– Ничего. Тебе что-нибудь взять? Чай? Кофе?
– Нет. Говори, не томи. – Оливия достала из рюкзачка двухлитровую бутылку с водой. Отхлебнула. – Моя дневная норма. – Она ткнула пальцем в бутылку.
Эйлин только пожала плечами.
– Никогда не могла понять этот фетиш пить воду галлонами. Это какая же нагрузка на почки.
– Зато все шлаки из организма вымывает. И из головы, между прочим, тоже.
Чем Оливия хороша – за словом в карман не полезет.
– Я уверена, что Лора что-то знает, но не хочет говорить. – Эйлин вернулась к теме разговора. – Она все время делает упор на то, что ей хорошо живется и без сестры. Она совершенно о ней не сожалеет. И это может означать только две вещи: либо она уверена, что Лора мертва, либо знает, что жива и где-то прячется.
– Ты так думаешь?
– Уверена. А еще я знаю наверняка, что если я не сдвину этот чертов диплом с места, мне не стоит и возвращаться в Оксфорд. Я стану там посмешищем. Такой амбициозный проект, и на тебе – ноль результата. Ну почему? Почему со мной всегда так? Вот Дэнни! Уже такое дело размотал, уже в апелляционный суд подает, а я… Как слепая лошадь, все по кругу хожу.
– Ой-ой! – воскликнула Оливия. – Вот только, пожалуйста, без этих жалостных нот к самой себе, бедняжечке. Ну-ка! Голову вверх и вперед!
Оливия на минуту задумалась, накручивая на палец прядь своих безудержных кудрей. Потом далеко вытянула ее и отпустила. Пружинка снова сжалась и легла поверх лба веселой завитушкой.
– Если ты уверена в том, что поиски в доме Лиз могут пролить какой-то свет на твое расследование – я с тобой. – Оливия аж заерзала на стуле в предвкушении приключения. Румянец на ее кофейного цвета щечках заиграл, и глаза заблестели.
– Спасибо, но как? Как попасть в комнату Лиз?
– Тихонечко.
– Что? Ночью? На цыпочках?
– Зачем ночью? Среди бела дня, когда в доме никого нет.
– О’кей. Билл и Лора целыми днями на работе. Он – в своей мясницкой лавке, она – в аптеке, но Вера-то – домохозяйка. Она же целыми днями дома!
– В том-то и дело, что дома, а не в тюрьме. Она же из него иногда выходит. В магазин, в парикмахерскую, к подружкам на чаек, наконец. Сколько тебе надо времени на то, чтобы обследовать комнату Лиз?
– Не знаю. Минут пятнадцать-двадцать.
– Так в чем проблема?
– А как мы попадем в пустой, запертый дом?
– Предоставь это мне. Кстати, если сделать это в субботу утром, у тебя будет времени сколько хочешь.
– Это как?
– В субботу на ферме «Три дуба» большая ярмарка-аукцион по продаже живности. Билл всегда там тусуется. Подписывает контракты с фермерами на поставки мяса и птицы. Индюшек к Рождеству выбирает. Они с Верой там будут целый день. Я тоже хотела поехать и сделать репортаж. Ну, ты же меня знаешь. Глазами вегетарианца. Наснимать побольше милых овечек и поросяток и сделать статью в защиту славных животинок. Но! Если мы с тобой все провернем с утра, пока Лора в аптеке, я успею на всех стульях посидеть. По субботам аптека открыта до обеда. Заметано?
– Заметано. А как мы попадем в дом? Ты же не собираешься разбивать окно или ломать замок?
– Эйли, я же сказала: предоставь это мне.
Оливия припарковала свою машинку за углом дома Барлоу. Девушки прошли вдоль аккуратно подстриженной ограды из кустов туи и кизильника. На площадке перед домом одиноко стоял маленький «Хюндай» Веры, удачно закрывая вид с улицы на входную дверь дома. Эйлин быстро зашла за автомобиль и даже пригнулась, прикрываясь им.
– Выпрямись и перестань шептать. Этим ты только привлекаешь внимание случайных прохожих.
– А если нас увидят?
– Тогда мы скажем, что пришли навестить Лору, но вот незадача – дома никого нет.
– Ты уверена, что Веры нет дома? – В голосе Эйлин хрипло звучали нотки ужаса.
– Уверена. Я здесь с самого ранья торчу. Видела своими глазами, как они с Биллом садились в его машину. Потом еще проехала мимо аптеки. Специально притормозила, заглядывая в окно – Лора там.
Эйлин стояла как вкопанная.
– Ну, давай! Пошли. – Оливия слегка подтолкнула подругу. – Слушай, Эйли, в конце концов, это мне надо или тебе?
– Мне, – согласилась та.
Оливия со знанием дела шагнула к порогу. Приподняла резиновый коврик на первой ступеньке.
– Так и думала, – проворчала она себе под нос.
Положила коврик на место. Слегка отклонила большой горшок с геранью справа от двери и пошарила под ним рукой. Пусто. Проделала то же самое с горшком слева. Тоже ничего. Выпрямилась, откинула волосы со лба и осмотрелась. В стороне, ближе к ограде, был врыт шест с крючками – кормушка для птиц. С крючков свисали трубочки, наполненные семенами и семечками. Отдельно висела корзинка с орешками арахиса.
Оливия подошла к кормушке и пошарила по дну корзинки. Нахмурила брови, покачала головой:
– Не может быть. Он должен быть где-то здесь. Уверена.
Она вернулась к дому. Снова осмотрелась. К кирпичной стене фундамента, под окном, прислонились два валуна. Оливия легко отодвинула тот, что поменьше, и с довольной улыбкой обернулась к Эйлин. В руке у нее был маленький прозрачный пакетик. Вынутый из него ключ сверкнул, как подмигнул Эйлин.
