– Надо этот кабель перерубить? – Щенин рвался в бой на чистом адреналине.
– А зачем? Пусть печатают своего альфа-пилота. Нам не жалко. Для нас главное – отцепить антенну, не распыляясь на ерунду.
«Великодушно», – подумал я.
А еще я подумал, что большинство людей, под началом которых мне приходилось служить, непременно кабель отключили бы. Либо просто из любви к силовым решениям, либо из ненависти к химероидам. Либо еще из каких-нибудь соображений. А Литке – Литке оказался не такой. Лучше. И это вызывало неподдельное уважение.
Впрочем, всё это я подумал сгоряча. Потому что если бы мы в ту секунду отключили антенну, то пилот остался бы хотя и напечатанным, но неодухотворенным.
А ведь именно этим Литке и собирался заняться – отключить антенну. В общем, сумбур моих мыслей вполне соответствовал хаосу происходящего…
Первым в проем подъемника шагнул Литке.
За ним – мы.
Короткая перебежка – и вот мы уже у консоли управления антенной.
Впервые в жизни я видел так близко инопланетную приборную доску. И, надо сказать, вид она имела… совершенно инопланетный.
Сама по себе консоль была выполнена в лаконичной манере: несколько выстроенных в ряд острых конусов. Но эти конусы служили голографическими проекторами, благодаря чему над консолью бушевал шторм разноцветных форм и образов.
Причем, несмотря на нечеловеческую семантику, я сразу понял, какая информация голограммами отображалась.
Там был поток тахионов, ежесекундно меняющий плотность и угол наклона.
Была и антенна – причем выраженная не своей физической формой (решетка со штырями), но – динамической диаграммой фактической принимающей способности.
Диаграмма эта представляла собой набор пятен, которые вели себя примерно как стадо баранов: то сбивались в тесную отару, то разбредались по сторонам.
Каждый «баран», как я сразу догадался (сообразительность у меня прям зашкаливала в тот день!), отвечал одному грибообразному элементу антенны, наполненному отрицательной жидкостью. И, в зависимости от того, как именно шел через него тахионный поток, бит передаваемой информации либо проходил, либо терялся…
Ну и самое главное: инфоматрица альфа-пилота. Или, проще говоря, его «душа».
Она тоже была видна!
Мечты средневековых схоластов сбылись! Конечно, душа выглядела вовсе не как человечек с крылышками, но как набор передаваемых инфопакетов, и была теснейшим образом переплетена с ливнем тахионов, хлещущим антенну.
Вся принятая часть души альфа-пилота отображалась в углу как растущая желтая лужа. Единственное, что было мне совершенно неясно, это каков процент принятой информации. Десять? Пятьдесят? Девяносто девять?
Точно прочитав мои мысли, Литке сказал:
– Восемьдесят семь процентов, однако… Жаль, что мы не можем себе позволить рисковать.
– Что вы имеете в виду?
– Пора механически отсоединить антенну от Аквариума. Если бы не это – мне лично как ученому и как военному было бы интересно увидеть рождение альфа-пилота из ничего. Щенин, твоя задача – взяться за вон те два рычага и опустить их по моей команде!
Литке указал лучом лазера на два пупырчатых выступа, торчащих из переборки напротив.
– Будет сделано!
Наш командир погрузил обе руки в недра синих голограмм, обрамляющих диаграмму с тахионами.
Где-то под палубой раздалось нарастающее жужжание – я подумал, что наш командир привел в действие механизм, отвечающий за соединение антенны с Аквариумом.
В том, что это какой-то механизм, я не ошибся. А вот с антенной произошел у меня промах.
Стоило Щенину прикоснуться к пупырчатым выступам, как за его спиной в палубе раскрылся люк-диафрагма.
Из люка выскочил зонд, похожий на юлу.
Такой точно зонд мы с Тополем видели среди руин корпуса «Т». Тогда он на наших глазах собрал с пола отрицательную жидкость.
– Осторожно! – крикнул я Щенину, а Тополь без лишних слов вскинул лазерную винтовку и выстрелил.
Увы, он не попал.
В следующий миг зонд обдал Щенина струей отрицательной жидкости.
Выпустил он ее под огромным давлением. Так что летящее крошечными шариками вещество сразу пробило скафандр Щенина в нескольких местах.
Щенин обернулся со словами «Это что еще за па?..»
Слово «пакость» наш друг договорить до конца не успел – горлом пошла кровь.
На этот раз мы выстрелили втроем – я, Тополь и Литке из своего бластера.
Раскаленные куски зонда разлетелись по палубе.
Полведра отрицательной жидкости пролилось на пол.
Но Щенина уже было не спасти – его лицо и взгляд были недвижимы. Маска смерти.
Нелепая гибель Щенина внезапно придала решимости моему другу Тополю. Не дожидаясь приказа Литке, он твердым шагом направился к пупырчатым рубильникам. И, нет никаких сомнений, одним медвежьим движением рванул бы их вниз, если бы дорогу ему не перегородило… удивительное существо!
Это был со всей очевидностью гуманоид.
Ростом и пропорциями со среднего человека. Его походка тоже не напоминала химероидов с их иллюзорной плавностью. Вот почему я не стал стрелять, хотя и прицелился в двуногого из ракетомета.
