Я кивнул в ответ, покачиваясь на ватных ногах. Моё тело напоминало растрескавшуюся землю, а когда я кивал головой, то вроде даже слышался скрежет, как от проржавевших деталей. Её правое ухо уже не просвечивало. Свой синий зонтик в мелкий белый цветочек она оставила за порогом, и теперь дождь, сливаясь со стекавшими с него каплями, образовал вокруг внушительную лужу. На ней были сланцы на босу ногу, на белых пальцах выделялись накрашенные красным лаком ногти.
— У меня болит голова, — повторила она.
Я быстро перевёл свой взгляд с её ног наверх, заодно собираясь с силами, и вдруг ни к селу ни к городу ляпнул:
— А я простудился, — и неловко засмеялся. Если бы в тот момент передо мной оказалось зеркало, я заметил бы, что мой смех способен озадачить.
Она тоже рассмеялась. Только сейчас я обнаружил, что она говорит в нос, до сих пор я этого не замечал.
Как вам известно, элементарные медицинские навыки я уже освоил, поэтому кое-какие знания о лечении головной боли и мигрени у меня имелись, и я был в курсе, какие лекарства можно использовать. Я перестал сердиться, и даже обрадовался. Я в деталях расписал ей всё, что знал о головной боли и необходимых лекарствах, при этом кое-что выдумал буквально на ходу. О стоимости препаратов я также был осведомлён, поэтому не взять деньги не мог. Уходя, женщина похвалила меня за дельные советы, сказав, что недаром я сын врача. Раскрыв зонтик, она направилась обратно, перескакивая через лужи и сверкая белыми пятками. Я поменял угол зрения, чтобы посмотреть на её профиль, меня даже охватило волнение, но нет, я так и не смог углядеть тот знакомый профиль, который заворожил меня в лучах заходящего солнца. От него не осталось и следа. Абсолютно незнакомая женщина.
После этой вылазки из постели я пошёл на поправку. Может быть, это надо было сделать раньше, видимо, мне просто этого и не хватало. Я приступил к занятиям, добирался я до школы и домой всё так же бегом или пешком, пересекая улицу Хуацзе, а когда на время прекращался дождь, ходил на пристань. Дождь лил практически не переставая, казалось, что промокло уже всё вокруг.
Её головная боль так и не прошла, и через два дня она пожаловала снова, поскольку я ей прописал лекарства на два дня.
В конце рабочей недели и отец и мать были дома. Посмотрев в окно, я заметил, что лежавший под софорой мёртвый воробей куда-то исчез. Наверное, его уже утащил какой-нибудь бездомный кот, которых тут водилось немало. Услышав, как кто-то в дверях говорит в нос, я сразу понял, что пришла она. Отец вёл себя очень любезно, со всеми своими пациентами он обходился более вежливо, чем со мной. Проявляя к женщине учтивость, он попросил мать заварить чай. После этого они заговорили о головных болях и, возможно, других недомоганиях. Так или иначе, она то и дело твердила, что ей нездоровится. Отец извинился за то, что выписанное мною лекарство не при несло облегчения. Она ответила, что какой-то эффект оно всё-таки дало, просто лечение не доведено до конца. Ведь важно не бросать его на полпути. Притаившись в комнате, я навострил уши, наблюдая за движением маятника, который, казалось, уже утомился от своих однообразных колыханий.
Отец назначил новое лечение. Он вёл подробные записи обо. всех пациентах — качество, присущее хорошим врачам, поскольку, опираясь на них, мог контролировать течение болезни каждого из подопечных. Прочитав его назначения, я узнал, что ту женщину звали Гаомянь. Энергичное и одновременно нежное имя, как и его хозяйка. Тогда я ещё не знал, что её имя дословно означает «кхмер», а потому не связал его с движением «красных кхмеров». Во время обеда за столом снова вспыхнула ссора.
— У той женщины всё лицо в цветах персика, сразу видно, что не из приличных, — начала мать.
— А мне-то до этого какое дело? Да пусть хоть дерево персиковое придёт, для меня главное — истребить вредных насекомых.
— Если бы было всё равно, ты бы с ней лясы не точил. Чуть зенки из-за очков не повылазили.
— Да мы же по соседству живём, только и поговорили, что о делах житейских.
— Знакомства тут заводишь? — холодно усмехнулась мать. — Да кто это с тобой разговаривал? Она все твои вопросы стороной обходила!
— Ну не хочет отвечать, и ладно. Неужели ты и вправду думаешь, что я ею интересуюсь?
Мать немного помолчала и закончила ссору своей любимой фразой:
— Будь она проклята, эта улица Хуацзе, понаехали тут за своей смертью!
— Скорее за деньгами, — отозвался отец. — Кому же умирать охота.
Я несколько дней гадал, что же означает выражение «лицо в цветах персика». В словаре я его не нашёл. В школе я порасспрашивал одного надёжного парня, но тот тоже оказался не в курсе. Он сбегал домой, чтобы выяснить у родителей, но они его только отругали. Расстроившись, он сказал, что если бы знал о такой реакции, то не спрашивал бы их вовсе.
— Подобный интерес детей к таким вещам ничего хорошего не сулит, — включив дурачка, стал успокаивать его я.
