– Какие милые башенки, – весело крикнул ей Магнус. Алек подумал, что излишествами Магнуса не удивишь и не победишь. Он будет просто восхищаться ими. – Как насчет позднего перекуса?
Они собрались у костра на другом конце лагеря, в нескольких футах от края обрыва. Огонь был творением Магнуса, но Шинь Юнь тоже приложила к нему руку, и теперь он напоминал погребальный костер вождя викингов. Гигантский столб ревущего пламени, казалось, был предназначен для того, чтобы подать сигнал в Вальгаллу.
Флотилия облаков, частично скрывавших луну, медленно плыла по направлению к горе Корно-Гранде, самой высокой точке Апеннин. Рой светляков танцевал у них над головами, в темноте трещали сверчки, ритмично ухали совы, а снизу, из долины, доносился негромкий, нескончаемый, тревожный вой ветра. Откуда-то издалека послышалось завывание стаи волков, присоединившихся к ночной «симфонии».
– Какой тоскливый вой, – заметила Шинь Юнь. – Они так одиноки.
– Вовсе нет, – возразил Алек. – Они вместе. Они охотятся.
– Вижу, ты знаток этого дела, – усмехнулась Шинь Юнь. – Когда-то я тоже охотилась, но в то же время была одинока.
– А кроме того, когда-то ты состояла в секте, – напомнил ей Алек, но тут же пожалел о своих словах.
В голосе Шинь Юнь прозвучали резкие нотки:
– Скажи мне, Сумеречный охотник, куда же деваются нефилимы в тот момент, когда жители Нижнего Мира попадают в беду?
– Они защищают нас, – вмешался Магнус. – Ты видела, как Алек действовал в Венеции.
– Он был там потому, что пришел на вечеринку ради тебя, – отрезала Шинь Юнь. – Если бы вы не были вместе, он бы там и не появился. Они преследуют нас, следят за нами, причиняют нам боль, а потом бросают нас. Кто решил, что дитя, рожденное чародеем, менее достойно счастья и уважения, нежели дети Ангела?
Алек не знал, что на это ответить. Шинь Юнь подняла руки и отошла прочь.
– Прошу прощения, – извинилась она. – Сейчас, когда цель уже близка, я буквально на пределе. Пожалуй, я пойду к себе. Мне нужно отдохнуть. Завтра мы приедем в Рим. Кто знает, что ждет нас там?
Шинь Юнь коротко кивнула мужчинам и ушла в свою гигантскую палатку, оставив Магнуса и Алека вдвоем у костра.
– Подозреваю, Шинь Юнь ответит отказом на мое предложение спеть песню хором, – сказал Магнус.
Он протянул руку и легко, рассеянно, ласково провел кончиками пальцев по шее Алека. Алек подвинулся ближе к нему. Когда рука Магнуса упала, Алеку захотелось последовать за ней.
– Не придавай большого значения ее словам, – добавил Магнус. – Многие чародеи в детстве пережили трагедии. Мы пришли в этот мир, отмеченные темной печатью демонов, и нас заранее считают отверженными. Оказавшись в такой ситуации, сложно не поддаваться гневу.
– Но ты же не поддаешься, – возразил Алек.
– Такое бывало, – бесцветным голосом произнес Магнус.
– Шинь Юнь вовсе не обязательно было вступать в эту секту, – напомнил Алек.
– А мне вовсе не обязательно было основывать эту секту, – возразил Магнус.
– Это разные вещи, – вздохнул Алек.
– Разумеется. Я поступил намного хуже. – Магнус бросил веточку в костер и смотрел, как она тлеет, обугливается и рассыпается в прах. Алек наблюдал за ним.
Магнус Бейн всегда горел ярко, как костер, он был эксцентричным, искрометным, легкомысленным, беззаботным. Он был Верховным Магом Бруклина, носил яркие цвета и обводил глаза тушью с блестками. Он был из тех, кто устраивает вечеринки в честь дня рождения своего кота и выражает свою любовь громко и гордо.
Но за этой яркой внешней стороной пряталась тьма. Алек знал, что придется познакомиться и с этой темной ипостасью Магнуса, иначе он никогда не узнает возлюбленного по-настоящему.
– Мне кажется, я понял насчет Шинь Юнь, – медленно произнес Алек. – Я все удивлялся, почему ты настоял на том, чтобы мы взяли ее с собой. Я даже подумал, что ты, может быть, не хочешь оставаться со мной наедине.
– Алек, ты что…
Алек поднял руку, давая знак магу помолчать.
– Но потом я понял. Ты чувствуешь ответственность за ее жизнь, верно? «Багровая Рука» причинила ей вред, и ты считаешь, что обязан помочь ей. Исправить зло.
Магнус медленно кивнул.
– Она – зеркало, в котором отражается мое темное «я», Александр, – сказал он. – В некотором смысле она такова, каким я мог бы стать, если бы мне не повезло, и я не получил бы любви и заботы – от матери, а потом от Рагнора и Безмолвных Братьев. Я тоже мог бы остаться один на один со своим отчаянием, присоединиться к какой-нибудь группе вроде «Багровой Руки».
– Ты мало говоришь о своем прошлом, – медленно ответил Алек. – Ты даже не сказал мне, что был близким другом того мага, который погиб на войне. Рагнора Фелла. Ведь вы были друзьями, верно?
– Да, верно, – прошептал Магнус. – Он был первым, с кем я сумел завести дружбу.
