Первое. Ему нравится Генри.
Второе. Он хочет поцеловать Генри еще раз.
Третье. Возможно, ему уже давно хочется поцеловать Генри. Вероятно, даже хотелось все это время.
Алекс отмечает еще один список в своей голове. Генри. Шаан. Лиам. Хан Соло. Рафаэль Луна с его постоянно расстегнутыми воротниками рубашек.
Сев за стол, он достает папку, которую дала ему мать. КОНТАКТЫ С НАСЕЛЕНИЕМ: КТО ОНИ И КАК К НИМ ПРИБЛИЗИТЬСЯ. Отыскав ярлык ЛГБТК+, он открывает нужные страницы, подписанные почерком матери: «БИ заявляют о себе: экспресс-курс по бисексуалам Америки».
– Я хочу начать прямо сейчас, – говорит Алекс, влетая в зал совещаний.
Мать сдвигает очки на кончик носа, поглядывая на сына поверх кучи бумаг.
– Начать что? Получать за то, что вломился ко мне, когда я работаю?
– Работать, – отвечает Алекс. – Работу в компании. Я не хочу ждать до выпуска. Я уже прочитал все, что ты мне дала, дважды. У меня есть свободное время, и я могу начать прямо сейчас.
Эллен щурится.
– У тебя что, шило в заднице?
– Нет, я просто… – Одно его колено беспокойно дергается. Усилием воли Алекс заставляет его остановиться. – Я готов. Мне осталось учиться меньше семестра. Что мне нужно подтянуть за это время, чтобы приступить к работе? Подтяни меня, тренер.
Именно так днем понедельника, сразу после занятий, Алекс оказывается в головокружительном туре по офисам компании со штатным сотрудником, которому по части пристрастия к кофеину удается уделать даже Алекса. В тот же день ему выдают именной бейдж с фото и выделяют личный стол в небольшой кабинке, которую ему предстоит делить с типичным белым натуралом из среднего класса по имени Хантер, рожа которого так и просит кирпича.
Получив папку с данными по недавним фокус-группам и указание сделать наброски политических идей до конца следующей недели, все оставшееся время Алекс вынужден выносить этого Хантера, засыпающего его сотнями вопросов о матери. Соблюдая профессиональную этику, Алекс удерживается от удара и просто приступает к работе.
Он определенно не думает о Генри.
Он не думает о Генри, когда берет двадцатитрехчасовую неделю работы или когда заполняет оставшиеся свободные часы занятиями, бумагами, долгими пробежками, тройными эспрессо и разнюхиванием сплетен в сенате. Он не думает о Генри, принимая душ или лежа без сна в постели.
Конечно же, это неправда. Он думает о Генри. Постоянно.
Все эти действия обычно помогали. Алекс не может понять, почему они не работают сейчас.
Находясь в офисе, он постоянно крутится возле огромных, исписанных маркерами досок в отделе по опросам общественного мнения, где Нора ежедневно закапывается в графики и таблицы. В силу того, что в подобных кампаниях популярность равнозначна мастерству, она легко сближается с коллегами. Кроме того, никто не может работать с цифрами лучше, чем Нора.
Не то чтобы Алекс завидует. Он популярен в кругу своих коллег – его самого то и дело зажимают в углу у кофеварки, чтобы узнать мнение по чьим-то наработкам, и приглашают выпить после работы. По меньшей мере четверо разнополых сотрудников пытались к нему подкатывать, а Хантер все не отказывается от идеи убедить Алекса посетить шоу с его импровизациями. Сидя над чашкой кофе, он мило улыбается и отпускает саркастичные шутки, доказывая всем, что перед очарованием Алекса Клермонта-Диаса сложно устоять.
Однако Нора заводит друзей, а Алекс – знакомых, считающих, что знают его, лишь потому, что читали о нем статьи в журналах, не говоря уже о прекрасных молодых людях, которые хотят затащить его в постель после вечера в баре. Ничто из этого его не устраивает и не устраивало никогда, но сейчас в особенности – сейчас, когда есть Генри, который знает его. Генри, который видел Алекса в очках, терпел его выходки и который, судя по поцелую, хочет именно его, а не идею отношений с сыном президента.
Так все и есть, и Генри находится там, в его мыслях, в заметках по учебе, в рабочем закутке и в каждом идиотском дне Алекса независимо от того, сколько шотов эспрессо он заливает в себя за день.
Тут могла бы помочь Нора, если бы она не зарылась по уши в результаты опросов. Когда его подруга настолько поглощена работой, беседа с ней похожа на попытку осмысленного разговора с высокоскоростным компьютером, который любит чипотле[25] и потешается над твоим внешним видом.
Однако она его лучший друг и вроде как бисексуалка. Нора ни с кем не встречается – у нее нет на это ни времени, ни желания, но если бы решилась, то, по ее словам, она выбирала бы среди стажеров. Таким образом, она осведомлена в этой теме так же, как и в любой другой.
– Привет, – произносит она, сидя на полу, когда Алекс бросает упаковку с буррито и пакет с чипсами и гуакамоле на кофейный столик. – Тебе придется класть гуакамоле ложкой мне прямо в рот, потому что обе мои руки будут заняты все следующие сорок восемь часов.
