– Ты получил все, – прошептала Шинь Юнь. – И все отнял у меня.
– Кстати, неплохая идея, – заметил Асмодей. – Почему бы тебе не воплотить ее в жизнь, сын мой? Отними у этой жалкой неудачницы секту, которую ты основал. Займи место, о котором она мечтала. По правую руку от моего трона.
– Нет! – взвизгнула Шинь Юнь.
Глаза ее, в которых пылал неукротимый гнев, наполнились слезами. Когда она набросилась на Магнуса, прозрачные капли текли по ее лицу. Магнус уклонился от меча Шинь Юнь, хотел отступить, но споткнулся. Она сделала новый выпад, и Магнус, рухнув на землю, вынужден был откатиться в сторону, чтобы избежать смертоносного клинка. Пыль попала ему в глаза. Он знал, что, будучи безоружным, не сможет долго ускользать от безжалостной стали.
Но третьего удара не последовало. Магнус слегка повернул голову, увидел, в чем дело, затем осторожно поднялся на ноги.
Шинь Юнь замерла в неустойчивом положении, почти в прыжке – казалось, она вот-вот повалится на землю лицом вниз. Магнус взглянул ей в глаза. Они были живыми, безумный взгляд метался из стороны в сторону. Тело ее теперь застыло точно так же, как прежде – лицо. Жили лишь глаза.
Магнус обернулся к Асмодею, который развел руки в стороны с грацией, хорошо знакомой ему, Магнусу. Он сам множество раз проделывал этот жест, когда приходилось колдовать.
– Ну вот, теперь я совершенно ничего не понимаю, – заговорил Магнус. – Ты устроил себе развлечение. Исполнил свой знаменитый трюк, сделал мне коварное предложение, причинил столько боли, сколько мог, разжег в душе этой чародейки безумную, безграничную ярость. Зачем ты ее остановил? Почему не довел дело до конца? Не то чтобы мне очень хотелось, чтобы меня порубила на шашлык разъяренная сектантка; просто я никак не соображу, чего ты добиваешься.
– Мне всего лишь нужно поговорить с собственным сыном, – ответил Асмодей. – Прошло почти двести лет с тех пор, как мы общались в последний раз, Магнус. Ты не пишешь, не звонишь, не приносишь жертвы на моем алтаре. Все это ранит сердце любящего родителя.
С усмешкой, напоминавшей оскал черепа, он шагнул вперед, чтобы отечески похлопать Магнуса по плечу. Тот взмахнул рукой, намереваясь оттолкнуть демона.
Но его пальцы прошли сквозь тело Асмодея.
– Тебя здесь нет, ты сидишь у себя в аду!
Жуткая усмешка Асмодея стала еще шире, хотя казалось, что это невозможно.
– Меня пока здесь нет. Чтобы явиться в этот мир, я должен забрать у кого-нибудь бессмертие и воспользоваться им в качестве «якоря».
– У кого? У меня? – спросил Магнус.
Асмодей небрежно махнул в сторону Шинь Юнь.
– Зачем же так сразу. Ее бессмертие вполне подойдет.
Его рука была бледной, гладкой, пальцы заканчивались острыми когтями. Магнус увидел, что глаза Шинь Юнь, единственное, что еще жило в ней, снова наполнились слезами – слезами унижения.
– Итак, ты оставляешь мне жизнь, – сказал Магнус. – Вот это удача. Могу я узнать почему? Вряд ли дело в безграничной отцовской любви. Это чувство тебе недоступно.
Рядом с Верховным Демоном появилось обитое бархатом кресло с высокой спинкой. Асмодей уселся, затем пристально оглядел Магнуса с ног до головы.
– У ангелов есть дети, – прошипел демон, обращаясь к Магнусу. В эту минуту он выглядел как кошмарная пародия на отца, который рассказывает ребенку сказку на ночь. – Говорят, что эти существа – самый ценный, самый прекрасный дар небес обитателям грешного мира. Нефилимы, могучие воины, истребители демонов. А ведь у нас, Князей Ада, тоже есть дети. Многие из них погибают, потому что не в состоянии вынести бремя своего происхождения, и после них остается лишь прах и пустота. А некоторые выживают. Они рождены, чтобы занять железные троны. Если верить преданиям, им суждено стать причиной самых страшных несчастий, которые когда-либо обрушивались на мир смертных.
Магнус обнаружил, что не может дышать. Чувство было такое, будто в воздухе не осталось кислорода.
– У меня на Земле было много детей, – продолжал Асмодей. – И почти все принесли мне разочарование. Некоторые оказались полезны, но ненадолго, да и результат едва ли стоил затраченных усилий. За сто лет силы их истощались, они лишались рассудка. Дети Верховных Демонов весьма могущественные создания, но у них очень хрупкая психика. Я долго ждал появления настоящего ребенка, который стал бы проклятьем для смертных, но в конце концов бросил это дело. Оказалось, что мои дети не в состоянии выжить и процветать ни в этом мире, ни в каком-либо ином. Это были слабые, дрожащие огоньки, которые ничего не стоило погасить, убогие существа, недостойные меня. Но только не ты. Ты силен. Ты продолжал бороться, несмотря ни на что. Ты искал меня, звал меня, и твой отчаянный крик был способен сокрушить небеса и разнести вдребезги ад. Ты говоришь, и дети ангелов прислушиваются к твоим словам. Ты создавал порталы между мирами. Ты, сам того не зная, совершал невероятные, невозможные деяния, которые по силам лишь избранным, и все это время не переставал наслаждаться жизнью и развлекаться. Я давно наблюдаю за тобой. Знаешь ли, демоны могут чувствовать гордость. Пожалуй, даже сильнее, чем что-то другое. Сын мой, я тобой горжусь.
