— В области литературы Анна Ахматова и Михаил Зощенко, а такие же политические хулиганы от литературы, как…
А подполковник Гурьев по кафедре кулаком:
— Молчать!..
После паузы, уже совладав с собой, сказал:
— Что за безграмотность, Мезенцев? Не говорят культурные люди: «В области литературы». Такое в «ликбезе» можно было услышать, но ведь то была именно ликвидация всеобщей безграмотности, и, с позволения сказать, выражались так полуграмотные люди. По-русски не говорят «в области чистописания». Говорят: «В чистописании». Не премии «в области литературы», а «премии по литературе». Не уродуйте русский язык! И так достаёт всех этих «ситуаций», «конкретностей», «проблем», «компенсаций»… Тарабарщина, а не язык…
Нас учат беззаветно верить великим. Чем гранитней вера каждого, тем полноценней общество. Массы — движущая сила, но управляет — вождь. И все мы — для воли вождя, а она — для процветания Родины.
«…Я займу Москву и, какие ни принял бы я меры для избавления от разорения, ничто не поможет. Занятая неприятелем столица похожа на женщину, потерявшую честь: что ни делай после, но честь возвратить невозможно…»
Сколько раз вместо генерала Тучкова 3-го[22] я выслушивал Наполеона в доме смоленского губернатора! Штыковая рана в боку и сабельные — на голове уже не так мучительно беспокоят Тучкова благодаря заботам лейб-медика Ларрея — любимца Наполеона…
Тощеваты на свет фонари, облепленные мотыльками и мошкарой. К тому же свет как бы приглушен сыростью от ливня: всё вокруг счернело, опало, безвольно повисло. Вдоль насыпной песчаной линейки — сонно-неподвижные фигурки дневальных в чёрных, покоробленных влагой шинелях. Трогательно забавна фигурка на самом левом фланге: в расположении 5-й роты. В этой роте воспитанникам 10–11 лет (а ещё недавно принимали семи и восьмилетних малышей). И трёхгранный штык на поясе дневального 5-й роты вроде шпаги, до того длинён. Малышу жутковато, и он жмётся к соседу из 4-й роты.
Юрий Власов на тренировке
Трудности не остановят тех, у кого талант — отрицать смирение. Такой человек везде и всюду будет стремиться к опрокидыванию «непреодолимостей» и всего того, что вяжет движение, во всем многообразии понимания движения. Всегда есть одержимые. Одержимые?.. Но в спорте прошла пора просто сильных и просто мужественных. Силу необходимо добывать в тяжком труде, мужество — воспитывать и прикладывать к будням работы. Лишь такой труд и наделит достойной силой, и приручит победы. Нужны годы прилежного ученичества… и святая уверенность, что ты прав, ты на пути к успеху, ты выберешься…
За моей спиной ряды палаток нашей роты. Я опасаюсь заснуть — и потому не сажусь. Чтобы взбодриться, я излишне часто одергиваю шинель, трёхгранный штык в чехле на ремне, повязку дневального. Шаги по сырой земле бесшумны. Я держусь подальше от деревьев: чуть тронет ветер или заденешь плечом и обдаёт капелью не хуже дождя. Говорить с соседом — дневальным 2-й роты — нет охоты, да и не положено. Веки тяжёлые. Так тянет в палатку на нары. Хорошо, что сегодня ещё не холодно. Ночное дневальство от двух до пяти самое паскудное.
Каждые сорок минут проходит патруль из ребят нашей роты-выпускников. За плечами боевые карабины. Штыки примкнуты. Маршрут определён строго: крайняя точка с тыла — водонапорная башня за стеной леса. Там тоже стоит наш, из выпускников, но уже часовым, с боевым карабином. Незавидный пост. Чащобный лес сразу в нескольких шагах. Приказ суров: охранять воду от возможного отравления. Пост введён не столь давно, после распоряжения из округа.
Майор Студеникин появился неожиданно.
Я вскинулся и приложил руку к фуражке. Дежурный по 3-й роте не относится к числу лиц, которым я обязан отдавать рапорт. Впрочем, с отбоя и до подъема рапорт не отдаётся вовсе.
Зашевелился дневальный 2-й роты, — стало быть, дремал.
Майор кивнул на скамейку под грибком:
— Хочется посидеть?
— Никак нет, товарищ майор.
— Садись, садись, — сказал майор по-домашнему. — Со мной можно, Шмелёв.
И я сел рядом с ним по ту сторону скамейки под грибком, которую не омочил ливень. Майор сидел лицом к фонарю, и я видел его улыбку, правда, смутно, неразборчиво.
И я услышал от него рассказ о трёхсуточном марше его батальона в 1943-м. Семьдесят шесть часов колонна пробивалась по снежной целине: через каждые четыре часа — тридцать минут на привал. На счастье, морозы даже ночью не превышали десяти градусов.
Майор закурил, и красный огонёк папиросы, разгораясь, высветил тонкие губы, нервные крылья носа и великоватый сухой нос. Майору двадцать шесть. Он кавалерийски прям в стане и поджаро энергичен каждым движением. Я завидую его шести орденам и одиннадцати медалям, завидую ранениям: двум лёгким и одному тяжёлому. И ещё — скрученной в вихор полуседой пряди. В училище за ним прозвище Студебеккер, а жены — Эммочка, хотя её зовут иначе. Прозвали так из-за созвучия («ассонанса», как выразился Петька Шувалов), впрочем, как и самого майора: Студеникин — Студебеккер. Это своего рода дань автомобильному прошлому войны: лендлизовским американским грузовикам и нашей «эмке». Портят лицо майора вставные передние зубы из нержавеющей стали.
