Она посмотрела в зеркало заднего вида, включила поворотник и как могла плавно съехала на обочину. Нажала кнопку на дверце – боковое стекло медленно опустилось. Слегка перебирая пальцами в воздухе, создавая имитацию ветерка, она стала подгонять насекомое ближе к открытому окну. Мотылек, почуяв волну свежего воздуха, как бы проверяя надежность крыльев, несколько раз сложил и раскрыл, сложил и раскрыл их и… в одно мгновение оказался зеленоватой точкой на фоне бескрайнего неба.
Эйлин моментально успокоилась. Как будто крошечное насекомое проложило туннель в космос и сгусток ее переживаний невидимой ниткой устремился в тот коридор вслед за мотыльком.
Что она будет делать, если Джонатана в доме нет, она почти знала.
Основное здание бывшей конюшни – это жилое помещение. Кухня-гостиная и над ней на антресоли, где когда-то хранили сено, спальня. Все это она представляла себе довольно отчетливо. Так, во всяком случае, Оливия описывала мастерскую Нины. Если Джонатан держит Лиз в заточении, то вряд ли он будет ее держать в основном здании. Открытый план позволяет видеть все помещение, буквально, с порога дома. Огни и любое движение в нем будут видны с хоть и тихой, но, тем не менее, проезжей и пешеходной улицы.
Скорее всего, «заложница» находится в мастерской – в амбаре позади здания конюшни. Очевидно же, что «хозяин» держит амбар запертым. Но если его там нет, а всякая железная арматура, как говорила Оливия, хранится рядом под навесом, то найти что-то, чем можно разбить окно или взломать замок, не проблема.
Эйлин не спешила трогаться с места. Ветерок, унесший мотылька, продолжал обвевать лицо, охлаждая и успокаивая.
Теперь другой вариант: что она скажет, если Джонатан там?
Однажды она уже вторглась без спросу в дом Барлоу, чуть не умерла от страха. А что теперь?
«Если все соломки расстелить, то можно из дому и не выходить, – успокаивала-уговаривала она себя, – по обстоятельствам, Эйлин, действуй по обстоятельствам».
Уже через пять минут машина плавно свернула с асфальта шоссе на грунтовую дорогу, ведущую к деревушке, и еще через минуту была у въездных ворот бывшей конюшни. Эйлин медленно проехала вдоль низкой каменной ограды, увитой плющом. Вытянув шею и подавшись вперед, заглядывала через ограду в глубь двора. На парковке перед домом стояла машина Джонатана.
Заезжать или оставить машину снаружи у дороги? Если оставить снаружи, то возвращение к ней будет чуть дольше, зато экономится время на разворот и выезд. Она проехала еще метров пятьдесят и остановилась.
Прежде чем выйти из машины, достала телефон, глубоко вздохнула, задержала дыхание и нажала кнопку быстрого соединения с Оливией.
– Слушай меня внимательно, нет времени повторять, – зашептала она, – я в Мейденкомб у мастерской Нины. Джонатан здесь. Во всяком случае, его машина. Никаких следов стройки, как ты предполагала, и никаких строителей здесь нет. Я уверена, что ОНА здесь. Иначе зачем он сюда столько еды возит? Кто «она»? Догадайся с трех раз. Что значит «дождись полицию»? Ну уж нет. Полиция однажды показала, что и как она может, а вернее, не может найти. Теперь моя очередь.
Она не стала дослушивать возражений подруги и решительно вышла из машины.
– Мисс Колд?
В руке у Джонатана нож.
Эйлин от неожиданности сделала шаг назад, но мистер Рой доброжелательно улыбнулся и спрятал руку за спину. На нем был надет фартук, и позади него на плите что-то скворчало. Столешницы и обеденный стол были заставлены пакетами: коробки с соками, паста, печенье. Лимоны весело желтели сквозь сетку упаковки.
На вид все создавало ощущение уюта и спокойной семейной жизни: отец готовит обед, дочь…
– А Аманда дома? – как-то невпопад, по-детски спросила Эйлин.
– Дома, – он кивнул, подтверждая ее слова, – дома. В городе.
– А вы… ты здесь… Она скоро приедет? Да?
– Нет. Аманда не любит здесь бывать, да и машины у нее нет. Не хочет учиться. Ты бы поговорила с ней, Эйлин. Ты для нее авторитет.
– Поговорю. Но если честно, то я здесь не ради встречи с ней.
Черт! Она так и не придумала, что же скажет, если встретится с Джонатаном лицом к лицу.
Он положил наконец-то нож на массивный обеденный стол, стоящий границей между гостиной и кухней, между ним и незваной гостьей.
Эйлин быстро осмотрелась. Да. Помещение старой конюшни выглядело вполне обжитым, даже уютным. В правом углу – камин в кованой оправе и большой кожаный диван, повернутый к нему лицом. Со спинки дивана свисает пушистый шотландский плед. Дверцы шкафов и полок из темного дерева в кухонной части гармонично вписывались в интерьер гостиной. В противоположной к входной двери стене – окно, рядом другая дверь – на задний двор. Между окном и дверью – одна из Нининых скульптур, а справа сияющий полированной сталью холодильник. Между холодильником и дверью узкий простенок. В нем вешалка из старых подков с приваренными к ним крючками. На одном висит зонт, на другом большой амбарный ключ.
Джонатан обернулся к плите и снял с огня сковороду.
– Так я тебя слушаю.
– Мне очень понравились работы твоей покойной жены. Говорят, что ты ими не только украсил паб, но есть еще и на продажу. Хочу сделать подарок моему руководителю диплома в Оксфорде… Я подумала… Нет ли у тебя чего-нибудь более камерного? Небольшого размера и по карману еще бедной студентки.