Бабушка и дедушка Норы, вице-президент и его супруга, живут возле Военно-морской обсерватории США, а ее родители – на окраине Монпелье в штате Вермонт. Сама Нора по-прежнему обитает все в той же просторной однушке в Колумбия Хайтс с тех пор, как перевелась из Массачусетского технологического в Университет Джорджа Вашингтона. Ее квартирка ломится от книг и цветов, за которыми Нора ухаживает в соответствии с тщательно разработанными графиками поливов. В этот вечер она сидит на полу своей гостиной в окружении светящихся экранов, словно проводя спиритический сеанс.
По левую руку от Норы экран ее рабочего ноутбука показывает не поддающуюся никакой расшифровке страницу с данными и столбиковыми диаграммами. Справа ее личный компьютер грузит данные сразу с трех агрегаторов одновременно.
Телевизор прямо перед ней крутит выпуск предвыборных дебатов республиканцев, в то время как планшет на коленях показывает эпизод «Королевских гонок». В одной ее руке лежит айфон, и, когда Нора поворачивает голову и смотрит на него, Алекс слышит тихий свист исходящего сообщения.
– Барбакоа?[26] – с надеждой спрашивает она.
– Мы уже обсуждали это сегодня, поэтому очевидно.
– Вот и мой будущий муженек, – хихикает Нора, потянувшись, чтобы достать буррито из пакета. Разорвав фольгу, она тут же сует его себе в рот.
– Я не женюсь на тебе, пока ты ешь буррито вот так, – говорит Алекс, смотря на жующую Нору. Из ее рта вываливается фасолина и приземляется на клавиатуру.
– Ты разве не из Техаса? – спрашивает она с набитым ртом. – Я видела, как ты разом осушал целую бутылку соуса барбекю. Следи за собой, иначе вместо тебя я женюсь на Джун.
Это может быть отличным началом «беседы». Эй, замечаешь, как ты вечно шутишь о том, чтобы встречаться с Джун? Что ж, что, если бы я встречался с парнем? Не очень-то он и хочет встречаться с Генри. Совсем не хочет. Никогда. Но… чисто гипотетически…
В следующие двадцать минут Нора разражается заумной тирадой о своем новом подходе к мажоритарному алгоритму какого-то Бойера-Мура, переменных и о том, как это может быть использовано для ее работы в кампании. Внимание Алекса то и дело ускользает. Ожидая, когда Нора, наконец, сдастся, он собирает всю свою смелость для предстоящего разговора.
– Итак, эм… – предпринимает попытку Алекс, когда Нора прерывается на буррито. – Помнишь, как мы встречались?
Нора проглатывает огромный кусок и ухмыляется.
– Еще как помню, Алехандро.
Алекс подавляет смешок.
– Поэтому, зная меня настолько хорошо…
– В библейском смысле.
– Каковы шансы на то, что мне могут нравиться парни?
Нора застывает, затем склоняет голову набок и произносит:
– Семьдесят восемь процентов вероятность скрытой бисексуальной наклонности. Стопроцентная вероятность того, что этот вопрос – не гипотетический.
– Да, в общем… – Он прокашливается. – Произошла странная вещь. Ты же помнишь, что Генри был на новогоднем вечере? Короче говоря… он поцеловал меня.
– Серьезно? – переспрашивает Нора, затем одобрительно кивает. – Славно.
Алекс таращится на нее.
– Ты не удивлена?
– Да нет. – Она пожимает плечами. – Он гей, а ты невероятно горяч, так что…
Алекс подскакивает так быстро, что чуть не роняет свой буррито на пол.
– Подожди-подожди. С чего ты взяла, что он гей? Это он тебе сказал?
– Нет, я просто… ну, понимаешь… – Нора жестами изображает свой обычный мыслительный процесс в голове – столь же непостижимый, как и весь ее мозг. – Исследовав его модель поведения и данные, я сложила их в логические умозаключения. Он гей. И всегда был им.
– Я… Что?!
– Чувак. Ты вообще знаком с ним? Вы же вроде как лучшие друзья? Он – гей. Это же ясно как день. Неужели ты не знал?
Алекс беспомощно поднимает руки.
– Нет?
– Алекс, я считала, что ты умен.
– Я тоже! Как он мог наброситься на меня с поцелуем, даже не предупредив, что он гей?
– Ну… – Нора предполагает, – возможно, он считал, что ты знаешь?
– Но он постоянно встречается с девушками.
– Ага, потому что принцам не позволено быть геями, – отвечает Нора так, словно это самый очевидный факт на свете. – Почему, по-твоему, их постоянно фотографируют с девчонками?
Обдумав это пару секунд, Алекс вспоминает, что паниковать по поводу своей ориентации сейчас должен он, а не Генри.
– Ладно. Подожди. Боже. Можем мы вернуться к той части с поцелуем?
– О-о-о, да, – отвечает Нора, слизнув брызги гуакамоле с экрана телефона. – С радостью. Он хорошо целуется? Это было с языком? Тебе понравилось?
– Забей, – тут же отвечает Алекс. – Забудь о том, что я спросил.
– С каких пор ты стал таким недотрогой? – спрашивает Нора. – В прошлом году ты заставил меня выслушать каждую омерзительную деталь о том, как ты развлекался с Эмбер Форрестер, той девчонкой со стажировки Джун.
– Даже не начинай