Алекс считает, что по большей части сестра ошибалась на его счет. Ему не обязательно придется выбирать между политикой и всей этой темой с Генри. Да и не так уж он и спешит со своей карьерой. Но… остается же еще та техасская папка. И понимание того, что есть другие штаты вроде Техаса и миллионы других людей, которым нужен кто-то, кто станет за них бороться. И тут же чувство где-то пониже спины вспыхивает в нем, говоря, что внутри него еще остаются силы сражаться! Силы, которые нужно направить в правильную сторону.
Он может стать юристом.
Каждый раз, смотря на свою техасскую папку, Алекс знает, что она может проложить ему дорогу на юридический – туда, где предпочли бы видеть его родители вместо того, чтобы он с головой нырнул в политику. Но он всегда, всегда говорил «нет». Он не любит ждать. Не любит тратить время на то, чтобы поступать так, как говорят другие.
Алекс никогда не задумывался о других вариантах, кроме того, что лежит сейчас прямо перед ним. Но, возможно, ему и следовало бы.
– Сейчас самый подходящий момент, чтобы сказать тебе, что очень сексуальный и очень богатый лучший друг Генри в буквальном смысле влюблен в тебя? – спрашивает Алекс у Джун. – Он же вроде миллиардера-гения и маниакально помешанного мечтателя-филантропа. Думаю, тебе бы это пришлось по душе.
– Прошу тебя, заткнись, – отвечает она и забирает у него мороженое.
Как только Джун обо всем узнает, их круг «посвященных» расширяется до семи человек.
До Генри большинство романтических связей Алекса (после вступления матери в должность) были единичными инцидентами. Чаще всего Кэш или Эми отбирали у них телефоны прямо перед самим действом, сразу после завершения тыкая на пунктирную линию в соглашении о конфиденциальности. Эми проделывала это с профессионализмом робота, Кэш – с видом капитана круизного лайнера. Не поставить в известность этих двоих не удалось бы никак.
Кроме них есть Шаан – единственный член королевского персонала, который знает, что Генри – гей. Не считая, конечно же, его психолога. В действительности, Шаана не особо беспокоят сексуальные предпочтения Генри, пока они не доставляют неприятностей ему самому. Он непревзойденный профессионал. Одетый в безукоризненно пошитый костюм от Тома Форда, он никогда ни о чем не волновался. Его привязанность к своему начальнику проявляется лишь в том, что он ухаживает за ним, как за любимым комнатным растением. Шаан в курсе по той же причине, что и Эми, и Кэш: из абсолютной необходимости.
Еще есть Нора, на лице которой появляется самодовольная ухмылка каждый раз, когда всплывает эта тема. Помимо прочих – Би, которая узнала обо всем, ворвавшись в один из их полуночных сеансов в FaceTime и оставив Генри нервно заикаться и бросая на него многозначительные взгляды в течение следующих полутора дней.
Из них всех Пез, судя по всему, был в курсе с самого начала. Алекс догадывается, что тот должен был потребовать объяснений в тот же момент, когда Генри буквально заставил их бежать из страны под покровом ночи сразу же после того, как сунул свой язык Алексу в рот в саду Кеннеди.
Именно Пез берет трубку, когда Алекс набирает Генри по FaceTime в четыре утра по вашингтонскому времени, ожидая застать Генри за утренним чаем. Генри отдыхает в одном из загородных домов семьи, в то время как Алекс задыхается от своей последней недели в колледже. Недолго раздумывая о том, почему его головная боль так требовала успокоения в виде Генри, такого уютного и живописно потягивающего чай на пышном зеленом склоне холма, Алекс просто набирает его номер.
– Александр, детка, – произносит Пез, поднимая трубку. – Как мило с твоей стороны позвонить тетушке Пеззи в это чудесное воскресное утро. – Он улыбается с пассажирского сиденья роскошного автомобиля, одетый в до смешного огромную шляпу от солнца и полосатую шаль.
– Привет, Пез, – говорит Алекс, улыбаясь в ответ. – Вы где там?
– Мы едем кататься по окрестностям Кармартеншира, – отвечает Пез и наклоняет телефон так, чтобы показать Алексу водительское сиденье. – Скажи «Доброе утро» своей шлюшке, Генри.
– Доброе утро, шлюшка, – отзывается Генри, отведя взгляд от дороги и подмигнув в камеру. Он выглядит свежим и отдохнувшим в своей мягкой серой хлопковой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Алекс чувствует себя спокойнее, зная, что где-то там, в Уэльсе, Генри наконец хорошо выспался.
– Что разбудило тебя в четыре утра на сей раз?
– Гребаный экзамен по экономике, – отвечает Алекс, перевернувшись на бок и прищурившись на экран. – Мой мозг отказывается работать.
– А ты не можешь взять с собой один из тех супернаушников секретной службы, чтобы Нора подсказывала тебе ответы?
– Я могу достать его, – вмешивается Пез, поворачивая камеру обратно к себе. – Мне все равно деньги девать некуда.
– Да-да, Пез, мы знаем, что для тебя нет ничего невозможного, – раздается голос Генри за кадром. – Нет нужды лишний раз об этом напоминать.
Алекс тихо смеется. С того угла, под которым Пез держит телефон, он может видеть за окном авто живописные и быстро меняющиеся пейзажи Уэльса.