Он засмеялся.
– Когда станешь богатым адвокатом, тогда приходи.
Эйлин откинула голову назад, набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание и с замиранием сердца, но твердым голосом тихо произнесла:
– А ведь тебе, Джонатан, скоро понадобится адвокат. Где Лиз? Она здесь?
От неожиданности он молча кивнул.
39
– Я знал, что рано или поздно это случится. Где-то я даже рад, что ты пришла. Пять лет мы жили спокойно, но ты приехала, начала снова расспросы, и все, как тина в болоте, поднялось со дна души. Присаживайся.
Он широким жестом показал на стул в ряду других, придвинутых к столу.
Она оперлась на спинку, но садиться не стала.
– Расскажи, как вообще в твоей жизни возникла Лиз?
Он, наоборот, сделал шаг назад, облокотился о столешницу рядом с плитой и скрестил руки на груди.
– Да она как-то все время, еще с детства, вертелась у нас в доме. Они же с Амандой дружили. Вы все у меня на глазах росли. Ты, правда, в меньшей степени. Ты как-то в стороне от остальных девочек держалась.
Эйлин согласно кивнула.
– Пока Нина болела, я все время метался между пабом и госпиталем, потом хосписом. – Он сделал скорбное лицо. – Поверь, Эйлин, это была долгая борьба. Дома почти не бывал. Признаюсь, я тогда дочь совсем забросил. А когда Нина умерла, наоборот, я был так благодарен всем, кто был рядом с Амандой все это время.
Он помолчал. Эйлин тоже не спешила прервать паузу.
– Лиз как-то пришла в паб и попросила одолжить ей денег. Я не мог ей отказать. Но она сразу сказала, что отдавать ей нечем. Готова отработать на кухне. Я не стал спрашивать, зачем ей нужны деньги. Для кухни она была слишком хорошенькой и умненькой. Я сразу предложил ей должность официантки. Она иногда подрабатывала после школы, но в основном в выходные и в каникулы. Долг честно отдала почти сразу, а чаевые себе оставляла. Пару раз я ее после смены подвозил. Потом она скопила на собственную машинку. Я как-то и не подумал, что слишком быстро у нее деньги появились. Мне бы, старому дураку, призадуматься, откуда у нее деньги. Но, во-первых, я не люблю считать деньги в чужих карманах, а, во-вторых, у нее как-никак и родители есть. Наверное, добавили. Она на своей машинке и с собственными деньгами была на порядок старше вас всех. Моей Аманды так уж это точно.
Эйлин по-прежнему молча слушала.
– Лиз вела себя как взрослая женщина. Говорила на взрослые темы. Она умела тонко, по-женски проявить сочувствие. Я мог с ней говорить обо всем. Мы много говорили о Нине. Однажды я не сдержался и расплакался у Лиз на плече. Она утешала меня, как маленького. Я и чувствовал себя в ее руках снова маленьким мальчиком. Она гладила меня по голове, по плечам, а в следующую минуту уже расстегивала мою ширинку. Она, как яд из раны от укуса змеи, отсосала мою боль.
– Да уж, та еще змейка… И ты, значит, как мальчик-подросток, с несовершеннолетней девочкой закрутил роман? Где было любовное гнездышко? Здесь, в мастерской твоей жены, или на втором этаже паба?
– И здесь, и там, и у меня дома, когда родители Нины забирали Аманду к себе. Лиз была очень сексуальна, но еще больше, чем секс, она любила деньги. У нее все было рассчитано. Сначала совратила меня, потом начала шантажировать.
– Шестнадцатилетняя нимфетка СОВРАЩАЕТ взрослого вдовца. Прямо заголовок для «Торбэй-экспресс». Не смешите, мистер Рой. Не произносите эту фразу перед присяжными. Это я вам как адвокат советую.
– Я чувствовал, что добром это не кончится. Я пытался прекратить связь. Клянусь! Но она вцепилась в меня мертвой хваткой. Я понял, что пока мы рядом, она будет до бесконечности тянуть из меня деньги и эмоции.
– И ты решил от нее избавиться?
– Да. Но не тем способом, о котором ты думаешь.
– Каким?
– Она мечтала уехать из Торки. Все время рассказывала про отца-узурпатора. Ей хотелось жить не на Английской Ривьере, а на настоящей, Французской. Где-нибудь в Ницце или Каннах. Кинофестивали, звезды, красные дорожки. Я предложил ей помощь с устройством на работу. У меня школьный друг в «Северной короне» служит. Один из администраторов. Обещал помочь с устройством на круизный корабль. Она загорелась. Даже в Портсмут съездила. Прислала мне селфи из джакузи в ВИП-каюте. Она умела себя рекламировать.
– Это я знаю.
Он пропустил мимо ушей ремарку Эйлин. Он был весь там, в воспоминаниях.
– Все закончилось, когда я поймал ее на продаже наркотика одному из клиентов у меня в пабе. За все время наших отношений я так и не понял, откуда у нее деньги. И тут меня как стукнуло – только наркоты в моем заведении не хватало. Зная ее характер, я не хотел шума на работе. У нее и так смена заканчивалась. Все остальные ребята, включая мою дочь, оставались в пабе обслуживать банкет. Она, видно, решила, что мне «приспичило», и забралась ко мне в машину, готовая отдаться. Даже кофточку уже почти до конца расстегнула. Я сказал ей, что дома никого нет, и велел ей ехать туда. Сам поехал впереди и все время следил в заднее зеркало. Она ехала позади, как на веревочке. Ни на фут не отставала. Говорю же, она была страшно сексуальной.