Алек опустил взгляд и уставился на свои руки. Его первым другом был Джейс, но Магнус уже это знал. Магнус знал о нем все. Он был для чародея открытой книгой. Он попытался подавить детское чувство обиды.
– И все же – почему бы не сказать мне?
Искры из костра взвились в небо, на миг вспыхнули на черном фоне, подобно звездам, и погасли.
Алек подумал: может быть, для Магнуса любовь к смертному человеку походила на эти искорки, яркие, ослепительные, но живущие лишь мгновение. Может быть, все отношения с ним станут для чародея лишь кратким, незначительным эпизодом в его долгой, бесконечно долгой жизни. Алек понял, что для Магнуса он был не просто открытой книгой. Он был короткой книгой. Тонкой брошюрой по сравнению с многотомной хроникой жизни Магнуса.
– Потому что на самом деле никто не хочет обо мне ничего знать, – проговорил Магнус. – Обычно я не захожу дальше упоминания о том, что убил своего отчима, и моим собеседникам этого достаточно. Ты уже знаешь слишком много. Вчера ночью ты видел «Красные свитки магии». Ты читал все эти глупые, вздорные вещи, которые я написал, в книге, спрятанной за алтарем, запятнанным кровью. Неужели ты можешь винить меня в том, что я… я всякий раз думаю, что еще не время отпугивать тебя?
– Сумеречного охотника не так легко напугать, – возразил Алек. – Я знаю, что ты чувствуешь себя виноватым в том, что Шинь Юнь забрали в секту, но ты ведь хотел как лучше. Именно это я и подумал, когда читал «Красные свитки». Ты не приказывал завербовывать детей в секту, пользоваться их беспомощным положением. Ты сказал: не оставлять их в одиночестве. Ты сам когда-то был одинок и не хотел, чтобы другие дети, рожденные магами, страдали, подобно тебе. Я отправился в это путешествие для того, чтобы узнать тебя лучше, и я надеюсь, что так оно, в конце концов, и произойдет.
– Уверен, ты уже узнал больше, чем хотел, – прошептал Магнус.
– Я видел, как ты подошел к рычавшим зверям в клетках и попытался приласкать их. Твой друг погиб, и ты даже не сказал мне, что вы были знакомы, но хотел утешить вампира, с которым Рагнор был близок. Ты всегда стараешься помогать другим. Мне и моим друзьям ты помогал множество раз, и Рафаэлю Сантьяго тоже, как это ни удивительно, а теперь Шинь Юнь и другим чародеям, и, наверное, еще множеству существ, о которых мне неизвестно. Я знаю то, что мне нужно. Я читал «Красные свитки магии» и увидел, что ты пытался помочь детям. Эти слова – это были твои слова.
Магнус хрипло рассмеялся, и смех этот походил на плач.
– Значит, ты это имел в виду? А я думал, что ты имел в виду… нечто иное. – Он закрыл глаза. – Я не хочу, чтобы наши отношения разрушились по моей вине, – признался он. – Я не хочу уничтожить то, что мы построили, рассказав тебе то, что может вызвать у тебя отвращение. Какую часть истины ты на самом деле хочешь узнать, Александр?
– Всю, до конца, – сказал Алек.
Магнус устремил на Алека взгляд своих сверкающих глаз, которые были ярче пламени костра, и протянул руку. Алек крепко сжал его пальцы, сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки. Сердце гулко билось, и где-то внутри что-то сжималось от страха. Он ждал.
– Гм, – заговорил он. – Так ты не собираешься показать мне свое прошлое с помощью магии?
– О небеса, нет, конечно, – улыбнулся Магнус. – С меня достаточно и того, что я пережил это один раз. Я просто собирался поговорить о своей молодости. И хотел взять тебя за руку.
– О, – пробормотал Алек. – Ну… хорошо.
Магнус подвинулся ближе. Алек чувствовал тепло, исходившее от его тела. Чародей, собираясь с мыслями, склонил голову. Он несколько раз пытался начать, но потом стискивал зубы, и каждый раз крепче сжимал пальцы Алека.
– Мне хочется думать, что моя мать любила меня, – наконец, заговорил Магнус. – Все, что я помню – это ее вечно печальное лицо. Я всегда считал себя обязанным придумать что-нибудь, сделать ей приятное, развеять ее тоску. Я думал, что когда я докажу свою ценность, докажу, что я хороший сын, она станет счастлива, и у нас все будет хорошо. Но у меня так ничего и не получилось. В один прекрасный день она повесилась в сарае. Мой отчим сжег этот сарай и на пепелище возвел святилище в ее честь. Он точно не знал, кто я такой. Я сам не знал, кто я такой, но он понимал, что я не его сын. Он понимал, что я не принадлежу к роду человеческому. Однажды, когда стояла такая жара, что воздух был влажным и вязким, как похлебка, я уснул и проснулся оттого, что он звал меня по имени.
Магнус улыбнулся, но с таким видом, словно у него разбилось сердце.
– Он звал меня моим прежним именем, которое дала мне мать. Сейчас уже никто из живущих не знает его.
Алек стиснул руку Магнуса еще сильнее, как будто он мог спасти его, но опоздал на несколько сотен лет.
– Тебе не нужно больше ничего говорить, – прошептал он. – Если ты не хочешь.
– Я хочу, – возразил Магнус, но голос его дрожал. – Отчим несколько раз ударил меня, потом схватил за горло и потащил к сгоревшему сараю. С балки все еще свисала обугленная петля. Я слышал, как в ручье плещется вода. Отчим вцепился в волосы у меня на затылке и сунул мою голову в ручей. Но прежде он обратился