Не теряясь, одной своей ногой Генри захватывает бедро Алекса, забыв обо всех королевских приличиях. Алекс уже не в первый раз отмечает, что Генри – совсем не такой, каким он себе его представлял. Однако чувствовать его так близко, ощущать в нем тихий огонь и сдерживаемые чувства под идеальным внешним лоском, видеть в нем того, кто хочет и получает, – все это вызывает в Алексе совсем иные чувства.
Он опускает ладонь на бедро Генри и ощущает его мускулы под гладкой тканью. Двигая рукой вверх, все выше и выше, он вдруг чувствует, как ладонь Генри опускается на его ладонь и впивается в кожу ногтями.
– Время вышло, – слышится голос Эми из щели между дверьми.
Оба застывают. Алекс тут же вскакивает на ноги. Ощутив неожиданный, невольный толчок бедер Генри, Алекс ругается.
– Я труп, – беспомощно произносит Генри.
– Я уничтожу тебя, – говорит ему Алекс.
– Именно так, – соглашается принц.
Алекс делает неуверенный шаг назад.
– Скоро сюда начнут приходить люди, – говорит он, наклоняясь и пытаясь не упасть, пока поднимает подсвечник, чтобы поставить его обратно на стол. Пошатываясь, Генри встает на ноги. Его рубашка расстегнута, волосы на голове спутаны. В панике Алекс тянется к нему, пытаясь пригладить их обратно на место.
– Черт, ты выглядишь… черт.
Теребя подол рубашки, Генри с огромными от ужаса глазами вполголоса напевает «Боже, храни королеву».
– Что ты делаешь?
– Господи, я пытаюсь сделать так, чтобы это исчезло, – совсем не элегантно принц указывает на промежность своих штанов.
Весьма демонстративно Алекс не смотрит туда, куда указывает Генри.
– Ладно, – произносит он. – Вот как мы поступим. Весь остаток вечера ты будешь держаться от меня на расстоянии нескольких сотен шагов, иначе я сделаю что-то, о чем буду глубоко сожалеть, прямо на глазах у всех этих важных персон.
– Договорились…
– А затем, – говорит Алекс и вновь хватает галстук Генри прямо у самого основания, притягивая к себе его губы и оставаясь всего в дюйме от них. Он слышит, как Генри шумно сглатывает, и ему хочется последовать за этим звуком, опустившимся по его горлу. – Затем ты придешь в Восточную спальню на втором этаже сегодня, в одиннадцать, и я буду делать с тобой очень плохие вещи. А если ты вновь станешь игнорировать меня, то я внесу тебя в черный список полетов. Ты понял меня?
Генри подавляет звук, рвущийся из его горла, и отрывисто отвечает:
– Прекрасно понял.
Что ж, похоже, Алекс все-таки спятил.
10:48. Он начинает расхаживать по комнате.
Швырнув пиджак и галстук на спинку стула, едва вернувшись в свою спальню, он расстегивает две верхние пуговицы рубашки и хватается руками за волосы.
Все хорошо. Все хорошо.
Это определенно была ужасная идея. Но все хорошо.
Алекс не уверен, стоит ли ему снять с себя что-то еще из одежды. У него нет времени изучить правила дресс-кода по приему своего заклятого-врага-превратившегося-в-лучшего-друга, который вот-вот должен зайти в его комнату, чтобы заняться сексом. В особенности если эта комната находится в Белом доме, а другом является гей, который, ко всему прочему, еще и принц Англии.
Свет в комнате приглушен – горит одна-единственная лампа в углу у дивана, размывая темно-синие тона стен. Алекс переносит все документы по кампании с кровати на стол и поправляет постельное белье. Затем смотрит на старинный камин, резные детали облицовки которого такие же древние, как и эта страна. Может, это и не Кенсингтонский дворец, но выглядит все вполне прилично.
Боже, если бы какие-то призраки отцов-основателей решили погулять этим вечером в стенах Белого дома, им пришлось бы нелегко.
Алекс пытается не думать о том, что будет дальше.
Возможно, у него не было практики, но он преуспевает в теории. У него есть схемы и графики. Он справится.
Он действительно очень этого хочет – в этом он абсолютно уверен.
Алекс прикрывает глаза и опирается кончиками пальцев о прохладную поверхность рабочего стола, прикасаясь к бумагам. Его сознание переносится к Генри, плавным линиям его костюма, его дыханию, касавшемуся щеки Алекса, когда он его целовал. В животе у него творится такое, что он решает никогда и никому об этом не рассказывать.
Генри. Принц. Генри, тот парень из сада. Генри, который окажется в его постели.
Алекс напоминает себе, что у него даже нет к нему чувств. Ну серьезно.
Раздается стук. Алекс проверяет телефон: 10:54.
Он открывает дверь и медленно выдыхает, увидев Генри. Он не знает, позволял ли он когда-либо себе просто посмотреть на него.
Генри, высокий и прекрасный, наполовину король – наполовину кинозвезда, с губами цвета красного вина. Оставив в комнате пиджак и галстук, он остается в рубашке, рукава которой закатаны до локтей. Уголки его рта выдают волнение, но он лишь улыбается и произносит:
– Прости, я рано.
Алекс прикусывает губу.
– Ты нормально сюда добрался?
– Мне помогла одна из агентов, – отвечает Генри. – Кажется, ее зовут Эми.
Алекс улыбается во весь рот.
– Заходи.
