– Работаю я, Стас, – недовольным голосом отозвалась Львова. – А ты зачем сам приехал?
– А я тоже работаю, – сказал Михальчук. – У меня категорический приказ: никого постороннего рядом с раскопом. А тут звонят в отделение эти два обормота, ничего не говорят толком, чуть не кричат про нештатную ситуацию и что нужна помощь. Если бы я знал, что это ты, не приехал бы, а то у меня и без этого головных болей хватает: следователи приехали из Михайловска по поводу этого утонувшего в бассейне парнишки, ограбление с тяжкими телесными в Слободке, да и вообще, что-то у нас неспокойно в последнее время… Могла бы и предупредить, кстати, по дружбе, что собираешься тут устраивать свой шабаш.
– Ой, Стас, – отмахнулась Львова. – Не хотела портить эффект. Планировалось, что твои бойцы будут прогонять всех от ворот, может, хотя бы за руки тянуть или толкать. Кого-нибудь из моих старых кошелок в грязь уронят.
– А мне потом отвечать, да?
– Да ладно, не было бы никаких жалоб, просто для картинки хорошо.
– Ну, теперь уже не уронят, – резонно заметил Михальчук.
– Теперь уж да. Слушай, ну если не будет толкотни, может, что-нибудь другое придумаем? Мне нужно людям дать что-то, не зря же они в эту даль приперлись, да еще в такую погоду.
– Что, например?
Львова задумалась.
– Ну, пусть нам откроют ворота.
Михальчук предостерегающе поднял руку.
– Нет, нет, мы заходить не будем, – торопливо заверила его Львова. – Просто это будет маленькой победой: хоть к самому капищу пройти не удалось, но нам дали посмотреть на него издали, поклониться и вознести молитвы. Типа того.
– А кому молиться-то будете? – не без ехидства осведомился Михальчук.
– Да как всегда, – пожала плечами Львова. – Вечным богам, духам предков, какая разница?
– Ну хорошо, Клара, но только посмотреть. Я за это место головой отвечаю перед такими людьми, что тебе лучше и не знать.
Кларисса промолчала. Перед какими людьми отвечает Михальчук за сохранность ямы, она догадывалась.
Они вышли из машины. Возмущение и перебранка у ворот тем временем уже улеглись, люди – и в форме, и в плащах – сбились кучками под яростным ветром, негромко переговариваясь и ожидая своих лидеров.
– Братья и сестры! – громко возгласила Львова. – Наши требования были услышаны! И хоть прикоснуться к святыне сегодня – только сегодня, подчеркиваю! – нам не удастся, мы сможем увидеть ее издали! Нам откроют ворота! Готовьтесь вознести слова благодарности и мольбы!
– Открой, открой, – махнул рукой Михальчук и добавил: – только не очень широко.
Дегтярев стукнул кулаком по железной створке ворот. Загремел замок, и ворота, преодолевая сопротивление ветра, приотворились. В нескольких десятках метров от них, ярко освещенный светом прожектора, над землей приподнимался пластиковый ядовито-синий купол.
Толпа ахнула.
Зрелище действительно было фантастическое и несколько нереальное. Черные неестественно резкие тени от бульдозера лежали на мокрой траве и развороченном песке и прятались в спутанных, поникших стеблях в тех местах, до которых не успела добраться строительная техника. Синий пластик среди всего этого смотрелся странно чужим, инородным, как артефакт из потустороннего мира.
– Повторяйте за мной! – воскликнула Львова. – О древние вечные боги…
Разноголосый хор подхватил ее восклицание. Она собралась было уже импровизировать дальше, посмотрела на синий купол, вытаращила глаза и взвизгнула:
– Там что-то есть! Что-то движется, смотрите!
По поверхности плотного пластика скользили и извивались, как щупальца спрута, всплывшего из темных глубин, толстые черные тени.
Подкоп под забором немного размыло дождями, но все равно пролезть было можно даже Жене, и не пришлось раскапывать песок пальцами, как в прошлый раз. Перед тем как ползти, Даниил надел поверх куртки длинный дождевик с капюшоном, втайне от родителей предусмотрительно прихваченный с собой в сумку – второй раз объяснить свою перепачканную одежду неловким падением вряд ли бы удалось.
Вообще все четверо подготовились к этой вылазке особенно тщательно.
…Маски сделал Рома. Попросил у мамы несколько больших листов плотного картона для художественных работ и за один вечер нарисовал и вырезал четыре личины: волка с оскаленными клыками и кроваво-красными глазами – для себя; рыжего лиса – ему он хотел смеха ради пририсовать очки, но потом решил, что веселость в таком серьезном деле неуместна, и оставил как есть – лис получился задумчивым и печальным, вылитый Даниил. Женя выбрал себе имя Филин, и маска его была, наверное, самой страшной: очень уж жуткими получились большие желтые глаза и разинутый хищный клюв, как будто это не филин вовсе, а неприятный причудливый осьминог с перьями на голове и торчащими острыми ушами. Макс хотел быть сначала тигром, но Даниил сказал, что лучше брать имя такого зверя, который водится в их широтах, так что тигр предсказуемо был заменен на медведя – маска его получалась сперва слишком доброй, и Рома добавил нахмуренные мохнатые брови и кровь на огромных клыках.
