– Логично, – согласилась Эйлин.
На проезд к Красным скалам, самому высокому обрыву в Торки, ушло еще восемнадцать минут.
– Итого, 19 плюс 18 равняется 37 минут. Остается еще 36 минут.
– Давай ты не будешь тащить меня из машины к обрыву, – предложила Оливия, – и так понятно, что прощание было недолгим. Теперь назад в город, припарковаться и вернуться в паб.
– И все-таки… Я не уверена, что он ее сбросил с этих скал. Тут прилив не такой высокий. Потому и нашли тело Тома. Почему же тогда ее не обнаружили?
– Согласна. Но сейчас мы не об этом. Мы же решили, что если этот – самый короткий из возможных путей – не уложится в отведенное время, то и дальнейшие поиски ни к чему.
– Согласна.
От Красных скал до центра еще одиннадцать минут. Две минуты ушли на то, чтобы заехать во двор гостиницы и припарковаться там, среди плотно стоящих машин.
Девушки вышли на набережную. Эйлин открыла приложение Гугл-карты и вбила в поисковик маршрут: данное место локации – Баббакомб. Электроника услужливо подсказала: пешком 38 минут, автомобилем 7.
– Он явно не мог вернуться в паб пешком за оставшиеся 23 минуты. Он должен был бы бежать всю дорогу, в конце променада налево, а там все время в горку.
– Заказывай такси. Нам все равно надо возвращаться за твоей машиной.
Эйлин снова посмотрела в телефон, нашла нужное.
– Алло, такси? Пожалуйста, машину к гостинице «Маркиз-отель». Что? Время ожидания пятнадцать-двадцать минут? А скорее нельзя? Час пик? Спасибо, – она уже готова была нажать отбой, но спохватилась. – Девушка, скажите, а сколько обычно надо ждать такси в субботу около одиннадцать вечера? Что? Не берете вызовы? Совсем? Спасибо. – Она подняла глаза на Оливию. – По субботам такси работает только по предварительным заказам.
– И это значит, что он должен был планировать убийство еще с утра. – Оливия сделала финальное заключение и развела руками в стороны. – Что ж, мадам старший инспектор, считаю, что следственный эксперимент прошел удачно. Садитесь в машину. Я отвезу вас к вашему кабриолету.
– Завтра прямо с утра едем к Аманде.
– Утром не смогу. У меня планерка в редакции. Давай после обеда.
– Давай.
32
– А, это вы? – Аманда не удивилась, увидев Эйлин и Оливию в проеме двери своего дома. – Ну, проходите, раз пришли.
Вид у нее был ужасный. Волосы немытые, под глазами темные круги, и даже пижама с веселыми мишками и звездами выглядела уныло. Тем более в четыре часа дня.
– Вот, пришли тебя навестить. – Эйлин протянула ей букет цветов – не из тех, что вчера делала Дороти, а купленный по дороге у заправочной станции. – Как ты себя чувствуешь? Как рука? Как зуб?
– Спасибо, рука уже не так болит. – Аманда приподняла левую руку, демонстрируя запястье, упакованное в гипсовую лодочку.
– А зуб?
– Зуб тоже. Все не так плохо. Дантист сказал, что можно спасти мой родной, нарастив его, и тогда имплант не нужен.
– Уже хорошо.
– Выпить хотите?
– Я в порядке. – Эйлин отрицательно покачала головой.
– Если только воды. Я за рулем, – добавила Оливия.
– А, ну да, – неопределенно протянула Аманда и жестом предложила подругам сесть за стол на кухне. – Если не возражаете, я себе плесну. – Она достала из холодильника бутылку водки.
Гостьи с интересом наблюдали, как ловко, прижав загипсованной рукой стакан к животу, она наливает в него на палец высоты водки. Ставит бутылку на место и проделывает все тоже самое с бутылкой лимонада, доливая стакан почти до краев.
– Не рановато ли? – Эйлин с сочувствием наблюдала за этими однорукими манипуляциями.
– А сколько сейчас?
