Он снова появился в зале, неся сумки-майки, полные пластиковых контейнеров, типа «тэйк-а-уэй». По дороге к выходу он по-хозяйски окинул быстрым взглядом зал и, увидав девушек, свернул к их столику.
– Рад видеть вас, малышки! Все пучком? – Он посмотрел в полупустые тарелки и добавил: – Что так мало? Раз уж вы такие малоежки, скажите Анжеле, пусть запишет на счет заведения.
– Я же еще не написала про ваш паб статью, – напомнила Оливия, – так что пока мы на самооплате.
– Да, – Эйлин взмахнула рукой с вилкой, как дирижерской палочкой, – мы в состоянии себя прокормить.
– Я только рад накормить подруг моей дочери. И не только.
Он приподнял в воздух обе руки с сумками.
– Не знала, что у Аманды такой аппетит. Не многовато ли для вас двоих? – пошутила Оливия.
– О, нет. Тем более сейчас, когда Аманда без зуба, – незлобно пошутил он в ответ.
– Так кому же, если не секрет?
– Когда Нина лежала в хосписе, – он продолжил с грустной улыбкой, – я всегда привозил персоналу и тем, кто еще мог есть, что-нибудь вкусное с нашей кухни. Нина уже шесть лет как умерла, а привычка кормить больных и сирых стала для меня ритуалом памяти о ней.
– Благотворительность – вещь хорошая, – согласилась Эйлин.
Подруги, покончив с обедом, еще какое-то время посидели за пустым столом. Поспорили о том, стоит ли воспользоваться предложением Джонатана и сэкономить деньги на следующий раз. Эйлин настояла на том, что все-таки надо бы заплатить. Лучше не чувствовать себя должником. Она даже сгоряча предложила заплатить за порцию Оливии. Оппортунистка-журналистка с ходу приняла предложение. Она направилась в сторону туалета, а Эйлин, достав из сумочки карточку, к стойке бара.
– Два ризотто и две воды? – уточнил Хью, проверяя копии заказов.
Она согласно кивнула. Он повернул к Эйлин платежный терминал. Клик-клик. Из заднего окошка терминала выполз чек.
– Хотела задать тебе пару вопросов. Может, выйдем на воздух?
– Анжела! – крикнул Хью куда-то вглубь подсобки. – Посмотри за баром, я курну.
– Угу, – ответил сумрак подсобного помещения, – ща. Иду.
Через дверь напротив входной они вышли на веранду позади паба. Дождя уже не было, но мокрый деревянный пол холодно блестел, ему вторили столы и лавки вдоль них. Их сияние было далеко не гостеприимно. Хью привалился спиной к стене, оставляя Эйлин сухое место под навесом над крыльцом. Протянул ей открытую пачку, но она достала из сумочки электронную:
– Не курю, но для компании ношу с собой. Кулуарная университетская привычка. Обычно в курилке больше новостей, чем в лекционном зале.
– Интересно учиться?
– Кому как, – уклончиво ответила она.
– Никогда не видел смысла в учебе. Все ответы на все вопросы можно найти в Гугле. Остальное – сухое делание денег. А где и как – дело каждого. Мне и за баром хорошо. А хочешь травки? – неожиданно предложил он. – Могу дать. По старой дружбе – по себестоимости.
– И ты туда же! – Она укоризненно покачала головой, – Слушай, не шарахайся. Я знаю, что Лиз приторговывала. Расскажи. Ты помнишь, какой она была?
– Оторва. Одно название для нее. Жесткая и холодная оторва. Ни приличий не соблюдала, ни авторитетов не признавала. Грубила, хамила. Однажды при всех обозвала Джонатана «мудаком». Но что самое интересное, ей как-то все сходило с рук.
– Может, у нее были с ним более тесные, – Эйлин сделала акцент на «тесные», – отношения? Это позволяло ей своевольничать.
– Не знаю. Не моего ума дело. Со мной она не спала.
– А ты пробовал?
– А кто ж не пробовал? Да не каждому обламывалось.
– Тебе, значит, не обломилось.
– Нет. Только я не больно-то и набивался.
– А Тому? Тому обломилось?
– Ты шутишь? Он для нее был как та овечка. Как в песенке. «У Мэри была овечка, маленькая овечка, маленькая овечка…» Как там дальше – не помню, но смысл в том, что та овечка везде таскалась за Мэри хвостом. Так и наш Том. Упокой, Господь, его грешную душу. – Он затушил остаток сигареты о кирпичную стену. – Извини, подруга. Хоть босс и свалил, но тут везде глаза и уши. Настучат в момент, что я не вовремя курю. Пока.
– Пока, – эхом откликнулась Эйлин.
31
Оливия уже ждала у двери паба. Они не спеша пошли через парковку, каждая к своей машине. Остановились рядом с машинкой Оливии.
– Я тут пока пи́сала – подумала. А ведь эта фотография может стать началом расследования. Может, тебе ее в полицию отнести?
– Я тоже об этом думала. Весь вчерашний вечер думала, и… Я до сих пор не разобралась, какую роль во всей этой истории играет Джон Ниш. Он классный фотограф, но! Если он вовлечен в наркотики или в порнографию, он будет все отрицать. Скопировать и удалить из компа все файлы – для него пара пустяков. Сфотошопить дату и время – тем более. Мы ничего не докажем. И вообще, всегда найдется кто-то, кто будет это оспаривать. Например, фотография с другого вечера. Или да, вечер тот, но Том уехал с Лиз, а потом вернулся и прибирал паб со всеми остальными. Все же были занятые и усталые. Никто ни за кем не наблюдал.
