воров. А еще про то, как однажды один бывший офицер, захваченный боевиками старого Галачьянца и приведенный на кровавую расправу к Мазерсу, сумел обезоружить конвой и всадить в грудь доктора несколько пуль из нагана и штык от винтовки, что не причинило тому совершенно никакого вреда. Как бы то ни было, главным в этих рассказах был сам факт существования этого изуверского доктора, его реальное или мнимое бессмертие и то, что он владел тайной создания эликсира, исцеляющего любую болезнь и дарующего бесконечно долгую жизнь.
Старый большевик рассказал об этом своему внуку в надежде, что тот отыщет доктора Мазерса и раздобудет снадобье, способное победить пожирающий легкие рак. Он очень не хотел умирать и последнее дыхание испустил, объятый смертельным ужасом, не без оснований полагая, что за порогом земного существования его ждет не очень-то теплый прием. И вот теперь, спустя много лет, с просьбой разыскать этого инфернального врачевателя ко мне обратился Галачьянц, цепляющийся за кровавую легенду, как за последнюю надежду для своей дочери.
— И что ты ему ответил на это?
— Я согласился. Герман был уверен, и мы теперь знаем, не без оснований, что старый упырь не покинул город, а по-прежнему скрывается где-то в трущобах, храня мрачную тайну вечной жизни. Конечно, к этому можно было отнестись как к горячечным галлюцинациям выжившего из ума старика, которого перед смертью мучают страшные и кровавые видения, питаемые тяжелыми воспоминаниями. Или как к отчаянному бреду отца, доведенного до исступления осознанием скорой и неизбежной смерти своей дочери: в самом деле, было жутковато слышать просьбу найти бессмертного доктора и чудодейственный эликсир от человека, который своим умом и железной волей создал одну из крупнейших бизнес-империй страны. Но в отличие от ограниченного в суждениях большинства наших современников, полагающих себя более просвещенными, чем их предки, лишь на том основании, что умеют вертеть руль автомобиля и тыкать пальцами в экран телефона или планшета, набирая безграмотные сообщения, я серьезно отношусь к вещам подобного рода. К тому же некоторые исторические факты позволяли предположить, что в рассказе Галачьянца может быть весомая доля истины.
— Какие факты? — поинтересовалась Алина.
— Вы слышали что-нибудь об ученом по фамилии Богданов? Нет? Ну как же так, Алина Сергеевна, дипломированный специалист, кандидат наук, а не в курсе работ одного из самых интересных исследователей человеческого организма первой четверти прошлого века.
— Не ехидничайте.
— И не собирался. Увы, но я и не ожидал другого ответа. Как правило, все самое яркое и необычное в мире науки быстро становится объектом умолчания. По разным причинам: порой потому, что определенные силы берут под свой контроль исследования в некоторых областях, вслух объявляя об их несостоятельности, — так было, например, с оккультным отделом КГБ, занимавшимся изысканиями в таких сферах, существование которых напрочь отвергалось материалистическим мировоззрением. Но чаще умолчание связано с тем, что посредственности неприятно напоминание о гениальных прорывах человеческой мысли, на фоне которых унылое большинство выглядит еще более жалким. Переломные моменты истории — время ярких личностей. Во времена стабильности бал правит обыватель.
Александр Богданов в двадцатые годы занимался исследованиями крови. Интересно то, что исследования эти власти признали столь важными, что в Москве был создан Институт переливания крови, директором которого и стал Богданов вплоть до своей загадочной смерти в 1928 году. Еще до революции он слушал лекции Штайнера по оккультизму, а в 1908 году написал роман — так себе, фантастика про марсиан, самое интересное в котором — это детально описанная операция по омоложению организма путем переливания крови от одного человека к другому. Сейчас я думаю, что такой неожиданный интерес к работам Богданова возник после того, как доктор Мазерс вместе со своими помощниками вдруг исчез из подвальной лаборатории и из поля зрения новой власти — внезапно и без объяснения причин. Дед Галачьянца рассказывал, что его долго и безуспешно искали, а в сам подвал невозможно было войти, и его в итоге пришлось замуровать — такой там был тяжелый дух от пролитой крови, распотрошенных тел и сгустившегося в воздухе предсмертного ужаса.
Как бы то ни было, я допускал вероятность того, что подобный персонаж может скрываться в Петербурге, потому что во всем мире не найдется, наверное, места более подходящего для того, чтобы в нем мог спрятаться старый упырь. Судите сами: кровавый хаос революции начала прошлого века, затем последовавшие за ним репрессии, перестройки и перепланировки старых квартир и домов; потом война и ледяной кошмар блокадной зимы, бомбардировки и артобстрелы, а после войны — снова перепланировки и восстановление разрушенных домов. Добавьте к этому нынешнюю неразбериху в социальных и прочих государственных службах, и вы поймете, что в этом городе впору открывать приют для престарелых вурдалаков, потому что отследить тот факт, что некий гражданин живет тут сто или более лет, практически невозможно. Тем не менее, я согласился выполнить просьбу Галачьянца. Думаю, если бы вы были на моем месте и видели его глаза, то тоже согласились, даже если бы ни секунды не верили в историю про бессмертного доктора. Я назначил цену, вполне приемлемую в данных обстоятельствах, Герман без лишних слов принял мои условия, и я уехал. Не успел я еще добраться до дома, как деньги уже поступили ко мне на счет.
