Молодой констебль широко распахнул дверцу второй машины перед лже-Лиз и привычным движением, прикрывая макушку пассажирки – их там, что ли, в полицейской академии специально этому тренируют – помог ей забраться внутрь.
Ответственная за операцию молодая женщина-констебль, держа шлем под мышкой, кивнула Эйлин, приглашая ее в третью машину.
– Я поеду на своей, – ответила та, неопределенным жестом показывая на угол за воротами, – не возвращаться же потом сюда еще раз.
Эйлин, дав показания и подписав протокол, вышла из кабинета Хикманна. На контрасте с ее прошлым визитом, когда она была поражена тишиной и покоем помещения, будто бы случилась мечта любого полицейского и в мире перестали происходить грабежи и убийства – сегодня стало понятно, что до мечты еще очень далеко. Полицейский участок напоминал растревоженный муравейник. Все куда-то спешили. Двери открывались и закрывались. Машины во дворе въезжали и выезжали. Тем большим контрастом к общему шуму и суете были три фигуры, спокойно сидящие на скамейке у стойки дежурного. Три обезьянки: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
Билл, Вера и Лора Барлоу.
Они ждали приглашения на опознание Лиз. Они пока еще не знают, что девушка, находившаяся почти пять лет в заточении у Джонатана Роя, не является их дочерью и сестрой. Эйлин пыталась уловить их состояние и, скрывая любопытство за вежливой улыбкой, переводила взгляд с одного на другого. Она подошла поздороваться. Шесть глаз разом поднялись на нее. В глазах Веры – надежда, в глазах Билла – некоторая растерянность. Он явно смирился с тем, что дочь умерла, и теперь… какая она: повзрослевшая и чужая? В глазах Лоры – абсолютный покой. Почти равнодушие. Ей все равно, вернется ли сестра в семью. Лучше бы не возвращалась.
Эйлин открыла было рот, чтобы произнести слова утешения, но тут же сообразила, что не ее это работа – раскрывать карты полиции. Протокол есть протокол. За словами приветствия сразу же последовали и слова прощания. Она уже сделала шаг в сторону, когда Билл вдруг сказал:
– Сожалею о смерти твоей собачки.
Эйлин, что называется, «остолбенела» от этих слов и почувствовала, как у нее от затылка к спине пробежала волна холода.
– Простите, мистер Барлоу, а откуда вы знаете, что у меня погибла собака?
– Твоя мачеха звонила, заказывала говяжьи медальоны для специального ужина. Я спросил, положить ли в пакет пару косточек, как я обычно делаю для всех моих клиентов-собачников. Она и сказала, что косточки теперь не нужны.
– А-а-а, – только и хватило сил ответить ему.
41
Эйлин украла у Мартина и Нэнси праздник возвращения домой. Вместо их рассказов о круизе вся семья опять и опять требовала подробного рассказа о том, как она догадалась, что Джонатан прятал «Лиз», которая оказалась не Лиз, а совсем непонятно кто.
– Значит, тебя навела на мысль еда? – снова спрашивал отец.
– Да. Еда. Вернее, нет, не так. Ее отсутствие в доме мистера Роя. Я просто поняла, что здесь что-то не так, когда встретила Аманду в супермаркете. И то, что он говорил про хоспис, якобы он туда отвозит остатки со своей кухни, тоже оказалось враньем. Нет в пригороде Торки никакого хосписа. – Все согласно кивали. – Интересно другое. – Тут Эйлин сложила ладошки в просительном жесте и обернулась к брату. – Мартин, ну пожалуйста, расспроси Джима про лже-Лиз. Кто она? Как попала к Джонатану? Тебе Хикманн все расскажет.
– Нет, не расскажет. Он четко делит службу и дружбу.
– Ну прям! То-то он с Грассом не расстается.
– Не понял, при чем тут Грасс? Если они и общаются, то, поверь мне, это не то, что ты думаешь.
– А что я думаю?
– Ты, наверное, подозреваешь, что Джим сливает Айвану подробности по текущим делам. Неофициальная, так сказать, информация для прессы. Но это не так. Джим не крот. Если он и общается с Грассом, то это Айван поставляет полиции инфу.
– О как! Так этот Грасс еще и полицейский информатор?
– Я этого не говорил. И вообще, это не тема для разговоров за семейным обедом.
– Вот именно, – вступила в разговор Нэнси, – тебе, Эйлин, тоже не мешало бы съездить в отпуск, отдохнуть. А то ты только о работе и говоришь. Расслабься.
– Я не устала, – огрызнулась Эйлин, – и мне расслабляться еще рано.
42
Эйлин в своей комнате снимала с пробковой доски карточки участников событий пятилетней давности. Те, чьи роли и судьбы уже были определены, ложились в аккуратную пачку на краю стола, но кое-кто еще оставался приколотым цветными офисными булавками, как бабочки в коллекции энтомолога, и не только к доске, но и к мыслям будущего адвоката. Молчаливые фотографии смотрели на Эйлин: кто прямо и серьезно, кто улыбался, а кто и не знал, что его сфотографировали. Разноцветные липучки пестрели информацией.
Оливия, когда впервые увидела этот натюрморт, рассмеялась:
– Прямо, как в настоящем полицейском участке, только красных ниток, связывающих фотографии друг с другом, не хватает.
