Он помолчал. Эйлин тоже не спешила нарушить тишину.
– Я не хочу оправдываться. Я взрослый, нормальный мужчина и хотел только одного – нормальной семьи, веселых детей и любящую жену. К сожалению, Анна не была таковой. О братике или сестричке тебе не могло быть и речи. Во-первых, и я сам, и семья боялись того, что ее болезнь проявится в ребенке. Но даже не это. – Он снова на какое-то время замолчал. – Эйлин, ты уже взрослая женщина, ты понимаешь, что физическая близость между мужчиной и женщиной – необходимая часть нашей жизни. Это заложено самой природой. Против этого не пойдешь, но Анна даже близко меня к себе не подпускала.
– Зато Дороти подпустила.
– Да. Подпустила. И она была мне настоящей женой. Любила меня, дарила мне минуты настоящего наслаждения и ничего не просила взамен. С радостью родила моего ребенка. С радостью растила его. Никогда ни в чем меня не упрекнула и никаких дальнейших шагов от меня не требовала. – Он снова замолчал, словно обдумывая следующие слова, и, как бы согласившись с самим собой, кивнул и продолжил: – Знаешь, я сейчас скажу то, что никогда и никому не говорил. Я был счастлив, когда Анна ушла из нашей жизни. Да! Счастлив. Называй это как хочешь – бессердечность, конформизм, эгоизм. Мне плевать, как это называется. Я знаю только одно – я стал свободным человеком. Любящим и любимым мужем и отцом двоих детей.
Эйлин молча кивнула. Он продолжал:
– Я очень надеюсь, что мое откровение поможет и тебе перестать нянькать свое горе, и ты начнешь любить себя здоровую и веселую, а не больную и несчастную. И помни одно: ТЫ ни в чем не виновата. Знаю, что психологи часто объясняют боль близких чувством вины. Мол, если бы я не… бла-бла-бла, то и мама бы не покончила с собой. Это все чушь – бла-бла-бла! Человек кончает с собой не потому, что хочет сбежать от ТЕБЯ, а потому, что не может жить с самим СОБОЙ. Запомни это!
– Я запомню, папочка. Обязательно запомню.
– В тебе этого… – Он не успел закончить. Она сделала это вместо него:
– Во мне, слава богу, этого нет.
Он отправил в рот горстку орешков. Отхлебнул из стаканчика.
Она было потянулась к круассану, но рука как-то неестественно зависла в воздухе и вернулась на место. Эйлин снова отерла пальцы о джинсы.
– Знаешь, пап, мне жаль, что я узнала об этом только сейчас, а не раньше. Знай я, что мы с Мартином брат и сестра, я бы, наверное, его по-другому воспринимала. Ревновала бы меньше. Может, даже подружилась с ним, полюбила бы. Не знаю. – Отец снова отхлебнул свой уже остывший чай. Эйлин продолжала: – Если ты все еще планируешь перестройку дома, то не бери меня в расчет. Отдай мою комнату молодым. Им, возможно, вскорости детская понадобится, а я ни маленьких детей не люблю, ни с новой родственницей под одной крышей жить не смогу. Да и близость могилки Чипса… Сам знаешь, чем он для меня был.
– Знаю. Понимаю. – Генри придвинул к ней салфетку, на которой лежал круассан. – Ешь уже.
– Не хочу.
– Тогда я. – Он снова подвинул салфетку, но теперь уже в свою сторону.
– Еще чего! – Она успела схватить несчастную булочку. – Тебе нельзя, а я в поезде съем. Отдай.
Он молча наблюдал, как она пытается завернуть довольно большой завиток сдобы в маленький квадрат салфетки. Улыбнулся и протянул ей бланк с тестом:
– На, заверни в него. Он теперь ничего не значит.
Она, не глядя на отца, кивнула, завернула и как-то по-старушечьи спрятала все назад в конверт.
Уже у дверей вагона он наконец сгреб ее в большие мужские объятия. Она, как птичка, тюкнулась носом ему в грудь. Он нежно погладил ее волосы, пахнувшие незнакомыми ему духами, и приложился к макушке дочери долгим поцелуем.
– Удачи тебе, девочка моя.
– Береги себя, папуля.
51
Эйлин смотрела на уплывающий назад пейзаж и размышляла о том, что в плохом романе сейчас должен был бы идти кусок описания природы и тех чувств, которые охватывают душу героини: смятение, умиротворение, тревога…
Ничего этого она в себе не обнаруживала. Единственное, что всколыхнуло ее эмоции, было последнее объятие отца. Она поймала себя на том, что ощутила в нем не столько вибрацию отцовской любви, сколько близость мужского тела рядом с собой. Ей стало грустно. Оказалось, что Дэнни был не прав. Она не холодная, фригидная болванка.
В Эксетере в вагон вошел симпатичный молодой человек. Несмотря на то, что вагон был полупустой, он сел на сиденье напротив Эйлин. Пристроив сумку на полке над сиденьем, он поставил на столик между собой и Эйлин лэптоп, открыл его, потом закрыл и, заглянув в лицо девушки, весело полуспросил, полуутвердительно сказал:
– Вы ведь Эйлин Колд?
– А вы сотрудник полицейского округа по южному Девону?
– Нет, но моя мама регулярно покупает «Торбэй-экспресс», и там было так много ваших фотографий и интервью. Если бы она знала, что мы с вами окажемся попутчиками, она бы обязательно поехала со мной. Она вами просто восхищена.
