Хотя Ли Вэньцзюань и не мечтала заработать такие деньги за всю жизнь, но она понимала, что миллион — это тридцать пять килограммов, а миллион двести тысяч — она прикинула в уме — это сорок два килограмма. Она проводила глазами Юй Лэ, тащившего за спиной деньги. Всё утро у неё перед глазами стояла эта картина, которая казалось странной, наверное, оттого, что это был немой. Но с другой стороны, разве часто люди получают по доверенности более миллиона юаней? А немого просить — это вообще уникальный случай. К тому же через два месяца истекают десять лет, что за важное дело заставило снять все деньги накануне этого срока? Да притом ещё и из Чанчуня приехал!
Дел у неё не было, и во время обеденного перерыва она постоянно прокручивала в уме это событие, разглядывая данные Юй Лэ. Девушка вытащила из мусорной корзины записку, написанную им. Всё те же слова: «Давайте всё», никакой зацепки. Она перевернула бумажку, это был порванный билет на самолёт — тоже никакой полезной информации. Было видно лишь — «14th, Apr» и «Lin Sha». Это последнее имя — это не Юй Лэ и не Цянь Цзиньсян. Дата, написанная сверху, — 14 апреля, это не просто дата прошлого года, совпавшая с сегодняшним днём, это и было сегодня!
За время длительного обеденного перерыва у Ли Вэньцзюань было время тщательно перебрать все факты: немой, из Чанчуни, приехал в Сунъюань снять чужие деньги, миллион двести, снял раньше окончания срока вклада, не побоялся потерять проценты в несколько сотен тысяч юаней, да ещё и порвал билет на самолёт, Lin Sha сегодня не смогла улететь. Невозможно, столько необычных обстоятельств, не могли они все соединиться в одном деле! Она распечатала данные документа, удостоверявшего личность, прикрепила записку. Надо сходить к начальнику, а если он скажет, что это всё её бредни и нервы шалят, то она вызовет полицию. Хоть раз в жизни она наверняка права!
8
— Если я опять тебя рассержу, захочешь взять паузу, чтобы мы оба остыли, тогда у нас будет шанс второй раз заняться любовью!
— Сюй Цзямин! Не наглей!
Тань Синь перевернулась и уселась на меня верхом, затем легонько поцеловала в веки, заставляя закрыть глаза. Я почувствовал, как кончик её языка скользит по моему носу, а потом по моим губам. Я открыл глаза и сказал, глядя на неё:
— Я весь месяц думал о тебе, боялся, что не увижу тебя, что забуду. Я запомнил все выражения твоего лица. Как вспоминал, так и запоминал, сейчас уже их двести тридцать семь в моей памяти.
— Так много? Дай подумать — радостное, печальное, возбуждённое, сердитое… Ты смог придумать больше двухсот прилагательных?
— Нет, не то. Выражение лица, когда Тань Синь высмеивает меня, когда она смотрит на меня — чудака из Цинхуа, когда я её смешу, когда она ест клубничное мороженое, но при этом бросает жадные взгляды на моё мороженое со вкусом таро.[28]
Она расхохоталась.
— Я ещё одно вспомнил — как Тань Синь посмеялась над моей второй шуткой.
Она засмеялась ещё громче.
— Над третьей.
Тут она сдержалась и, сжав губы, покачала головой.
— Хорошо! Как Тань Синь не посмеялась над четвёртой шуткой.
Она поцеловала меня:
— Не месяц, а тридцать два дня, я считала каждый день.
— Как у тебя получается растрогать меня так, что я не знаю, как тебя отблагодарить? — Голышом я встал с кровати и открыл окно, в комнату ворвался весенний ветер. Я высунул голову и закричал в ночь: — Сюй Цзямин! Ты больше не будешь таким, как был раньше! Начиная с этого момента ты — Сюй Цзямин, который воскрес после ночи с небожительницей Тань Синь!
Тань Синь с улыбкой смотрела на меня из-под одеяла:
— Ещё лучше, чем было в первый раз?
— Нет, почти так же.
На её лице появилось новое выражение. Прикусив нижнюю губу, она пристально посмотрела на меня. Ложась рядом, я понял, что она уже придумала достойный ответ, когда Тань Синь с грустью покачала головой:
— Это я виновата, плохо подобрала интерьер, гостиница так себе, совсем не возбуждает, не то что «Макдональдс»…
— Какой «Макдональдс»?
— Место, где у меня был первый раз. Мне было семнадцать, однажды мы сделали это в «Макдональдсе».
— Что — это?
— Дала ему.
Я сел, поджав под себя ноги, и спросил:
— Вы занимались сексом в «Макдональдсе»? Напоказ?
— В туалете, а вовсе не на столе!
— В сортире?
— Мы в то время учились в школе, денег на номер в гостинице не было, воспользовались тем, что никого нет, и пришли в «Макдональдс». — Она тоже села. — Мы все были молоды и неопытны, все одноклассницы точно так же не умели отказывать своей первой любви, все подчинялись настойчивым требованиям своих парней — мелких хулиганов.
— Точно все? Мне кажется, что только ты, — сказал я. — У меня в школе были такие девушки, как ты: влюблялись в пижона, который бросил учёбу, целый день мотались на заднем сиденье его мотоцикла по городу, полагая, что это очень круто. Я терпеть не мог таких девиц.