– Начало пятого. Будем считать это ранним чаем файф-о-клок. – Оливия, как всегда, все должна перевести в шутку.
Аманда села по другую сторону стола. Она отстраненна и молчалива. Поглаживает стакан кончиками пальцев, торчащими, как рожки улитки, из раковины гипса. Потом, как будто вернувшись из другой реальности, твердым голосом проговорила:
– Давай, Эйлин, не тяни. Я же знаю, что ты пришла не ради того, чтобы посмотреть на меня – чучело, а ради своего расследования.
– Хорошо. Рассказывай. Нас интересует все, – ответила за подругу Оливия.
Аманда проигнорировала слова журналистки. Она и на Эйлин прямо не смотрела, а куда-то в сторону, но обращалась явно с ней.
– Зачем, зачем ты тычешь палкой в этот улей? – тихо, почти шепотом, спросила Аманда. – Ни Лиз, ни Тома уже не вернуть. Пять лет прошло.
– Затем, чтобы Рейчел Смит могла спокойно ходить по улицам города, не боясь, что ей в спину плюнут.
Это до сих пор, по прошествии пяти лет, все еще происходит. У людей, знаешь ли, только на хорошее короткая память. Все плохое помнится долго. Между прочим, тот, кто виновен в смерти ее сына, спокойно разгуливает вдоль набережной и посмеивается над всеми нами.
– Почему ты так уверена, что он еще здесь? Может, давно уехал?
– Кого ты имеешь в виду? – Оливия, как гусыня, вытянула шею в попытке через стол заглянуть Аманде в лицо. – Ты на отца Тома намекаешь? Да?
– Ни на что я не намекаю. Просто выскочило само, – равнодушно ответила Аманда и прихлебнула из своего стакана. Подняла глаза. – Вы правда выпить не хотите?
Эйлин сделала глубокий вдох, как бы готовясь к прыжку в холодную воду:
– Зачем было врать, что Том уехал с Лиз на ее машине в районе десяти вечера в субботу 25 августа 2012 года? Вернее, не так. Почему вы все сначала толком не могли сказать, когда видели его в последний раз, а потом дружно заявили, что он уехал с Лиз, с точностью до минуты? А?
У Аманды начала трястись голова, и тихие, медленные слезы покатились вдоль щек. Глаза закатились, и у Эйлин возникло ощущение, что бедняжка сейчас потеряет сознание.
Она встала со своего стула, обняла Аманду за плечи, прижимая ее голову к себе, а Оливия, забрав стакан, быстро подошла к раковине. Выплеснула в нее алкоголь и наполнила стакан холодной водой. На подоконнике перед раковиной стоял не совсем ровный строй баночек с разноцветными таблетками.
– Твои? – Оливия кивнула в их сторону.
– Мои, – еле слышно ответила Аманда, – ребята меня убьют.
– Не убьют. Я же вижу: тебя медленно убивает то, что ты знаешь, но молчишь об этом. – Эйлин крепче сжала ее плечи, помолчала и добавила: – И это тихое убийство длится вот уже пять лет.
– И таблетки не помогают, – добавила Оливия, – так ведь?
Аманда медленно отпила воды, кивнула и поставила стакан на стол.
– Кто-то заставил нас. Все трое – я, Нэнси и Хью – получили одновременные сообщения на телефоны на следующий день после исчезновения Лиз. Кажется, в воскресенье вечером.
Эйлин согласно кивнула головой, мол, я так и думала.
– Там говорилось, чтобы мы убрали из телефонов все фотографии и всю переписку последних дней. Чтобы мы все, кто работал в субботу вечером, в понедельник утром пошли в полицию и сказали, что Том уехал с Лиз. И вообще, дали бы показания, что Том на нее орал, они ругались, и все такое. Что он ее ревновал. Тут и врать не надо было: она давала всем, у кого стояло. – Аманда снова зашлась слезами. Потом вздохнула и почти шепотом, как будто сама себе, добавила: – Нельзя так об усопших говорить.
