Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей) — страница 33 из 83

15

Тань Синь не прислала мне ответ, хотя я ждал, что она напишет. Но что потом? Я перечитывал бы его по сто раз, а затем в ответ обругал бы её, сказал бы, чтоб она отстала от меня, и ещё приписал бы: ты подлая!

Я должен двигаться вперёд, даже если бы я оглянулся, её бы уже не было на прежнем месте. Круглый год я влюблялся и расставался. Оставшись один, часто думал, что это неправильно, каждый раз, встретив красивую девушку, я старался увидеть её глазами Тань Синь, ревновала бы она ко внешности и стилю этой девушки? Если ответ был положительным, то я сразу влюблялся, внушая себе, как сильно люблю эту девушку, даже собирался жениться и пригласить Тань Синь на свадьбу. Но всегда меня постигала неудача, вероятно, я не хотел, чтобы что-то получилось, навсегда связать свою жизнь с первой встречной и провести с ней остаток дней.

Помню, как осенью следующего года, расставшись с очередной девушкой, я сидел на скамейке в своём микрорайоне, кормил уток. Она каждый раз звонила мне с нового номера. В последний раз — со стационарного телефона. Код региона 010, я поднял трубку, собираясь с ней поговорить начистоту:

— Эта влюблённость ничего не значит, даже не проходной эпизод, это всего лишь вариация нынешней осени, только так. Не надо раз за разом мучать себя, спроси, не упустила ли ты какого-нибудь мужчину, продолжай идти по тому пути, по какому планировала.

На том конце провода в растерянности молчали. Я ждал вместе с ней, смотрел на часы и считал секунды, примерно через минуту в трубке раздались три стука и трубку повесили.

Я был в смятении. Этого не может быть! Я позвонил девушке, с которой только что расстался, и спросил, не она ли только что звонила. Она ответила, что слишком занята на работе, нет времени разговаривать, а потом спросила:

— Ты думаешь, я стала бы тебе звонить?

Нет-нет, я не тебя искал. Я перезвонил на тот стационарный телефон, оказалось, это киоск в районе Сяоситянь. Когда я туда при мчался, хозяин уже закрыл окно и собирался уходить. Я спросил его, кто сегодня пользовался его телефоном. Он ответил:

— Разве упомнишь всех-то? — А потом добавил: — Сегодняшнюю газету не желаете?

Я огляделся: ресторанчики по обеим сторонам улицы были заполнены людьми, которые ели мясо и пили пиво. Я перешёл дорогу и стал разглядывать людей. Какой-то нищий, опиравшийся на костыль, потянул меня за край рубашки, чтобы я дал ему денег. Я отмахнулся: нет денег, отстань. Он потряс белым блюдцем с монетами и протянул мне. Наклонив голову, я посмотрел на него, и сердце дрогнуло: Юй Лэ, ты так и живёшь, побираясь?

16

Замечательная идея — быть нищим, это самое лучшее прикрытие для беглеца. Когда мы вошли в квартиру, пошёл дождь, его капли гулко стучали по стеклу. Я велел ему вымыться, а сам пошёл на кухню что-нибудь приготовить. Когда он вышел из душа, я спросил его на языке жестов, как давно он в Пекине. Он ответил мне:

— Уже несколько дней.

Он обошёл городскую стену и через Западные ворота попал в Пекин. Я спросил, откуда он приехал. Он задумался, возможно, в названии местности был редко встречающийся иероглиф, который трудно изобразить жестами, он склонился над грудой грязной одежды и начал в ней копаться. Только тут я обнаружил, что его одежда — из оленьих или волчьих шкур. Он вытащил старую карту, развернул и показал мне — леса, а название местности давно стёрлось. У меня были хорошие отметки по географии, я знал, что это — Большой Хинган. Он пролистал календарь на стене, посчитал, обернулся ко мне:

— Я ушёл летом.

Столько вопросов — я не знал, с какого начать.

— Никак не могу понять. Ты же немой, как же ты смог использовать тех своих сообщников, да ещё и убить их после побега?

Юй Лэ почесал голову, словно такие давние воспоминания надо было потихоньку восстанавливать. Я велел ему сперва поесть, потом сходил в спальню за одеждой, подходящей для него. У меня есть друг, который подделывает документы, я позвонил ему, чтобы попросить выправить фальшивый паспорт. Когда тот ответил, я уже пожалел: нельзя было, чтобы кто-нибудь ещё узнал. И вешать сразу трубку было нехорошо, поэтому я с ним поболтал немного. Он спросил, что случилось. Я ответил: да ничего, просто хотел узнать, как ты живёшь. Мы познакомились на банкете у друга, при таком знакомстве никогда сам не позвонишь. Его явно что-то угнетало, он перебросился со мной парой фраз, а потом вдруг вывалил на меня свои проблемы: его тёща под предлогом ухода за роженицей не желает убираться из его дома, да ещё и ко всему придирается. Отношения между людьми так резко меняются: уже в конце месяца он пригласил меня вместе поужинать и действительно стал моим другом.

Когда отчим заснул на диване, я накрыл его одеялом, убрал грязные тарелки, проверил, закрыта ли дверь, и только после этого лёг спать. Посреди ночи я проснулся и услышал, что из ванной доносятся странные звуки. Я открыл дверь и обомлел: отчим, стоя перед зеркалом, резал свои волосы, которые не стриг почти два года. Я посоветовал:

— Усы полностью не сбривай. Нельзя, чтобы ты был похож на себя прежнего.

Он взглянул на моё отражение, отложил ножницы и сказал на языке жестов:

— Он тоже хотели жить. Я им написал, что они умрут после меня.