Никто из нас не знал, откуда была эта женщина по имени Гаомянь. А отец так вообще сказал, что имя может быть и ненастоящим. Многие женщины, снимавшие жильё на улице Хуацзе, не раскрывали настоящих имён. Прожив здесь несколько лет, они переезжали, а некоторые задерживались от силы на месяц или два. Обосновавшись на этой улочке, они придумывали себе имена, по которым сразу можно было догадаться, что они не настоящие. Ну какая, собственно, разница? Вот, например, Перекошенный из бакалейной лавки свою собаку назвал Колумбом. Даже про Колумба ему известно!
Зачем они поселились на улице Хуацзе? Чтобы заработать. Мысль о том, что Гаомянь тоже приехала из-за денег, доставляла мне необъяснимые страдания. Ну почему и она приехала за этим же? Под предлогом купить себе что-то типа линейки, циркуля или тетрадки я выбирался вечером из дома, думая только об одном: как бы пройти по улице Хуацзе?
Дождь или шёл, или прекращался — всё одно, улица Хуацзе промокла, на мостовой повсюду стояли лужи. В девять вечера стемнело, и на улице воцарилось спокойствие, воды день ото дня становилось всё больше, поэтому мох с новыми силами устремлялся вверх по стенам. На крышах показалась мокрая трава, которая в отсутствие ветра выглядела поникшей. По каналу скользили лишь моторные лодки, их мощные дизельные моторы ревели так, что казалось, им под силу отбуксировать штук двадцать пять кораблей. Это было максимальное количество, которое мне доводилось увидеть. Даже звук шагов пропитался влагой: многократно отразившись от камня, стен и воды, он создавал впечатление, что по улице идёт сразу целая толпа. Когда мучает любовное томление, то вас выдаст даже походка. Но не стоит смеяться. Мне в ту пору было лишь четырнадцать. Что, представили себе малолетнего клиента? Ха-ха, очень смешно! Мол, в четырнадцать лет дети ничего не понимают. Ещё как понимают! — да-да, я искал фонарь.
После девяти вечера фонари вывесили все, у кого было такое намерение. Участок за участком весь переулок осветился, отчего контраст с тёмной дорогой обозначился сильнее, создавая ощущение, что это улица нечисти из какого-нибудь ужастика. Я ходил взад-вперёд между мелочной и рисовой, рисовой и мелочной лавками, но под соединявшей их аркой так и не появилось никакого фонаря. Несколько вечеров подряд я украдкой заглядывал в дверную щель, чтобы посмотреть, горит ли внутри свет. Никаких подозрительных шумов я не слышал, для меня оставалось загадкой, чем же там она занимается.
4
Нигде, кроме как под её аркой, я не мог увидеть Гаомянь. В нашу домашнюю клинику она больше не приходила, наверное, уже выздоровела. На пристани она тоже не появлялась, похоже, она туда вообще не ходила. Между тем во всей округе таких людей, которые бы туда не ходили, практически не было. На пристани просторно, хочешь — сиди и глазей день-деньской. Женщины наведывались туда за рыбой и овощами, торговцы, что приезжали сюда на своих лодках, развернули на пристани небольшой базар. Что же она тогда ест, если ничего не покупает? Мой путь в школу и обратно проходил через улицу Хуацзе, хотя на самом деле был и другой путь, причём короче. Я также не мог понять, почему на подходе к её воротам моё сердце колотилось от волнения, однако запертые двери разом освобождали меня от этих переживаний. Опустошённый, я чувствовал себя легко и свободно, у меня даже вырывался вздох облегчения. Неужто мне снова захотелось увидеть нежный профиль в лучах заходящего солнца?
Однако когда я всё-таки столкнулся с ней под аркой, то напрочь забыл про эти свои фантазии, я даже не осмелился посмотреть ей в лицо. Притворившись, что ищу на земле монетку, я на ватных ногах прошёл мимо, так что в поле зрения попали лишь её голые ноги в сланцах, белые до рези в глазах. Однажды она мне улыбнулась, но поскольку я сразу наклонил голову, то мне не пришлось даже отреагировать. А потом у меня и вовсе исчезла возможность видеть её улыбку, поскольку уже загодя я опускал глаза. На мостовой перед её аркой умещалось девять каменных плит, шесть из них залила вода — три большие и три маленькие. Не смейтесь, такие вещи врезаются в память, когда часто попадаются на глаза.
Однажды ночью мне приснился сон, в котором тоже шёл дождь. Дождь повсюду, куда ни глянь. Кто-то мне сказал, что мелкий моросящий дождь связан с какими-то трагическими переживаниями. Я для себя так и не понял, что именно означают трагические переживания, поэтому для меня тот дождь во сне был полной абстракцией. Во сне я увидел, как на улице под сеткой дождя появилась Гаомянь, её лицо было мрачным, она выглядела хмурой, унылой и больной. На пристани она преградила мне путь и сказала: «Поговори со мной, и мне сразу станет лучше». Но какой там разговор во сне! Поэтому проснулся я в угнетённом состоянии. За окном и вправду шёл дождь, прозрачный дождь в тёмной ночи, невидимый для глаз.
Я решил поговорить с ней, без разницы о чём.
Весь следующий день, пока шли занятия в школе, я витал в облаках и придумал не менее десяти способов завести разговор. После уроков я практически бегом устремился к её дому и, только прибыв на место, понял, что все способы будут обречены на провал, если сперва я не решу проблему, как увидеть её. Может, стоило постучать в дверь? Так что я продолжил свой путь. Дождь перестал, на пристани царило оживление. Подойдя ближе, я увидел, что народ столпился в очередь за рыбой. Это был свежий улов, и продавался он по бросовой цене.