– Ну, по поводу «усопшей» – это еще вопрос! Нет тела – нет дела. Может, она это специально подстроила и сбежала с каким-нибудь «взрослым мужиком»? – ухмыльнулась Оливия.
– На нее не похоже. Она была шоу-герл. Ей без зрителей скучно было. Все время надо было обращать внимание всех на себя любимую.
– Еще не известно, в какие «веселые» страны этот «взрослый» ее увез. И все же. Что заставило тебя изменить показания?
– Долгая история.
– Мы не спешим, – отрезала Оливия, – правда ведь, Эйли?
– Конечно, – согласилась та.
– Господи! Я так много раз рассказывала это себе, даже странно теперь произносить все вслух.
Оливия было открыла рот сказать что-то свойственное ей, эдакое саркастическое, но Эйлин на нее так посмотрела, что та захлопнула полуоткрытый рот и присела на край стула.
– Мы втроем – я, Хью и Нэнси – возвращались из Пейнтона с новогодней вечеринки у Таги Сойер. Ее родители куда-то уехали. Дом большой. Мы от души повеселились. Ночью, правда, шел дождь, но запускать петарды оказалось даже веселее, чем в хорошую погоду. Они так красиво мерцали в туманной мгле. Утро первого января 2012 было премерзким. Хью растолкал нас с Нэнси и предложил уехать, пока все еще спали. Сказал, что тогда нам не надо будет принимать участие в уборке. Мы быстро собрались и по-тихому свалили.
– Когда точно? Не помнишь? – Не может Оливия держать рот на замке.
– Часов в восемь – только-только рассвело. Было туманно, но тепло. Дорога пустая. На развязке-клумбе, недалеко от поворота к Торки, у обочины валялся мотоцикл, а еще метрах в трех от него лежал сам мотоциклист.
Ее правая рука и пальцы левой все еще сжимали стакан. Она так и поднесла его к губам обеими руками. Отпила. Закашлялась.
– Он, кажется, еще был живой. Я до этого из мертвых видела только мою маму, и то когда она уже в гробу лежала. Вся одетая и причесанная. Только холодная. Этот мотоциклист лежал неподвижно, и из-под шлема у него текла кровь. Много крови. Я так много никогда не видела. Красное блестело на мокром сером асфальте. Красиво. У меня, кажется, истерика началась. Меня всю трясло. Тут я поняла, что это Хью меня трясет, а потом как залепит мне пощечину. Я от ужаса и остановилась. А Хью меня сгреб в охапку и в нашу машину так грубо запихнул. Я даже ударилась головой о подголовник. Смешно, правда. До сих пор помню, как больно было.
– Куда уж, – кивнула Оливия, – смешнее не бывает.
Аманда, как будто и не слыша реплики, продолжала. Ее взгляд упирался во что-то за спиной Оливии. Она как будто пересказывала увиденное в окне:
– Я как из-под одеяла все слышала. Нэнси говорила, что надо звонить в 999, а Хью убеждал ее, что так как на месте происшествия нет настоящего виновника ДТП, а мы все подвыпившие, то аварию «повесят» на нас. Хью тоже был весь как на иголках. Он тряс Нэнси за плечи, ее голова болталась, как у куклы, а он орал: «Быстро, быстро в машину! Быстро мотаем отсюда!» И все время оглядывался – нет ли сзади нас машин. Мы молчали всю дорогу. Он сначала подвез Нэнси и уже около дома, когда остановился и заглушил мотор, заговорил. От его спокойного тона мы с ней тоже успокоились. Я перестала плакать, и мы все втроем смертной клятвой поклялись держать все в секрете. После он отвез меня. До четвертого были каникулы. Мы не виделись. Я ни газет, ни новостей не смотрела. Все боялась, что снова того мотоциклиста покажут и я сорвусь. А потом, когда школа началась, все как-то вошло в свое русло. Мы никогда больше не говорили об этом. – В кухне повисло молчание. Аманда покачала головой, как будто стряхнула с себя видение: – Девочки, вы вправду выпить не хотите?