Голова существа была полностью скрыта шлемом причудливой конструкции – многогранником с блестящими плоскостями. Тело же было будто полиэтиленовой пленкой обернуто – ну, скажем так, на скафандр это похоже не было совсем.
– Не трогайте! Ничего не трогайте, пожалуйста! – отчаянно закричало существо.
И голос, и интонации показались мне смутно знакомыми.
– Профессор?.. Профессор Перов? – догадался я. – Вот так встреча!
Не обращая внимания на мое приветствие, профессор продолжал:
– Если вы повредите установку, человечество утратит свой единственный шанс! Это будет чудовищно! Я никогда не прощу себе этого! Одумайтесь, люди!
– Какой шанс, профессор?
– Шанс послать звездопроходца к далеким светилам! Шанс увидеть миры, недостижимые для современного уровня развития техники!
– Звездопроходца?
– Меня! – пояснил Перов с горячностью, свойственной всему академическому племени. – Мы уже обо всем с ними договорились! Мы стали друзьями! Партнерами! Мы даже решили главную проблему – заменителей чая и кофе, а ведь как я страдал первые дни!
– Послушайте… Чай, кофе… Это, конечно, хорошо. Но неужели вы не скучаете по детям? По внукам? – не удержался от вопроса я.
– Как вам не стыдно спрашивать меня об этом, молодой человек?! Я жертвую всем ради знания! Ради прогресса! Жертвую даже Лилечкой! А вы… Вы шантажируете меня моими чувствами! Прекратите немедленно! – Мне показалось, Перов сейчас заплачет.
Я и впрямь устыдился. Мое ли это дело, в конце концов?
Бог весть в какие психоаналитические кущи забрел бы наш разговор с профессором, но в него, как нож в масло, вошел стальной голос Литке.
– Во-первых, приветствую вас, Тимофей Аркадьевич.
– И я вас приветствую, – ответил профессор кисло. – Кем бы вы ни были.
– Меня зовут Густав Литке, и мы с вами никогда раньше не встречались. Хотя теперь, когда я прошел по вашим следам восемьдесят миллионов километров, я знаю о вас не меньше, чем, к примеру, о своем родном брате Марке…
– И чем только я заслужил такую честь!
– Во-вторых, в свете вашего грядущего межзвездного путешествия к химероидам меня интересует ответ на один вопрос. Если вы действительно предпринимаете его в интересах прогресса, в интересах развития земной науки, то как вы намерены пересылать нам на Землю полученные вами научные результаты?
«А Литке молодчина! – восхитился я. – Всегда блюдет государственный интерес!»
Однако профессора вопрос Литке в тупик не поставил.
– Хорошо, что вы спросили! Я, конечно, тоже много об этом думал. И вот к какому выводу пришел: я буду передавать вам информацию на этот самый тахионный приемник, который вы столь опрометчиво намерены отключить!
– Что же, это вариант, – усмехнулся Литке. – Но вы сейчас с удивительной легкостью на словах распорядились дорогой инопланетной собственностью, которая вообще-то принадлежит химероидам. Где гарантии, что, заполучив альфа-пилота, химероиды не испортят антенну или не заберут ее с собой?
– Заберут? Да она попросту не лезет в звездолет! В собранном виде, по крайней мере… Да и кому она там нужна? На родной планете наших друзей этой отрицательной жидкости – моря разливанные! А уж тахионных приемников…
– А как насчет порчи антенны?
– Знаете, Густав, – в голосе профессора послышалась обида, – химероиды в чем-то… да и не в чем-то, а во многом… нравственно выше и богаче людей. Они никогда не станут ничего портить просто так, чтобы досадить кому-то. Это мы, обезьянье племя, способны на что угодно…
«Стокгольмский синдром, – подумал я. – Притом типичный. Когда террористы начинают нравиться своим заложникам, а их якобы несравненные моральные качества вызывают восхищение».
– Я бы хотел письменных гарантий, – сухо сказал Литке.
«Да не гневи ты бога, Густав Рихардович!» – подумал я, но, конечно, молчал как рыба.
И в этот миг божественное присутствие вдруг обозначилось потоком сочного алого света, затопившего всю нижнюю палубу.
Нет, то был не прожектор.
Не зловещий лазерный целеуказатель.
В Аквариум ворвались лучи Солнца.
Ведь пока мы боролись за консоль управления антенной, пока погибал Щенин, а профессор Перов отстаивал свое право стать первым звездопроходцем человечества, за стенами Аквариума продолжало набирать силу извержение вулкана.
Носовая пирамида, кое-как удерживаемая гнутыми стонущими пиллерсами, наконец оторвалась от основной конструкции и рухнула в ширящийся провал. За ней последовали конструкции полегче, приборы, консоли.
Но самое страшное: со своего места сдвинулся биопринтер с недопечатанным альфа-пилотом!
Интерфейсный кабель, по которому заливалась в устройство инфоматрица, выскочил из гнезда и змеей заплясал по палубе.
– Девяносто восемь процентов! Осталось только два процента! Да что же это такое?! – Перов был в отчаянии, он приплясывал на месте, плотно сжав кулаки.