— Ты их не мог терпеть потому, что они не хотели встречаться с таким, как ты, который только и знает, что учиться, чтобы поступить в Цинхуа. Ты сердишься? Сам же говорил, что со мной тебе не было так хорошо, как в первый раз, а в итоге сам же и рассердился.
— Ничего, просто немного тоскливо. Только что была небожительницей, а вдруг стала такой…
Она похлопала меня по плечу:
— Иди ко мне, расскажи про свой первый раз, давай я тоже затоскую.
— Да ничего интересного, в нашем маленьком городишке на весь Чанчунь был лишь один KFC, «Макдональдса» не было. Сейчас я понял, почему в Чанчунь не пускали «Макдональдсы». Если я ещё раз туда пойду, то моя фамилия — не Сюй!
— Какой ты ревнивый! Давай так: отвечай на мои вопросы. Твоя первая девушка была красивая?
Я покосился на неё, и подумал, что могу ответить честно:
— Красивая. Очень!
— Красивее меня?
— Красивее.
— Забыть не можешь, да?
Я кивнул головой:
— Никогда не забуду.
— Вот подлец! Вы оба — подлые. — Она взяла себя в руки, — Когда у тебя был первый раз? Где вы, подлые, этим занимались?
Я задумался, ей пришлось повторить вопрос ещё раз. На самом деле мне не очень хотелось отвечать на этот вопрос, её история про «Макдональдс» не слишком меня задела, вызвав лишь лёгкое сожаление. Но что тут поделаешь? Как она сказала — это цена взросления.
— Говори, — закусив нижнюю губу, повторила она, — где у тебя был первый раз? У неё дома или у тебя? Дождались, пока родители уйдут на работу, и начали кувыркаться в кровати, так?
— Ты правда хочешь это услышать? Ты не хочешь этого знать!
— Я не хочу слышать, но только что я тебя рассердила, так что говори!
— Я помню, что ту девушку, в которую я был влюблён подростком, звали Фан Фан, она была из тех, на которых смотришь раз по триста за день. Это была тайная влюблённость, а потом я набрался смелости и написал письмо с признанием в любви и отправил ей домой, а она умерла, так и не узнав о моей любви.
— Тогда твой первый раз был не с ней!
— Сестрёнка, это была тайная влюблённость! Она не получала моего письма. Оно пришло через несколько дней после её смерти, его прочитал её отец. И это тоже хорошо: дочь только что умерла, ему точно было очень плохо, а тут он прочитал, как я люблю его дочь, какая она замечательная, это было своего рода утешение. Так что мой отчаянный поступок дал свои плоды.
Я замолчал, оглядел её тело. Она, засмущавшись, прикрыла грудь.
— Знаешь, Тань Синь, в тот день, когда я тебя встретил, то вспомнил о ней и подумал, что должен быть поактивнее: нельзя упустить такую же, как Фан Фан, хорошую девушку.
Она обхватила руками мою шею и поцеловала:
— Я ошиблась, не вини меня. Даже если сейчас передо мной будет сто подлецов, я не буду сердиться!
Я насладился послевкусием этого поцелуя, а потом сказал:
— Ты спросила, где у меня был первый раз, мне не очень хочется говорить, особенно после твоего рассказа, мой первый раз — это полный отстой.
— Да говори уже, это у меня отстой, да ещё ты меня теперь презираешь.
Я указал на кровать, потом отвернулся и сказал, обращаясь к луне:
— Здесь, только что. Сейчас был мой первый раз с одной подлой девушкой.
— Правда?!
— Правда. Отстой, да?
— Как здорово! — Она обняла меня сзади, прижавшись щекой к моей спине, — Эта подлая девушка поняла, что неправа, она просит у тебя прощения.
Я положил её ладонь себе на грудь — там, где сердце, и произнёс в такт с ударами сердца:
— Я — тебя- люблю!
Она держала меня за руку и молчала, а я ждал. Я и сам не знал, чего жду, в голове было пусто. Это чувство глубочайшей любви к ней было таким прекрасным. В ночи был слышен лёгкий шорох опадающих листьев, осень в Пекине — самое прекрасное время в мире. Тань Синь ровно дышала рядом, постепенно засыпая. Я нащупал на столике пачку, в полной тишине вытащил последнюю сигарету. Я обернулся и взглянул на неё, у меня было ощущение, что я полностью изменился. Тань Синь не спала, она смотрела на меня:
— Сюй Цзямин, ты такой красивый! Мне всё в тебе нравится!
Я так размяк, что не мог вымолвить ни слова.
— Я ещё не ответила на те твои три слова. То, как ты произнёс «Я тебя люблю», было так приятно. Но я сейчас не могу этого сказать, в тот день, когда я скажу, что люблю тебя, это будет означать, что я всегда буду любить тебя, в тот день моя жизнь станет твоей.
9
Когда 14-го числа в 15.30 Юй Лэ вставил ключ в замок, он уже знал, что дома кто-то есть. Оставив ключ в двери, он помчался вниз по лестнице, двое полицейских бросились ему навстречу со второго этажа и схватили его.
Полиция не нашла при нём снятых утром денег. Куда он ещё заезжал по пути от Сунъюаня до Чанчуня? И я, и адвокат говорили с ним на эту тему, однажды Юй Лэ спросил меня, не повлияет ли его признание на приговор. Адвокат честно ответил, что нет, ведь на нём были две загубленные жизни, за что три раза расстрелять — вот это достаточно.