– Держи карман шире!
– Нет, ты послушай… я же вижу, ты последнее время сама не своя, то смеешься, то плачешь, глаза блестят! Думаешь, мне легко? А что я могу?
Он помолчал.
– Мама, видно, как чувствовала, с ящерицей этой. Я, правда, хотел, чтобы мы отложили эти деньги – на черный день, знаешь… а впрочем, какого черта – поехали лучше отдыхать! Когда еще удастся? Ты куда хочешь? На Канары эти паршивые?
Она всхлипнула.
– Нет… не знаю…
– Если уж отдыхать, то по высшему разряду. Лазурный Берег, пять звездочек – отель, пять – коньяк, шампанское, омары… все такое… прогулка на белой лошади… Позвони в турагентство, а? Узнай, что у них есть на ближайшее время.
– Да я уже… вот проспекты…
Вытерла слезы.
– Эк ты быстро, – неодобрительно произнес Рюша.
Она окинула взглядом разложенные на постели платья – ни одно не годилось. Нет, вообще вполне пристойные, сейчас что ни носи, все пристойно, но с Лазурным Берегом они как-то не совмещались. Может, там купить? Рюша, конечно, вряд ли одобрит, но это же сущие пустяки по сравнению с остальными расходами… можно и не покупать во всяких там фирменных магазинах – порыться на развалах тоже одно удовольствие.
Жаркая улочка, перечеркнутая резкими тенями полосатых куртин, от пестрых витрин режет глаза, из распахнутых дверей лавчонок несется прохладная волна кондиционированного воздуха, и над всем этим – запахи вина и моря, и фруктов, и гниющих водорослей.
В дверь позвонили.
Надо же, как он быстро, подумала, торопясь к двери.
Но это был не Рюша.
– Не сейчас. – Она положила вздрагивающую ладонь Ему на грудь, отталкивая от порога, – уходи, пожалуйста. Рюша сейчас вернется!
– Да видел я его. – Он досадливо поморщился. – Он так спешил, твой Рюша… через лужи прыгал…
Окинул взглядом пестрый ворох на постели.
– Куда это ты собралась?
– Мы едем, – она на миг задохнулась, – с Рюшей едем… туда, на Лазурный Берег… ну, в Италию… или во Францию… все равно!
Он холодно сказал:
– Не делай глупостей.
– Это еще почему? Я так давно хотела…
– Я же сказал – потерпи немного. Я сам тебя увезу!
– Ох! – Она растерянно поглядела на него. – Ведь это были лишь разговоры… игра…
– Какая игра? Я обещал, значит – обещал. Рюша с тобой не поедет.
Она почувствовала, как ноги у нее окатила волна холодного воздуха.
– Что значит – не поедет?
– То и значит. Поедешь со мной. Я тебя не на две недели паршивые увезу. На всю жизнь! Понимаешь?
– Но я… – запнулась. – Не хочу на всю жизнь.
– Раньше ты говорила иначе.
– Это же была игра! – отчаянно вскрикнула она. – Понимаешь? Игра!
– Это тебе так кажется.
Приложила ладонь к горлу, чтобы унять судорогу.
– Что же я? Что же мне теперь? Уходи, уходи пожалуйста!
– И не подумаю, – холодно возразил Он.
Она прислушивалась к звукам лифта, к скрипу тросов и натужному удару, когда он останавливается на их площадке, и потому не услышала: Рюша бежал вверх по лестнице, вприпрыжку, точно мальчик, перемахивая через ступеньки.
И еще потому, что он не стал открывать своим ключом, а нажал на кнопку звонка и держал, пока она, не выдержав этого истошного механического визга, не побежала к двери, зажимая уши руками.
Рюша стоял на пороге, отчаянно хватая ртом воздух, и оттого опять напоминал вытащенную из воды рыбу. Галстук сбился набок.
– Что? – спросила тихо.
– Ящерица! – выдохнул наконец Рюша.
Она молча смотрела на него.
– Я только из подъезда маминого успел выйти. Он на меня и напал. Ударил… сзади, по затылку… и я… Она в кармане пиджака была. В нагрудном…
Он сполз по стене, закрыв лицо руками, с трудом выдавливая сквозь стиснутые пальцы:
– Нет больше ящерицы… что я маме…
– Маме? – истерично выкрикнула. – Что – маме? При чем тут мама? Ничтожество. – Она заплакала. – О господи, какое ничтожество! Ты же ни на что не способен… буквально, ни на что… за что ни берешься, все рушится под твоими руками… недаром мамочка твоя разлюбезная…всю жизнь тебя вот настолько…
– Замолчи! – завизжал он.
– Ты замолчи! Господи! Всю жизнь угробили – на что? Вот на это… на это убожество…
– Замолчи! – Он визжал все громче и уже не напоминал рыбу. – Я хотел, как лучше… я хотел – тебе…
– Мне? – Она вновь задохнулась. – Да если бы ты думал обо мне… я бы…
Она вдруг замолчала, словно неожиданная догадка с размаху вогнала ей слова обратно в рот.
Потом развернулась и, задев плечом плачущего Рюшу, отчего тот еще больше сполз вниз, кинулась в комнату. Комната была пуста. Яркий ворох издевательски расползся по постели.
Она кинулась на балкон – почему-то она совершенно точно знала, что Он на балконе.
Стоял, облокотившись о перила и глядя вниз, на замусоренный двор, точно там происходило что-то очень интересное.
Схватила за плечи, начала трясти с силой, которую не ожидала от себя.
– Отдай! – крикнула. – Отдай!..
Он обернулся, с неожиданной легкостью вырвавшись из ее рук.