— Кто?

— Сяо У и Лао Цзян. Те, которые со мной вместе сбежали. Мой план заинтересовал их.

Тюрьма Тебэй славилась как самая современная и надёжная на всём северо-востоке Китая: у них было четыре пропускных пункта, карточки для электронных замков, сканирование отпечатков пальцев и сетчатки глаза, а охраняла тюрьму военная полиция. С самого начала эксплуатации все сотрудники, включавшие и Фу Жуя, больше всего гордились тем, что за тринадцать лет ни одному из заключённых не удавалось прорваться через четыре поста и сбежать.

Для побега преступникам понадобились ножи для разрезания бумаги, которые пронёс в тюрьму друг Сяо У в подошве ботинок. В условленное время их друг должен был ждать в машине на перекрёстке с западной стороны. Юй Лэ сказал сообщникам, что охранник по фамилии Фу опекает его, начинать надо с него. Тридцатого — это был день дежурства Фу Жуя — в половине одиннадцатого вечера Юй Лэ внезапно упал на пол и стал биться в конвульсиях. Проходивший мимо Фу Жуй, как обычно, громко позвал заключённого, спросил, что случилось, нужен ли врач. Увидев, что на полу лежит Юй Лэ, велел ему успокоиться и написать на бумаге, что с ним. Через полминуты Фу Жуй протянул руку, чтобы забрать бумагу, и тут Юй Лэ схватил его за руку и приставил нож к запястью. Лао Цзян велел открыть дверь камеры. Дверь открылась, они втащили Фу Жуя внутрь, сняли с пояса рацию, Юй Лэ переоделся в его форму и вытащил карточку для двери. В других камерах тоже началось волнение, у обоих соучастников из-за этого шума выступил холодный пот. Спокойнее всех был тот, кто ничего не слышал, Юй Лэ. Он указал на медленно вращавшуюся камеру наблюдения, велел следить за ней. Когда камера отвернулась, они втроём, прихватив Фу Жуя, выбежали наружу и карточкой открыли первую дверь.

У второго и третьего постов не было камер, тут Фу Жуй распластался на полу и мёртвой хваткой вцепился в решётку. Юй Лэ достал нож и стал отрезать его кисти. Сам Фу Жуй не мог провести их, но отпечатки его пальцев давали доступ ко второму посту. Отчим велел Сяо У продолжать резать, а Дао Цзян удерживал Фу Жуя, в то время как Юй Лэ взялся отпиливать его левый большой палец. Он давно понял, что этот сканер распознаёт только отпечаток большого пальца, но не знал, какой руки. Если бы у них был топор или обычный нож, было бы не так больно, а ножом для разрезания бумаги до хряща добрался не сразу. Глаза Фу Жуя были полны слёз, но он не просил пощады, ему хотелось жить, и потому он не разжимал рук. Плача он сказал:

— Бесполезно, зря мучаетесь, даже если вы пройдёте второй контроль, на третьем сканируется мой зрачок.

Юй Лэ расставил указательный и средний пальцы и указал на его глаза:

— Значит, мы выковыряем твои глаза!

Фу Жуй отчаянно завертел головой, слёзы и пот, смешавшись, текли по его лицу.

— Убьёте меня, всё равно не пройдёте, сканер не распознаёт зрачок мёртвого человека.

Не успел он закончить фразу, как испустил крик боли — это Сяо У отрезал его правую кисть.

Оказалось, что дверь открывается, если приложить большие пальцы обеих рук одновременно. Но на втором контроле примерно пять секунд сканировалась сетчатка обоих глаз, чтобы открылась дверь. Фу Жуй зажмурился, не открывая глаза. Юй Лэ отодвинул кожу век, но устройство не среагировало. Закрыв глаза, полицейский сказал, что если сейчас остановиться, то это ещё не тянет на смертный приговор, им всё равно не выйти, ворвутся охранники и всех арестуют. Заключённые велели ему заткнуться, но он продолжал говорить, чувствуя, что они занервничали. Он уже почти уговорил их, ещё был шанс выжить. Вдруг блеснуло лезвие и тот, который не мог слышать, вырезал Фу Жую глаза ножиком.

Охранник не обманул: сканер никак не отреагировал. Преступники заткнули ему рот тряпкой, а ноги привязали к решётке, Юй Лэ указал на его рацию, дав понять, что пора приступать к запасному плану. Лао Цзян нажал на кнопку вызова и произнёс фразу, которую репетировал тысячи раз:

— Сяо Ван, иди сюда, подмени меня, я в туалет схожу.

Конечно, они рисковали, ведь, сколько не разучивай, люди-то всё равно разные. Они стояли по обе стороны двери, прислушиваясь к шагам. Юй Лэ не мог слышать, он смотрел на Сяо У: если бы тот поднял руку, это означало бы, что идёт не один, а несколько человек. Тогда, согласно первоначальному плану, они должны были перерезать себе горло, покончив с собой, чтобы не подвергнуться мучениям. В итоге, напевая песенку, пришёл лишь Сяо Ван; только он открыл дверь, все трое бросились на него и повалили на землю.

Управившись с охранником, они бросились к четвёртому контролю. Юй Лэ бежал впереди, а два подельника — сзади. Один из военных полицейских увидел, что случилась беда: два сбежавших преступника преследуют окровавленного охранника. Он бросился предупредить, на бегу крича находившимся в дежурке коллегам, чтобы они спешили на помощь. Сам же бросился навстречу охраннику, спросил, серьёзно ли тот ранен. И в этот момент холодный нож вошёл в его горло, забрызгав кровью лицо Юй Лэ.