У Магнуса заболело сердце, но не оттого, что речь отца вызвала у него какие-то чувства, а оттого, что он ощущал лишь пустоту. В молодости он многое отдал бы за то, чтобы услышать эти слова.
– Как трогательно, – наконец усмехнулся он. – Чего ты от меня хочешь? Не думаю, что тебе так уж необходимы сыновние объятия.
– Мне нужен ты, – заявил Асмодей. – Ты – мой самый могущественный ребенок, и поэтому самый любимый. Мне нужно, чтобы ты обратил свои таланты мне на пользу, чтобы ты служил мне. После всего, что я сделал для тебя, я имею право на твою преданность.
Магнус рассмеялся. Асмодей открыл рот, чтобы заговорить, но Магнус жестом велел ему замолчать.
– Отличная шутка! – пробормотал он, вытирая слезы. – Когда, скажи на милость, ты хоть что-то сделал для меня?
Всего одно неуловимое мгновение, и Асмодей оказался рядом с Магнусом. Он прошептал ему на ухо несколько слов. Его шепот был словно шипение пламени в гигантской печи.
– Ты забыл, что я сказал тебе? – обратился к сыну Асмодей. – Настало время вспомнить все.
И он прижал свою костлявую лапу к лицу Магнуса.
Перед глазами Магнуса возник серый туман; некоторое время его сознание сопротивлялось постороннему вмешательству, но затем мир вокруг изменился. Только что он стоял на сцене, в центре пентаграммы, а в следующую секунду ощутил нестерпимый жар. Его кожу жгло палящее тропическое солнце, и на лбу у него выступили капельки пота. Маг сделал шаг назад – под ногами хрустел песок. Ветер донес до него запах моря, и он услышал шум волн, разбивающихся о берег.
Теперь Магнус понял, куда именно он попал, и в какой конкретный момент прошлого, и это открытие наполнило его душу невыносимым страхом. Он стоял на песчаном пляже; за полосой песка начинались джунгли. Это было в прошлой жизни, в одной из его прошлых жизней. В самом начале его земного пути, в первом и последнем месте, которое он называл домом.
Внезапно Магнус с пугающей четкостью осознал, что находится в теле ребенка. Рубашка болталась на узких плечах; тонкие руки утопали в ней, как в огромном балахоне. Он стал взрослым мужчиной много веков назад, и с тех пор тело его не менялось. Он совсем забыл, каково это, быть слабым и хрупким, забыл, как ужасно быть маленьким и уязвимым.
В горячем влажном воздухе разнесся низкий, скрипучий мужской голос.
– Иди сюда, мальчик.
Эти слова были произнесены на древнем диалекте малайского языка, вышедшем из употребления много веков назад. Магнус не слышал его и не говорил на нем с тех пор, как был маленьким ребенком.
Отчим вышел из зарослей, ударил перепуганного до смерти мальчика, которому предстояло стать Магнусом, и тот распластался на песке.
Магнус дрожал под градом ударов своего смертного отца. Все воспоминания об этом человеке, которые ему с таким трудом удалось загнать вглубь сознания и запереть на ключ, нахлынули на него и становились все более четкими с каждым приступом боли. Он чувствовал, как песок скрипит на зубах, чувствовал, что взмокшая одежда прилипла к телу. Он снова ощущал прежний страх, прежний гнев, возмущение, ярость, ненависть. Он сжал руки в кулаки – его охватило отчаянное желание сопротивляться, сделать хоть что-нибудь, все, что угодно.
Он почувствовал, как грубые пальцы отчима сомкнулись на его худенькой руке, как его рывком поставили на ноги. Его потащили по песку в заросли, к почерневшим остаткам сожженного амбара.
Это было прошлое, его прошлое. Магнус совершенно точно знал, что сейчас случится, и потому ужас его был сильнее, чем тогда, в детстве.
Обугленный сарай, в котором повесилась его мать, превратился в гробницу. В крыше зияли дыры, одна стена рухнула под тяжестью опутавших ее лиан, пол порос сорняками.
Там, в полумраке, с потолка еще свисал обрывок веревки. Узкий ручей протекал через амбар, и остатки крыши отбрасывали на него зловещую рваную тень. На низком столике стоял сосуд с ароматическими палочками, две чаши с подношениями и плоский камень с грубым, примитивным изображением женского лица. Магнус посмотрел на камень и вспомнил глаза матери, полные вечной печали.
Магнус-ребенок поднял взгляд на приемного отца и увидел, что тот плачет. Магнус снова ощутил стыд того, прежнего мальчика, стыд за свои чувства, за ненависть к отцу, и одновременно желание полюбить его.
Взрослый Магнус, наблюдавший за этой сценой как бы со стороны, прекрасно знал, что произойдет дальше.
Отчим положил тяжелую руку на плечо мальчика и повел его к ручью. Мальчик чувствовал, как напряглись пальцы человека, словно он делал над собой усилие, чтобы сдержать дрожь.
Затем грубая рука сомкнулась вокруг его шеи; мужчина схватил ребенка и сунул его голову в воду. Магнуса сковал ледяной холод, дышать было невозможно. Непроизвольно он сделал вдох и захлебнулся. Мальчик молотил руками по поверхности ручья, но не мог вырваться из рук отчима.