– Сынок, а это зачем тебе?..
– Готовимся к Дню учителя, мама, задумали один номер для праздничного концерта. Не знаем еще, может, что и не получится.
– Лучше бы работать пошел, мелкий говнюк! Вот я в твои годы…
– Да, дедушка, обязательно пойду. На завод, как и ты.
Жди, жди, старый хрыч. Недолго тебе осталось.
Свою идею насчет жертвы Женя держал в тайне, только хихикал и говорил, что жертва будет что надо, Мамочка останется довольна.
– А как мы будем ее убивать? – серьезно спросил Макс.
Даниил обещал разобраться и на следующий день выдал подробный обзор способов ритуального умерщвления в разных культах. Остановились на разбивании головы.
– По некоторым данным, в культуре неолита голова считалась вместилищем души, так что логично предположить, что жертве раскраивали череп во время отправления ритуала…
– Нам нужен молоток или что-то еще в этом роде.
– Я принесу, – пообещал Макс.
И не подвел. Вечером в пятницу его отчим, дядя Вадим, учил Макса водить машину – новенький китайский джип серебристого цвета. «Премию дали на работе», – объяснил отчим. Макс знал, что последней работой дяди Вадима было руководство бригадой на закрытой теперь стройплощадке, где нашли капище, в связи с чем не очень было понятно, за что дали премию, но вопросов не задавал. Отчим разрешил ему посидеть за рулем и даже немного проехаться по пустым улицам Слободки, а потом похвалил за то, как Макс хорошо справлялся с вождением. Момент был благоприятный.
– Дядя Вадим, можно взять у тебя кувалду? Ту, которая в кладовке?
– Зачем тебе?
– Да надо. – Макс был не мастер придумывать поводы.
Но это и не потребовалось. Теперь увесистый молот болтался у него за спиной в большом рюкзаке.
Почти всю дорогу они молчали, едва перекинувшись парой слов.
Огромная, выложенная камнем яма в земле показалась уютной, как будто их тут кто-то ждал и был рад, что они наконец появились. Женя зажег лампу и аккуратно поставил ее на пол, точно на середину, как в прошлый раз.
– Черт, я забыл! Нам нужен жертвенник!
– Что?
– Ну, алтарь для жертвоприношения. Камень какой-нибудь.
Макс и Женя, пыхтя, с трудом вытащили из верхнего края кладки большой плоский камень и тяжело уронили его на песчаный пол.
– Пойдет?
Алтарь поместили рядом с лампой. Рома вытащил из плоской широкой сумки, в которой когда-то его мама студенткой носила свои картины, четыре маски и раздал друзьям.
– Вот, держите.
– Круто!
– Жесть!
Они надели личины. Освещенные голубоватым светом маски выглядели странно живыми и неживыми одновременно: словно духи древних, давно исчезнувших с планеты зверей вернулись и собрались здесь, в подземелье. Другой Волк, другой Лис, другой Филин, другой Медведь, ничего общего не имевшие с теми, что бегали и летали в лесах. Человеческие глаза блестели в прорезях, как зрачки.
Даниил включил планшет и поставил его на каменную полку. Массивная фигура Мамочки повисла в черном пространстве экрана, выйдя из пустоты. Серебристый огрызок яблока на кромке планшета сиял у нее над головой, как причудливая корона.
– Нужно решить, кто будет шаманом.
– Я грибы есть не буду.
– А я бы съел!
– А это что значит?
– Должен быть кто-то один, кто будет передавать просьбы от всех, – объяснил Даниил. – Как бы представитель. Нужно будет повторять Мамочке все, что мы скажем.
– Давай я, – сказал Рома.
– Тогда держи, – Даниил протянул Роме листок бумаги. – Я тут текст доработал немного, но главное осталось без изменений.
Все сели на свои места: Рома и Даниил по обе стороны от Мамочки, Женя и Макс – ближе к лестнице.
– Готовы? Начинаем.
Сердце билось в груди так, что казалось – стук идет откуда-то снизу, снаружи, извне.
Рома взял листок и громко начал читать:
– Мы пришли к тебе, благодатная Мать, поклониться смиренно и славу воздать! Я, Волк!
– Я, Лис!
– Я, Филин!
– Я, Медведь!
– Прими славословие и песнопения в честь твоего от сна пробуждения!
– Филин, Медведь, начинайте, – шепнул Лис.
Раздались низкие, ухающие звуки и гулкие, ритмичные шлепки.
Уммм-уммм-умм-умм, уммм-уммм-умм-умм…
– Теперь главная песня, – подсказал Лис.
Волк кивнул и начал:
– Слава тебе, о великая Мать!
– Дай нам тебя за жопу обнять!
Теперь никто не смеялся. Древние звери не умеют смеяться.
– К сиськам твоим дружно мы припадем…
– Желаний любых исполнения ждем!
Уммм-уммм-умм-умм, уммм-уммм-умм-умм…
– А сейчас время жертвы…
Филин расстегнул сумку, вынул оттуда что-то белое, продолговатое и осторожно положил на камень.
– Бля, – сказал Медведь.
– Зашибись, – недовольно прорычал Волк.