Майор поднялся и нетвёрдой походкой изобразил, как засыпали люди на ходу. И как, сбиваясь, брели в сторону, не открывая глаз. И как ему вовсе не пришлось спать: «Ну разве минут по десять — пятнадцать». После шестого привала он не мог растолкать даже ротных. Батальон должен был уложиться с маршем за трое суток, но опоздал на… два часа. И майор избежал трибунала лишь из-за успеха боя: задача была выполнена. Батальон с марша вступил в бой. Их очень ждали.
— Вот что наскрёб после от батальона, а был собран по штату. — И майор несколько раз ткнул растопыренной пятернёй в сторону фонаря…
В училище майор три года командовал нашим взводом, его совсем недавно перевели на 4-й взвод нашей роты — и вдруг исчез. Вечером, спустя неделю после зимних каникул, когда каждый за своей партой готовил уроки, он неожиданно зло шлёпнул ладонью по кафедре, обхватил голову и зарыдал. Ребята из 4-го обалдели, а на другой день майор не явился на службу. Офицеры до сих пор делают вид, будто ничего не случилось, наотрез отказываясь что-либо объяснять.
Но мы-то знаем: комиссия!
С января в училище — комиссия. Никто не уведомлен о её существовании и не видел её членов — посторонние в училище, как на ладони, — однако все знают: она есть и последствия её работы очевидны. Её задача — чистка всего личного состава…
Через две недели за нашим Студебеккером исчез командир 3-й роты гвардии капитан Донецкий — любимец всех поколений «кадетов». В своё время и мы побывали под его началом. Грузноватый, в летах, он не выделялся ни выправкой, ни пристрастием к «шагистике». И всё же он был именно «военной косточкой». В его приверженности службе и следа не было от рисовки, упоения властью, угодливости перед начальством. Он никогда не повышал голос, в чем не отказывает себе отнюдь не только Миссис Морли или капитан Зыков… И сейчас вижу седую благородную голову с карими спокойными глазами. И я не выдумываю: они всегда казались печальными. И в обращении с нами у него присутствовало нечто бережливо-терпеливое. Правда, у него было слишком мало улыбок.
Донецкий походил на матёрого, умного, травленого зверя. В прошлом его, несомненно, отличала недюжинная сила. Она не только угадывалась в развороте сутуловатых, затяжелённых плеч и крупных кистях, унаследованных от привычки предков к труду, но и сквозила в неторопливости и достоинстве повадок и какой-то породистой, неделанной невозмутимости. И странно не соответствовало это звание: командир роты — капитан, когда почти все офицеры-воспитатели, то бишь его подчинённые, — три молодых майора и даже один подполковник. А мы, сто с лишним воспитанников, не замечали эти золотые погоны с единственным узким просветом — погоны младшего офицера: гвардии капитан Донецкий как бы заслонял их, хотя погоны для нас всегда имеют важнейшее значение. Ведь погоны не только старшинство в воинской службе, но и выделение способных. Рядом с гвардии капитаном Донецким Миссис Морли смахивал на заносчивую нахальную таксу, а неутомимый придира, резонёр и матерщинник, однако до чрезвычайности расторопный майор Журавлёв по прозвищу Пан, произведённый перед Новым годом в подполковники, представлялся каким-то игрушечным, выдуманным, ненастоящим. Гвардии капитан Донецкий исчез также незаметно, а его место занял Пан. Перед исчезновением Донецкий командовал одной из рот малышей. Впрочем, Пан очень скоро получил назначение в строевую часть на батальон, а его место занял подполковник Рогов.
Лёвка Брегвадзе со своими способностями вынюхивать где-то прослышал, будто гвардии капитан Донецкий в прошлом был белым казачьим офицером — есаулом, после добровольно перешёл на сторону красных, миновал все проверки, отлично воевал, после закончил Казанское пехотное, дрался и за финскую, и Отечественную четыре ордена и столько же медалей.
Женька Черкасов из 1-го взвода якобы повстречал бывшего гвардии капитана в замызганном ватнике, худым, небритым, без головного убора, Ходили слухи, будто он лишён звания, наград и вкалывает на Шарикоподшипнике грузчиком.
— Вот так столкнулись, — уверял нас Женька, — а гвардии капитан будто и не узнал. Я было честь дёрнулся отдать, да… ватник нараспашку, под ним — гимнастёрка без орденов и нашивок, да ещё в грязных пятнах, подворотничка нет, пуговицы нечищеные. Щёки — серые от щетины. Вéки, будто кимарит на ходу. По губам болячки…
— Знаешь, что я тебе скажу, — перебил его Кайзер, всем своим видом показывая, что не потерпит любого ответа, будет драться. — Я тебе вот, что скажу… — Кайзер выругался, — распоследняя ты б… не отдал честь достойному человеку. Он на твоё воспитание, дурак, столько труда и забот положил… У тебя хоть от чести, что нибудь есть?..