Ухмылка Генри расплывается по всему его лицу. Это не та улыбка, что он изображает для фотосессий, а искренняя, открытая и заразительная. Кончиками пальцев он дотрагивается до локтя Алекса, и он следует за его движением, ступив босыми ступнями между ногами принца, обутыми в строгие туфли. Ощутив на себе дыхание Генри, когда кончики их носов соприкасаются, он улыбается в долгожданном поцелуе.
Генри захлопывает дверь, закрыв ее на замок, и скользит одной рукой по задней части шеи Алекса, лаская ее. Этот его поцелуй отличался от прежнего – он более размеренный, осознанный и мягкий. Алекс не понимает, почему и что ему с этим делать.
Он тянет Генри за талию, резко прижав его тело к своему. Ответив на поцелуй, он позволяет Генри сделать все так, как того хочет сам Генри. Поцелуй получается именно таким, каким Алекс представлял себе поцелуй Прекрасного Принца: сладким и глубоким, будто оба стоят на рассвете у какого-нибудь сраного причала. Он почти чувствует ветер в своих волосах. С ума сойти.
Оторвавшись, Генри спрашивает:
– Как ты хочешь сделать это?
Алекс неожиданно вспоминает, что вся эта ситуация едва ли напоминает рассвет у причала. Схватив Генри за расстегнутый воротник, он слегка толкает его и говорит:
– Ложись на диван.
Затаив дыхание, Генри повинуется. Алекс встает над ним, смотря на его пухлые розовые губы и чувствуя, словно стоит на грани высокого и очень опасного обрыва, не собираясь отступать назад. Генри жадно смотрит на него, выжидая.
– Ты неделями избегал меня, – говорит Алекс, разводя ноги, чтобы оседлать Генри. Он наклоняется вниз и опирается одной рукой на диван, а другой дотрагивается до чувствительной ложбинки на шее Генри. – Ты встречался с девчонкой.
– Я гей, – вот так запросто заявляет Генри. Одну ладонь он кладет Алексу на бедро, и тот резко вздыхает, сам не понимая, от чего именно – от прикосновения или от того, что Генри, наконец, признался во всем вслух. – Член королевской семьи не может демонстрировать такое в открытую. И я боялся, что ты убьешь меня за тот поцелуй.
– Тогда зачем ты сделал это? – спрашивает Алекс, наклоняясь к шее Генри и покрывая поцелуями чувствительную кожу за ухом. Он чувствует, как принц задерживает дыхание.
– Потому что я… я надеялся, что ты не станешь. Ну… убивать меня за это. Я… подозревал, что ты тоже хочешь меня, – говорит Генри, тихо выдохнув, когда Алекс слегка прикусывает кожу на его шее.
– Или я так думал, пока не увидел вас с Норой, и я… ревновал… и я был пьян и вел себя, как идиот, который устал ждать чужого ответа, чтобы открыться самому.
– Ты ревновал, – повторяет Алекс. – Ты хочешь меня.
Обеими руками Генри хватает Алекса и прижимает к себе. Его глаза вспыхивают, а голос приобретает низкий и томный оттенок, которого Алекс прежде не слышал.
– Да, напыщенный ты идиот, я хочу тебя уже так давно, что не позволю тебе мучить себя ни одной гребаной секундой дольше.
Оказывается, подчиняться королевскому тону Генри охренеть как возбуждает, думает Алекс, когда принц увлекает его своим горячим поцелуем. Так что на хер причалы.
Генри хватает Алекса за бедра, притянув к себе так близко, что Алекс оказывается верхом, прижатым вплотную к его телу. Теперь они целуются более настойчиво, покусывая губы друг друга, как тогда в Красной комнате. Все не может быть таким идеальным – это просто бессмысленно, – но именно таким оно и оказывается. Между ними есть нечто особенное – то, что они разжигают друг в друге. Алекс – своей неудержимой энергией, а Генри – страстной уверенностью.
Прижавшись к Генри, Алекс стонет, ощутив под собой отвердевший бугорок, а принц ругается в ответ, впиваясь в губы Алекса. Поцелуи становятся сумасшедшими, порывистыми, развратными. Алекс теряет себя в объятиях и прикосновениях губ Генри и этом сладком беспамятстве. Зарывшись пальцами в волосы Генри, он чувствует, что они такие же мягкие, роскошные и густые, как он себе и представлял, часами смотря на фото в журнале. Растаяв под его прикосновением, Генри обхватывает руками его талию и прижимает Алекса еще крепче, не желая отпускать. Впрочем, Алекс никуда и не собирается.
Алекс целует Генри до тех пор, пока ему не становится нечем дышать – до тех пор, пока он не чувствует, что готов забыть их имена и титулы, став лишь одним из тех переплетенных в объятиях друг друга людей в этой темной комнате, стоящих на пороге восхитительной, грандиозной и неотвратимой ошибки.
Ему удается расстегнуть две пуговицы на рубашке Генри, прежде чем тот берется за подол и стаскивает ее через голову, облегчая Алексу задачу. Пытаясь преодолеть восхищение перед гибкостью его рук, Алекс отгоняет мысли о классическом фортепиано и о том, какими отточенными и гладкими движениями наградила Генри многолетняя игра в поло.
– Подожди, – просит Генри, и Алекс уже почти стонет в возмущении, но принц откидывается назад и кладет палец ему на губы. – Я хочу… – заговорив, он делает паузу, выглядя так, словно с трудом сдерживается от того, чтобы не съежиться. Зате