– Я думала о нитках и даже использовала однажды, но потом сняла их.
– Почему?
– Поняла причину низкой эффективности полиции. Она заранее связывает «героев и события пьесы» друг с другом. В дальнейшем от этих клише трудно отказаться. Тогда как оставив карты на столе просто открытыми, ты можешь передвигать их как угодно.
– Логично, – согласилась журналистка, – в следующий раз учту, когда буду вести свое расследование.
– Господи! И ты туда же!
– Ладно, ладно. Куда нам, мы же не почти дипломированные адвокаты! – Эйлин было открыла рот, чтобы ответить, но подруга мягко положила руку ей на плечо. – Слушай, Эйлин, давай еще раз подвигаем твои карточки. Где у нас тут прорехи торчат? С футбольным клубом еще предстоит разобраться. Хочешь, я попробую там копнуть?
– Потом. Я бы предпочла сначала разобраться с Айваном Грассом. То, что сказал Мартин о его возможном сотрудничестве с полицией, не надо сбрасывать со счетов.
Оливия согласно кивнула и сменила тему:
– Интересно, как семейство Барлоу отнеслось к тому, что Лиз не вернулась с того света…
– Почему с того? По-прежнему неизвестно, где она. Может, затерялась в Новом Свете. Может, уже карьеру делает где-нибудь в Штатах или в Канаде?
И все-таки каждый раз, когда Эйлин задумывалась о родственниках Лиз, у нее в душе что-то торкало. Как будто кошка царапала. Но никак не удавалось ухватить эмоцию за хвост.
И сейчас, глядя на карточку «Семья», она спрашивала себя: проверила ли полиция наличие билетов в кино у Билла и Веры Барлоу? Точно ли выяснили время их возвращения домой? Вся информация шла от них самих. Никаких свидетелей.
Или еще вопрос: камера у «Хэппи бургер». Она зафиксировала проезд машины, но было непонятно, останавливалась ли Лиз у киоска? Говорила ли в тот вечер с Харви? Что, если он был последним, кто ее видел?
Параллельно со всеми этими раздумьями перед глазами снова и снова вставало лицо Джонатана и его искреннее удивление, когда она обвинила его в отравлении Чипса.
Если не ты, мистер Рой, то КТО? Черт вас всех побери!
– Эйли, Эйли, – Дороти звала падчерицу снизу лестницы, – иди скорее! Тут по телевизору пресс-релиз по делу фиктивной Лиз показывают.
Эйлин кубарем скатилась с лестницы.
Спокойный бесстрастный голос детектива-инспектора Джима Хикманна перечислял факты, которые и без того были известны:
– Девушка не знает или не помнит своего имени. У нее явные проблемы с психикой. Причина их возникновения – пятилетнее заточение. – На слове «пятилетнее» инспектор сделал ударение, – Или у нее были проблемы ментального характера еще до того. Следствию и врачам предстоит уточнить. Других отклонений, алкогольной или наркотической зависимости у нее не обнаружено. Полиции также пока не удалось установить ее родственников или место проживания до того дня, когда мистер Рой похитил свою жертву. В базе полиции нет заявлений о без вести пропавшей девушке с описанием, под которое подходила бы наша «находка».
Зал зашелестел, а инспектор улыбнулся своей шутке, слегка кашлянул и продолжил снова официальным тоном:
– Также в нашей базе нет образцов ее ДНК, что говорит о том, что до похищения она полицией не задерживалась.
Кто-то из репортеров выкрикнул из зала:
– Так сколько же ей лет?
– По мнению врачей, проводивших осмотр, восемнадцать-двадцать лет.
Снова голос из зала:
– А гинеколог ее осматривал?
Послышались хлопки и смешки.
– Вот идиоты же, из всего сделают балаган! – возмутилась Дороти и приобняла Эйлин за плечи.
– Да, – тем же официальным тоном ответил Джим, – девственная плева дефлорирована, признаков беременности нет. Вас этот вопрос интересовал? – Он приставил к глазам ладонь козырьком, вглядываясь в зал. – Не вижу, кто такой любознательный. Если уважаемая пресса не имеет больше вопросов, то я попрошу наших телерепортеров показать эту фотографию. – Он поставил перед собой рамку с фото лже-Лиз крупным планом. – Дамы и господа, от имени полиции Девона и Корнуолла обращаюсь к вам с убедительной просьбой: внимательно вглядитесь в лицо незнакомки. Если кто-то обладает хоть какой-то информацией, сообщите в девятьсот девяносто девять. Анонимные звонки тоже принимаются. Полиция просит вашего содействия.
На экране телевизора на несколько секунд застыла фотография, и голос диктора продолжил новости.
– Да, что ни говори, а загадка на загадке. Но ты, Эйли, молодец, – брат великодушно погладил ее по голове, – такая находка.
– Да уж, – эхом ему отозвалась Нэнси, – кто бы мог подумать, что ты у нас такая отважная. Он на тебя с ножом, а ты…
– …а я с ключом. Да только нашла не то, что искала. – В кармане у нее тихо звякнул телефон. – Извините. Я на минутку. – Она вышла из комнаты, глядя на экран.
Оттуда ей весело улыбался Дэнни:
«Извини. Встретил другую. Об тебя можно обморозиться. Учи Камасутру».