– Так просто? – озадаченно спросила она.
– Конечно. Тебе в детстве разве доверяли ключ от дома?
– Я не помню. Кажется, нет. Но в моем детстве кто-то из взрослых всегда был дома – мама вообще почти не выходила… даже в сад. Потом Дороти. Она всегда открывала мне дверь, чтобы я не чувствовала себя, как тогда… ну ты знаешь, когда я маму нашла.
– Знаю, знаю. Сейчас не об этом. Пошли скорее в дом.
Она вложила ключ в замок. Раздался легкий щелчок.
Эйлин на секунду испытала тот тихий ужас, который всегда возникал у нее при входе в пустой дом, но как только дверь у нее за спиной закрылась, она точно знала, зачем сюда пришла.
В памяти всплыли редкие визиты в этот дом, когда они школьницами забегали друг за другом. Эйлин хорошо помнила, где находится комната Лиз, и потому, выпрямив спину, подняв голову и глядя на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, уверенно начала подниматься по ней.
– Я тебя здесь подожду, – тихо сказала ей вдогонку Оливия и присела на нижнюю ступеньку. Ступенька гостеприимно скрипнула.
– А вот это разумно, – констатировала наблюдательная журналистка, – кто бы как бы тихо ни вошел в дом, будет услышан.
– Вот и сиди тихо, – шикнула на нее подруга.
Дверь в комнату Лиз была слегка приоткрыта.
В комнате, как говорила Лора и как помнила сама Эйлин, ничего не изменилось. Видно было, что Вера иногда протирает пыль и, возможно, присаживается на край кровати. Там, в изголовье, покрывало было слегка примято.
Где? Где? Где? В голове стучал молоточек вопроса. О плохо подогнанных половицах не могло быть и речи. Пол в комнате был затянут крапчатым серо-зеленым ковролином. Эйлин пробежала глазами вдоль стен – плинтусы были плотно прибиты. Никаких щелей. Заглянула под кровать: ни чемодана, ни дорожной сумки, ни пыли…
Открыла шкаф. Пахнуло старым запахом даже не духов, а скорее дезодоранта или освежителя воздуха. Эйлин автоматически проверила карманы трех курток, висевших на вешалках. Пошарила в капюшоне пальто. Присела на корточки. Пол внутри шкафа был застелен куском того же покрытия, что и в комнате, но он был брошен туда ковриком. Она, как Оливия несколько минут назад в поисках ключа, приподняла коврик, но никакого тайника под ним не могло быть – сплошной лист фанеры закрывал перекрытие между этажами.
Вдруг спиной, шестым чувством Эйлин ощутила движение воздуха позади себя. Любопытная Оливия? Нет. Ни скрипа первой ступеньки, ни шагов по лестнице не было слышно. Первым порывом, которое подкинуло подсознание, было желание упасть в шкаф и закрыть дверцы. Но сознание подсказало, что если в комнате кто-то есть, то он уже увидел Эйлин, и будет полным идиотизмом прятаться в шкаф у него на глазах. Поэтому она поднялась во весь рост и обернулась.
С кровати, с того самого примятого места, на Эйлин смотрела кошка-трехцветка. Ее янтарные бусины-глазенки на рыже-черно-белой мордочке были полны ужаса, не меньше, чем у Эйлин.
– Ш-ш-ш, – прошептала девушка и протянула руку погладить киску. Киска же злобно зашипела на незваную гостью. В воздухе молнией метнулась рыже-черная лапа, и резкая боль ослепила Эйлин: четыре кровоточащие полосы пересекли ее запястье.
– Ах ты, гадина! – Эйлин от неожиданности замахнулась на кошку, но та и не думала дожидаться ответного удара. Она прижала ушки, широко разинула пасть, обнажив длинные и тонкие, как иголки, клыки, и, в один прыжок перелетев от кровати к двери, исчезла где-то в глубине дома.
В ту же минуту в дверях появилась Оливия.
– Что? Что здесь происходит?
– Ничего. Призрак Лиз напугал меня.
– Что ты несешь?
– Ничего нового. Всем известно, что души людей чаще всего переселяются в домашних животных – коров, лошадей, кошек и собак. Так вот, по-моему, если Лиз умерла и реинкарнировалась, то ей явно не нравится, что мы тут делаем.
– Согласна. – Оливия протянула подруге бумажный платочек. – На. Утрись. Только следов твоей крови в этом доме не хватало.
– Одна последняя попытка. Раз уж ты здесь. – Эйлин пыталась обмотать платочком расцарапанную руку. – Приподними матрас. Что там под ним? Ничего? Я так и думала.
Здоровой рукой поправила покрывало, огляделась: все ли вокруг так, как было, когда она вошла сюда.
Уже у двери обернулась, посмотрела на письменный стол.
– Оли, ты бы держала схрон в ящиках рабочего стола? – спросила она.
– Конечно же, нет. Первое, где люди ищут. Даже к днищу ящиков не прилепляла бы. Этот приемчик тоже хорошо известен.
Последнее, на что упал взгляд Эйлин – это лист бумаги размером А2, накрытый прозрачным оргстеклом на столешнице того самого стола, в котором явно ничего нет. Эйлин какое-то время с прищуром смотрела на него и вдруг поняла, что перед ней страница календаря – понедельный бизнес-план на лето 2012. На полях чисто девичьи рисунки цветочков и веточек. В окошках записи – даты, время. Какие-то буквы – сокращения названий или инициалы людей. Со всем этим еще предстоит разбираться.