– Эй, Генри, напомни еще раз название дома, в котором ты остановился.
Пез поворачивает камеру, чтобы поймать в кадр легкую улыбку Генри.
– Ллуинивермод.
– Еще разок?
– Ллуинивермод.
Алекс стонет.
– Господи.
– Я надеялся, что вы двое начнете обмениваться своими грязными шуточками, – встревает Пез. – Прошу, продолжайте.
– Не думаю, что тебе удастся держать такую планку, Пез, – говорит ему Алекс.
– Да неужели? – Пез появляется на экране телефона. – Что, я если я засуну свой чле…
– Пез, – раздается голос Генри, и рука с перстнем на мизинце тут же прикрывает ему рот. – Умоляю тебя. Алекс, какую часть фразы «нет ничего невозможного» ты посчитал достойной того, чтобы проверить лично? Ты точно хочешь, чтобы нас всех прикончили.
– Так в том и смысл, – радостно произносит Алекс. – Итак, чем собираетесь сегодня заняться?
Лизнув ладонь Генри, Пез освобождается от его хватки и продолжает болтать:
– Порезвимся голышом в горах, распугаем овец, затем вернемся домой к рутине: чай, печенье и мольбы к тренажеру для ляжек о том, чтобы Джун и Алекс наконец обратили на нас внимание, ведь они стали трагически однобокими с тех пор, как Генри связался с тобой. Раньше это были реки коньяка, поделенные на двоих тревоги, и «когда же они нас заметят…».
– Не говори ему этого!
– …а теперь я просто спрашиваю Генри: «В чем твой секрет?» А он говорит: «Я все время оскорбляю Алекса, и, кажется, это работает».
– Я сейчас разверну машину.
– С Джун это не сработает, – отвечает Алекс.
– Подожди, я достану ручку…
Оказывается, они провели весь свой отпуск, работая над благотворительными проектами. Генри месяцами рассказывал Алексу о своих планах расширения в международных масштабах, и сейчас они обсуждают сразу три программы для беженцев по всей Западной Европе, вопросы о клиниках по борьбе с ВИЧ в Найроби и Лос-Анджелесе, а также открытие приютов для ЛГБТ-молодежи в четырех разных странах. Все это звучит амбициозно, а поскольку Генри по-прежнему покрывает все свои расходы отцовским наследством, его королевские счета остаются нетронутыми.
Над Вашингтоном уже встает солнце. Алекс сворачивается калачиком, лежа на подушке и прижав трубку к уху. Он всегда хотел оставить после себя какое-то наследие. А Генри, несомненно, был способен на это. Это немного опьяняет. Но только самую малость. Должно быть, это лишь последствия недосыпа.
В общем, выпускные экзамены приходят и уходят незаметнее, чем ожидал Алекс. Неделя зубрежки, презентаций и обычных ночных посиделок над учебниками, и все кончено.
В целом, все годы в колледже прошли именно так. Изолированный из-за своей славы и находившийся под постоянной охраной, Алекс понимает, что его студенчество сильно отличается от опыта остальных. Он ни разу не прыгал в фонтан в кампусе. На двадцать первый день рождения в The Tombs ему не ставили печать на лбу. Иногда кажется, что он даже не учится в Джорджтауне, а просто посетил пару лекций где-то неподалеку.
Так или иначе, но Алекс выпускается, и весь зал аплодирует ему стоя, что странно, но все же круто. После награждения с ним жаждет сфоткаться сразу десяток его одногруппников. Все они знают его по имени, а он никогда даже ни с кем из них не заговаривал. Алекс улыбается, глядя в камеры айфонов их родителей, и размышляет, не следовало ли ему хотя бы попытаться.
«Алекс Клермонт-Диас окончил с отличием Университет Джорджтаун со степенью бакалавра в области государственного управления», – читает он в Google alerts, открыв их на экране телефона на заднем сиденье лимузина и еще не успев снять шапочку и мантию выпускника.
В саду Белого дома устроили грандиозную вечеринку, и Нора в платье и блейзере с лукавой улыбкой на лице целует Алекса в щеку.
– Последний из Трио Белого дома, наконец, выпустился, – говорит она, ухмыляясь. – И для этого тебе даже не пришлось подкупать своих профессоров политическими одолжениями или услугами сексуального характера.
– Думаю, в ближайшее время я все же перестану сниться им в ночных кошмарах, – отвечает Алекс.
– В колледжах всякое бывает, – говорит Джун, даже немного всплакнув.
На вечеринку приглашены политики и друзья семьи, включая Рафаэля Луну, который попадает сразу под две категории. Алекс замечает, что тот, держа в руках тарелку с сэндвичем и оживленно беседуя с дедушкой Норы, вице-президентом, выглядит усталым, но все таким же привлекательным. Его отец только что приехал из Калифорнии, загоревший в походе через Йосемитский парк. На его лице с самодовольной ухмылкой читается гордость. Захра протягивает ему карточку со словами: «Поздравляю, ты оправдал ожидания» и едва не пихает его в чашу с пуншем, когда он пытается ее обнять.
Спустя час у него в кармане жужжит телефон, и Джун бросает на него проницательный, но нежный взгляд, когда прямо посреди разговора он отвлекается на сообщение. Он уже готов убрать мобильник, когда все гости в мгновение ока начинают доставать свои айфоны и блэкберри.