои бедра и ноги дрожат, мое сердце почти выплескивается на камень, когда он ускоряется. Безумие продолжается, пока я трясусь вокруг него. Он не сбавляет скорость. Я начинаю понимать, что он никогда этого не делает. Не тогда, когда он на задании сломать каждую частичку меня. Он двигается быстрее, сильнее, как будто намеревается разорвать меня на части, и по какой-то причине это вызывает еще один оргазм.
— Вот и все, моя шлюха. Придуши мой член так, как будто ты никогда не хочешь, чтобы он вылезал из этой тугой киски.
Я сжимаюсь вокруг него, наслаждаясь своим оргазмом, даже когда шмыгаю носом от боли. Его низкое рычание эхом отдается в темном лесу, когда он вытаскивает свой член. Первая струя его спермы окрашивает мою задницу, за ней следует вторая и третья, когда он тихо ругается.
Горячая жидкость обжигает горячий рубец, оставленный его рукой. Вздох, смешанный с прерывистыми криками, срывается с моих губ, когда он убирает с них свои пальцы.
Я хочу, чтобы они снова были внутри меня.
Мне действительно нужно, чтобы он стал для меня якорем в этот момент, чтобы я не могла думать ни о чем, кроме него и нашей тьмы.
Его и моей.
Потому что теперь я в этом не сомневаюсь.
Мы совместимы, как он и сказал.
Больные.
— Пожалуйста… — Я умоляю. — Остановись.
Не останавливайся.
Пожалуйста. Позволь мне остаться живой.
Он хватает мои подвергшиеся нападению ягодицы, и я ахаю, но прежде чем я могу сосредоточиться на боли, он снова проникает в мою киску.
И он твёрдый.
Черт возьми.
Как он может быть таким готовым сразу после того, как кончил на меня?
— Нет, нет, пожалуйста…
Его ладонь держит меня за спину, когда он садится на меня так, что наполовину прикрывает меня сзади, в то время как он врывается в меня со свирепостью, от которой у меня перехватывает дыхание.
— Пожалуйста…Я сделаю все, что угодно… Только перестань…
— Ты возьмешь мой член так, как всегда должна была, как игрушка, которой ты и являешься. Вот что ты сделаешь.
— Нет… нет… боже… пожалуйста это больно. Это так больно.
— И с этого момента будет еще больнее. Потому что я еще даже не начал, моя шлюха.
ГЛАВА 21
Наоми
Это размытое пятно движений.
После третьего оргазма я потеряла счет тому, что произошло на самом деле.
Я сбилась со счета, сколько раз он прижимал меня к земле и раздвигал мои ноги, чтобы он мог трахнуть меня глубже. Или как долго он прижимал меня к дереву и душил, схватив за горло, когда вонзался в меня, как сумасшедший.
Или сколько раз он шлепал меня по груди и щипал за соски, а затем заставлял меня приставлять его член к задней стенке моего горла и душил меня им.
Чем больше я умоляла:
— Пожалуйста, нет, — тем безжалостнее он становился.
Чем сильнее я плакала, тем безжалостнее становились его прикосновения.
Я имела дело со зверем, у которого не было кнопок выключения и ничто не могло его остановить.
За исключением жалкого стоп-слова, которое я упорно отказывалась использовать. Потому что, если я это сделаю, все это развеется в воздухе. Меня больше не будут преследовать и жестоко трахать.
Я больше не буду чувствовать себя живой.
И я действительно чувствую себя живой на протяжении всего действия. С каждым толчком и каждым шлепком. Каждое грязное слово и каждое унижение. Никакие невидимые кандалы не сковывают мои лодыжки, и никакой скрытый страх не парализует меня. Боль — мой афродизиак, а грубость — моя доза.
И я просто не могу отпустить это.
К тому времени, как Себастьян заканчивает, я сворачиваюсь в позу эмбриона на камне, а его сперма стекает между моих бедер, стекает по ягодицам и прилипает к кончикам моих грудей. Я думаю, что он испытал оргазм три раза и дважды эякулировал. Я понятия не имею, как, черт возьми, ему удалось снова возбудиться сразу после того, как он закончил, но, по-видимому, это возможно. Его выносливость — самая безумная вещь, с которой я когда-либо сталкивалась.
Может, я и была девственницей, но я смотрю порно, а он был на совершенно другом уровне. Я извращенно люблю хардкорные вещи, но даже их интенсивность не идет ни в какое сравнение с тем, что, черт возьми, произошло сегодня вечером или на что он способен.
Моя неспособность двигаться — это не шутка. Я задыхаюсь, задыхаюсь и все еще тихо плачу, когда мое сердце пульсирует.
И самая извращенная часть заключается в том, что я бы сделала это снова и снова. Черт, я бы даже не возражала, если бы он не остановился. Хотя это убило бы меня. Серьезно. Не так, как в какой-нибудь фантазии.
Сбоку раздается шорох одежды, и я слегка наклоняю голову в его сторону. Он натягивает толстовку, и по его силуэту в темноте я могу сказать, что на нем нет нижнего белья. Коммандос. Он пришел, готовый погубить меня безвозвратно.
Почему мне это так нравится?
Он опускает капюшон, пока он не закрывает его голову и не закрывает глаза, а затем поворачивается.
Оставляя меня.
Чтобы стереть все, что произошло.
В прошлый раз я едва выжила, но больше так не могу. Я… не думаю, что смогу жить с собой, если просто буду терпеть его оскорбления и притворяться, что ничего не произошло после этого.
Мой рот открывается, но выходит только вздрагивание, когда я пытаюсь сесть. Мне требуется несколько глубоких вдохов, прежде чем я могу говорить.
— Подожди…
Он останавливается, его спина затенена серебром полумесяца, но он не оборачивается.