– А вы?
– Я тоже. Вы всех нас буквально покорили своим бесстрашием и находчивостью. Скажите, у вас это от природы или этому как-то специально обучают в Оксфорде?
– Специально обучают. Но не все обучаются. Только особо одаренные.
Она демонстративно перевернула свой планшет экраном вверх и углубилась в чтение.
– Я тоже внимательно читал интервью с вами. Кстати, в одном вы говорили, что у вас были трудности найти хакера для того, чтобы взломать телефон того парня, как его… – Он постучал пальцем у своего виска.
– Томас Смит, – подсказала Эйлин.
– Да-да. Тот самый, которого подставили как убийцу, и он от этого покончил с собой.
– Не совсем. Ему помогли.
– Да? Жаль парня, но это я к тому, что если бы мы были с вами знакомы раньше, то я бы вам легко помог со взломом.
– Вы хакер?
– Нет. Я программист. Вернее, ясистемный программист. Занимаюсь улучшением энергопотребления устройств под управлением операционки Linux. Гугл, между прочим, один из наших клиентов.
– Вау! Вы – очень полезное знакомство. Уверена, что этот прием не раз помогал вам привлечь внимание хорошеньких девушек, но я, как видите, обошлась и думаю, в дальнейшем тоже обойдусь без помощи столь высококлассного специалиста. Если не возражаете, мне нужно поработать. – Она снова опустила глаза на экран гаджета.
– ОК, – согласился он, – но когда буфетчик повезет свою тележку, обещайте, что вы сделаете перерыв на кофе. Тем более, что я угощаю. Кстати, меня зовут Стив. Стив Паркер.
– Очень приятно, – вежливо откликнулась она, – мое имя вы уже знаете.
Поезда юго-западного направления ходят нечасто и потому почти со всеми остановками. Мария Грин любила это направление. За сорок лет работы на железной дороге Великобритании она исколесила этот небольшой остров, как говорится, вдоль и поперек. В общей сложности, наверное, экватор намотала. Работа нехитрая и привычная. Знай себе, толкай тележку с напитками и расфасованными закусочками. Раньше, правда, веселее было: пока деньги возьмешь, пока сдачу отсчитаешь, как-то и разговоришься, и шуткой перекинешься. Да и сдачу пассажиры часто не брали. Так что к вечеру оставалась вполне приличная сумма – привесок к зарплате. Теперь зарплату повысили, но не так, чтобы сильно ощутимо, а вместо кошелька, пристегнутого к поясу, теперь в большом кармане черного фартука лежал бесконтактный терминал. Пассажир банковскую карточку приложил, не поднимая головы от своей книжки-телефона-планшета, и Марии только и остается, что покупку передать, тележку с тормоза снять да и дальше вдоль вагона продвигаться.
Зато теперь спокойнее стало. Сколько раз у нее мелкие грабители пытались этот самый кошелек отнять. Однажды даже с ножом в переходе между вагонами поджидали. Да не на ту напали. Повезло, правда. Она, налив кофе пассажиру, крышку на термос просто нахлобучила и не завернула. Тут-то ей этот самый термос и пригодился. Она его как выхватила, как замахнулась им, а крышка-то и соскочила. Нападавшего и ошпарило. Он потом, правда, вякал, что подаст встречный иск за нанесение телесного повреждения, но констебль, не дожидаясь адвоката, быстренько разъяснил, что в тюремном лазарете ему будет оказан уход куда более значительный, чем единовременная выплата, а главное, он, уход этот, будет многолетним. Тот бандит небось давно вышел на свободу, а Мария все так же толкала свою тележку вдоль вагонов.
Она сама не знала, почему вспомнила этот случай, увидев в вагоне «F» парочку молодых людей.
Пассажиров в поездах бывает много, но ведут себя все примерно одинаково. Их, пассажиров, можно разделить на три категории: спокойные, нервные и те, что с вечными претензиями. Парочка оказалась из категории «спокойные». Молча сидели друг против друга. У каждого перед носом лэптоп, сбоку телефон, с другого боку планшет и зарядки. Таким и стаканчик-то некуда поставить без опаски залить их драгоценное оборудование.
Мария уже подтолкнула тележку с намерением проехать мимо сосредоточенно стучащих по клавишам своих компьютеров «офисных крыс»: так она звала всех, кто работает в дороге. Эти живут интеллектуальной пищей и игнорируют нормальную, но выяснилось, что она ошиблась.
Парень, все так же глядя в экран, помахал. Жест однозначно приглашал остановиться у их столика. Он снова помахал перед лицом девушки. Та подняла глаза, и он одними губами, словно боясь громким звуком спугнуть ход ее мыслей, спросил:
– Чай или кофе?
– Кофе, – почти беззвучно ответила она.
Парень поднял вверх два пальца буквой «V» и молча положил на край столика банковский пластик.
«Господи, – подумала Мария, – не удивительно, что у нас катастрофически падает рождаемость. Они же даже не разговаривают друг с другом».
На долгих маршрутах инструкцией предписывалось каждый час повторять проход вдоль состава. В свой следующий визит в вагон «F» Мария была приятно удивлена, обнаружив, что парочка уже не пялится в компьютерные экраны, а мило беседует. Он явно заливает какие-то байки, она весело улыбается.