– Что отдать? Что с тобой?
– Ящерицу, – завизжала она, и в высоком голосе послышались знакомые Рюшины интонации. – Ящерицу… мамину… его… отдай!
– Да ты с ума сошла, – брезгливо проговорил Он, – не брал я никакой ящерицы.
– Ты… – она цеплялась за него с механическим упорством богомола, – это ты… ради этой штуки все и затеял… выследил меня… это из-за нее! из-за ящерицы! За Рюшей следил… когда ты о ней узнал? Еще когда она ее оценивать носила, да?
Рюша стоял в проеме балконной двери, лицо его было совершенно белым.
– Ты… – еле выговорил он, – что это? С кем это ты разговариваешь, господи боже ты мой!
– С кем? – Она истерически рассмеялась. – С ним, разумеется. Вот он. Познакомься. Спроси у него, где твоя ящерица! Спроси!
– Ты сошла с ума, – повторил Тот, – отпусти.
Рюша тоже оказался рядом – она даже не заметила как.
– Да что ты, – проговорил он робко, – успокойся. Боже мой, я не думал…
– Да! – Теперь Тот тоже орал, лицо искажено – не так, как у Рюши, иначе. – Да! Я ее взял! Это же ради тебя, дура! Все ради тебя! Я же говорил тебе… пусти меня, ах ты тварь!
Руки Рюши оказались совсем рядом – он попытался оттащить ее, дурак такой…
И тут Тот, второй, вырвавшись у нее из рук, сделал одно-единственное движение.
– Заинька, – изумленно пробормотал Рюша. Потом он нелепо взмахнул руками, коротко, страшно и жалобно взвизгнул и, перевалившись через хрупкие перила, рухнул вниз. Он болтал руками и ногами, точно плыл в серой толще воды, опускаясь все ниже и ниже… на самое дно… Прижав руки к горлу, она глядела, как он ударился об асфальт и даже, кажется, подпрыгнул, словно резиновый мячик. Только тогда она обернулась – такой же, как у Рюши, страшный и жалобный визг душил ее, потому что никак не мог вырваться наружу.
Балкон был пуст.
Комната тоже – она, шатаясь, пересекла ее, направляясь в кухню, потом в коридор, где на полу, точно пустой кокон, нелепо вывихнув рукава, валялось Рюшино пальто. Ключ торчал в замке. Она молча, отчаянно, всем телом бросилась на дверь.
Заперто.
Изнутри.
Заперто изнутри.
Она так же молча прошла обратно – по совершенно пустой квартире, заглядывая в кухню – под мойку, в комнату – под тахту и даже в платяной шкаф, который, освобожденный от вороха пестрых тряпок, был издевательски пуст.
Потом села на кровать и подперла голову рукой.
Звонок!
Ринулась к двери, ломая ногти, повернула ключ в замке.
Никого.
Только тогда она поняла, что звонит телефон на столике под зеркалом. Придерживаясь рукой за стену, подошла.
– Это ты, голубушка? – раздался в трубке голос Ираиды. – А Рюша где?
Она издала какой-то неопределенный звук.
– Он вчера обещал, что зайдет. Я слесаря вызвала – всегда лучше, когда этими делами занимается мужчина, ты меня понимаешь…
– Он… – с трудом вытолкнула она, – разве он…
– Забыл? Рюша? Впрочем, он последнее время какой-то потерянный, не находишь? На работе не ладится? Он же гордый, Рюша, нипочем не скажет. Ты бы с ним помягче, милочка.
– Ираида… Евгеньевна. – Она поняла, что еще способна разговаривать. Ненадолго, но – способна. – Рюша мне рассказывал… Вы собирались продать ящерицу…
– Ящерицу? – холодно удивилась Ираида. – У меня, по-твоему, что, террариум?
– Нет, это Фаберже… драгоценность…
– Господь с тобой, милочка! Откуда у меня драгоценности? То-то ты все намекала недавно… Не знаю, что ты себе в голову вбила, но если ты думаешь, что мама мне хоть что-то оставила, ты, милая моя, очень ошибаешься. Да я же, когда их посадили, по поездам побиралась! Мама тогда все отдала, все, что было… от следователя откупиться – отчим-то вдрызг проворовался… а что не отдала, они сами выгребли. С конфискацией…
– Как… проворовался? – с трудом выговорила она. – Он ведь… крупный деятель был… директор завода. Он за измену родине…
– Вот именно, что директор завода. Впрочем, он и директором завода-то не был… Так, зам по хозчасти. Гнусный тип был, доложу тебе… маму в свои махинации эти вовлек – она ради него на все готова была.
– А Рюша… мне говорил…
– Рюша говорил то, что я ему говорила. И не ему даже… Борису, отцу его. В семье легенда должна жить, ты понимаешь? Это мы, женщины, можем правде в глаза смотреть. Ящерица, надо же! И откуда он взял только? Хотя… помню, в детстве, «Хозяйкой медной горы» зачитывался – терпеть не могу этот псевдофольклор. Ты уверена, что у вас все в порядке, милочка?
Балконная дверь хлопнула. Она подняла голову, настороженно вслушиваясь.
Нет. Ветер.
– Да, – сказала она спокойно. – Все в порядке.
Прощай, мой ангелПовесть
Народу на площади Воссоединения было полным-полно – как всегда по вечерам… Мне пришлось долго крутить головой, прежде чем я отыскал Кима, который сидел на скамеечке у памятника. Крылатый Георгий с копьем наперевес пикировал на крылатого же дракона – подсвеченная заходящим солнцем скульптурная группа и впрямь казалась залитой кровью.