– То есть ты хочешь сказать, что Том мог меньше чем за полтора часа убить Лиз, увезти тело, закопать или сбросить с обрыва, поставить машину в центре города рядом с отелем и бегом вернуться в «Кот и Скрипку»? – Оливия так увлеклась, что стукнула кулачком по дверце своей машины. – Извини, я не хотела. – Она погладила мокрый бок авто и продолжала: – То есть убирать посуду и менять скатерти как ни в чем не бывало? Ты это хочешь сказать?
– Нет. Но тот, кто хочет, чтобы все выглядело именно так, может легко на этом настаивать.
– А давай проверим. – Черные глаза мулатки сверкнули хитрым огнем.
– Давай! – воскликнула Эйлин.
Они, не сговариваясь, одновременно открыли водительскую и пассажирскую дверцы.
– Засекаем время. Сейчас десять минут седьмого. – Эйлин посмотрела на экран телефона и установила на нем таймер. – Поехали.
– Значит так, – сказала Оливия, – отъезжаем от паба, сворачиваем в сторону Грин-аллей. Как бы Лиз подвозит Тома к его дому. Ага. Останавливаемся здесь. – Не доезжая до дома № 5, она припарковала машину перед магазинчиком, соседствующим с домом Смитов. – Допустим, они ругаются. Давай, Эйлин. Ругайся со мной.
Обе девушки давились от смеха.
– Чего ты ржешь? Давай-давай. Это же следственный эксперимент.
– Ах ты, такая-сякая. Кошка драная. Опять за свое? Опять тебя рядом с фургоном «Хэппи бургер» видели. Ты же мне обещала, что завяжешь.
– Мало ли что? Обещать еще не значит жениться.
Эйлин сложилась пополам от смеха, почти уткнулась носом в колени.
– Эйли, кончай ржать. Давай, давай. Она ему грубит, он – заводится. У него не хватает слов, и он ее ударяет. Теперь ударь меня. Ударь!
– Как? Он же сидит на пассажирском сиденье слева от нее. Слушай, Оли, а он что, был левшой? Правой-то не удобно бить.
– Откуда я знаю, как? Вот так: слева направо. Толкнул локтем. Ты меня толкни, а я от удара головой о стойку машины ка-а-а-к шарахнусь. Вот так. – Оливия с размаху раскачивает головой и останавливается в сантиметре от металлической стойки.
– Вот. Видишь? Я ожидала удара и потому держала голову, а Лиз не знала, что он ее пихнет, и не была готова. Вот и ударилась насмерть.
– Стоп, Оливия. Мы же знаем, что он ее не убивал.
– Ну, нам же надо это доказать. Итого? Сколько у нас ушло на все это времени?
– Двенадцать минут.
– О’кей. Давай дадим ему еще пять минут на осознание того, что он сделал. Он ее зовет. Зови, зови меня.
Оливия сидела, оперев голову о стойку машины. Ее глаза были закрыты, руки расслаблено упали с руля на колени.
Эйлин слега потормошила ее за плечо. Та не отвечала, но все ее тело сотрясалось мелким смехом. Эйлин попыталась приподнять закрытое веко подруги.
– Только не вздумай делать мне искусственное дыхание рот в рот. Я придерживаюсь традиционных отношений!
Они обе так хохотали, что уже малышка «Ниссан Пиксо» начала сотрясаться и раскачиваться.
– Так! Семнадцать минут, поехали уже, – Эйлин поторапливала подругу.
– Не так скоро, не так скоро. Ты меня еще должна из-за руля вытащить и переложить.
– Куда?
– Куда хочешь. В багажник или на пассажирское сиденье.
– Наверное, на пассажирское. Тогда мне не надо будет тебя из машины вытаскивать.
Эйлин вышла из машины, обошла ее и встала у водительской двери.
– Теперь толкай меня, то есть тело Лиз. Когда я сказала «толкай», я не имела в виду изо всех сил. Я не шкаф. – Обе опять расхохотались.
Оливия нарочно застряла между сидений.
Эйлин пришлось снова обходить машину и теперь уже волоком тащить Оливию. Ее нога зацепилась за рычаг переключения скоростей. По лицу Эйлин пошли красные пятна, и над губой выступили капельки пота. При этом она не могла сдерживать смех.
– Кто бы мог подумать, что избавиться от тела труднее, чем убить.
– А то! – «Труп» ожил и легко вернулся на водительское место.
– Тебе хорошо, – выдохнула Эйлин. – Ты сходила на дорожку, а я с полным мочевым пузырем. Прекрати меня смешить. Сейчас от смеха или лопну, или описаюсь.
Она снова заняла место пассажира.
– Куда? К обрыву или в лесок за проливом? – Оливия даже не спрашивала, а рассуждала сама с собой, заводя машину.
– Давай к обрыву. Если уложимся во времени, то и в лесок ехать не надо будет. И так понятно, что версия с закапыванием требует больше времени. Поезжай на то место, где полиция нашла вещи Тома, – посоветовала Эйлин и снова посмотрела в телефон. – Итак, на перемещение тела у нас ушло еще две минуты. Всего – девятнадцать минут.
Машина медленно спускалась под горку к перекрестку. У перекрестка образовалась небольшая пробка.
– Останови таймер на время, – посоветовала Оливия.
– Зачем?
– Для чистоты эксперимента. Пробку проедем, и снова включишь. В десять часов вечера здесь пробок не бывает.