— И что было дальше?
— А вот дальше произошло самое интересное. На следующее утро Галачьянц позвонил мне и отменил свой заказ. Сказал, что был не в себе, извинился и предложил мне оставить всю перечисленную им сумму в качестве компенсации за неудобство. С тех пор я его не слышал и не видел.
Кардинал пригубил виски и продолжил:
— Деньги я, конечно, вернул. Ты знаешь, что не в моих правилах брать плату за невыполненную работу. Я даже решил, что любопытства ради сам попробую разыскать этого загадочного доктора Мазерса, если он, конечно, существует. Но потом возникли проблемы в одном из наших европейских филиалов, затем на Ближнем Востоке появились дела, требующие безотлагательного вмешательства, и я совершенно забыл про всю эту историю. Как выясняется, очень зря.
— Значит, Галачьянц получил помощь из других рук, — заметил Гронский.
— Совершенно верно. И помощь, прошу обратить внимание, очень своевременную, как раз тогда, когда я уже был готов перетряхнуть весь этот город, как сундук старьевщика. Кто-то очень не хотел, чтобы это произошло.
— Кто-то, кому не было раньше никакого дела до умирающей Маши Галачьянц.
— Да. И кто-то, прекрасно осведомленный о моем визите к ее отцу.
Наступило молчание.
— Итак, — произнес Кардинал, — теперь, когда мы закончили с обменом информацией, может быть, вернемся к вопросу о сотрудничестве?
Гронский закурил и посмотрел на Кардинала.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю тебе помощь, мой мальчик.
Гронский покачал головой.
— А почему ты думаешь, что она мне понадобится?
— Потому что я видел тебя после схватки с оборотнем, — ответил Кардинал, — и отделал он тебя, как Бог черепаху. А ведь это, поверь мне, не самый страшный из врагов, с которыми ты можешь столкнуться на той скользкой и темной тропинке, что ведет к Некроманту. Один раз тебе повезло, но это совершенно не значит, что удача будет продолжать улыбаться, как начинающий торговый представитель после тренинга по успешным продажам. Рано или поздно на твоем пути встретится такой противник, справиться с которым одному будет не под силу. Это дело не для одиночки, Родион. Я предлагаю своих людей, оружие, ресурсы, вообще все, что может понадобиться в дальнейшем.
— Так почему бы тебе самому не воспользоваться всем этим? Зачем нужен я?
Кардинал улыбнулся.
— Не хотелось об этом говорить, но я до сих пор считаю тебя лучшим из всех, кто когда-либо работал со мной. Даже если ты рассказал мне сегодня все, что знаешь, то все равно погружен в это дело гораздо глубже, чувствуешь его куда полнее, чем кто угодно еще, даже вооруженный твоими знаниями. Думаю, у тебя больше шансов на то, чтобы выйти на след этого доктора Мазерса, или лорда Марвера, или Некроманта, Мастера — как бы его ни называть. Но помощь моя обязательно потребуется, если ты действительно хочешь довести дело до конца. И я с радостью ее предоставлю.
Гронский на секунду задумался.
— Предположим, — сказал он. — Чего ты хочешь?
— Я полагаю, — проговорил Кардинал, — что это дело носит для тебя личный характер. Не хочу ничего спрашивать и ничего знать, чтобы не расстраиваться. Наверняка ты знал кого-то из несчастных убитых девушек и опять затеял акцию отмщения. Я не буду обсуждать твои мотивы, мы в свое время достаточно говорили об этом. Также я полагаю, что если ты найдешь Мастера, то захочешь его убить. Пусть так. Я готов посодействовать тебе исполнить твое намерение. Но взамен я хочу получить целый и невредимый экземпляр «Rubeus vinculum», который, как мы знаем, принадлежит этому старому Некроманту. Если же это по каким-то причинам будет совершенно невозможно, меня устроит порция ассиратума, одна или две. Это все.
Кардинал откинулся на спинку кресла. Гронский молчал. Алина беспокойно заерзала на диване, глядя то на одного, то на другого собеседника, и, видя, что оба хранят молчание, спросила:
— А зачем вам это? Я имею в виду книга или ассиратум?
Кардинал удивленно поднял брови.
— Как это зачем? Даже не знаю, как и ответить на этот вопрос, Алина. Добавить способ приготовления эликсира в свою книгу рецептов вечной молодости, наверное. Ну а если, вопреки ожиданиям, окажется, что манускрипт испорчен или утрачен, то попытаться восстановить способ его изготовления по образцу. Конечно, я знаю, что ваш знакомый Кобот потерпел в этом совершенное фиаско, но, в конце концов, он ведь только хирург, пусть и талантливый, а не ученый-биохимик. Насколько я могу судить, ассиратум действует на генном уровне, осуществляя в организме нечто вроде трансгенной мутации, устраняя заложенную программу старения и смерти. Кобот вряд ли был профессионалом в такой специфической области, а я могу привлечь к делу лучших ученых мира, работающих на самом совершенном оборудовании, так что вероятность успеха будет очень высока.