На экране высвечивается сообщение от Хантера:
Хасинто только что созвал брифинг, говорят, что он выбывает из гонки 2020. Т. о. официально остаются Клермонт и Ричардс.
– Черт, – произносит Алекс, разворачивая телефон, чтобы показать Джун сообщение.
– Вот и вся вечеринка.
Джун права – за считаные секунды половина столиков пустеет: сотрудники избирательных кампаний и конгрессмены покидают свои места, чтобы погрузиться в телефоны.
– Есть в этом что-то драматичное, – замечает Нора, посасывая оливку на кончике шпажки. – Все мы знали, что в конце концов он уступит место Ричардсу. Может быть, они заперли Хасинто в комнате без окон и прибили его член к столу, чтобы он сдался?
Алекс не слышит, что Нора говорит дальше, потому что его внимание привлекает какое-то движение у дверей Пальмовой комнаты на краю сада. Там его отец тянет куда-то Луну. Вместе они исчезают в боковой двери, которая ведет в кабинет экономки.
Алекс оставляет девочек наедине с шампанским и окольными путями направляется за отцом, делая вид, что копается в телефоне. Затем, пораздумав над тем, стоит ли его маневр взбучки от команды химчистки, он ныряет в кусты.
В выходящем на юг окне в кабинете экономки расшаталось крепление. Стекло лишь немного выскочило из рамы, но достаточно, чтобы его пуленепробиваемая и звуконепроницаемая способность оказалась утрачена. Всего в резиденции три таких окна. Алекс обнаружил их в первые полгода своего пребывания в Белом доме – еще до того, как Джун закончила школу, а Нора перевелась в Вашингтон. В то время он был совсем один, и ему нечем было заняться, кроме как исследовать окрестности.
Алекс никогда и никому не рассказывал об этих расшатанных стеклах, потому что всегда подозревал, что однажды они могут ему пригодиться.
Пригнувшись и чувствуя, как земля сыпется ему в лоферы, он начинает красться вдоль стены, надеясь, что верно угадал место назначения. Затем он добирается до нужного окна и наклоняется, стараясь поднести ухо как можно ближе. Сквозь шум ветра, шелестящего в кустах, Алекс слышит два низких, напряженных голоса.
– …черт возьми, Оскар, – произносит один из голосов по-испански. Луна. – Ты сказал ей? Она знает, что ты просишь об этом меня?
– Она слишком осторожна, – раздается голос отца. Он тоже говорит по-испански, это предосторожность, которую они используют, когда боятся, что их подслушают. – Иногда лучше не ставить ее в известность.
Слышится шипящий выдох, шорох от движения.
– Я не собираюсь делать это за ее спиной, тем более что и не хочу.
– Ты хочешь сказать, что после того, что Ричардс сделал с тобой, в тебе нет ни капли желания сжечь все его дерьмо дотла?
– Господи, ну конечно я хочу этого, Оскар, – отвечает Луна. – Но мы с тобой оба знаем, что все не так просто. Никогда не бывает просто.
– Послушай, Раф. Я знаю, что ты хранил файлы обо всем. Тебе даже не придется делать заявление. Ты можешь слить все прессе. Сколько, по-твоему, детей…
– Не надо.
– …с тех пор, как …
– Ты действительно думаешь, что она сама не сможет одержать над ним победу? – перебивает его Луна. – Несмотря ни на что, ты все еще не веришь в нее.
– Дело не в этом. На этот раз все по-другому.
– Почему бы тебе не оставить меня и то, что случилось двадцать гребаных лет назад из-за твоих неопределенных чувств к бывшей жене, и не сосредоточиться на победе на этих чертовых выборах, Оскар? Я не…
Луна прерывается, услышав звук поворачивающейся дверной ручки. Кто-то входит в офис.
Оскар переходит на отрывистый английский, делая вид, что обсуждает очередной законопроект. Затем говорит Луне по-испански:
– Просто подумай об этом.
Услышав приглушенные звуки того, как Оскар и Луна покидают офис, Алекс садится задом прямо в грязь, раздумывая, какого черта он упускает.
Все начинается с благотворительного вечера, шелкового костюма и внушительного чека – обычное мероприятие. Причиной, как и всегда, является сообщение:
Благотворительный вечер в Лос-Анджелесе, следующие выходные. Пез говорит, что купит нам всем одинаковые вышитые кимоно. Добавить в твое приглашение еще двоих?
Пообедав с отцом, который решительно менял тему каждый раз, когда Алекс упоминал Луну, он направляется на вечер, где ему впервые предстоит официально познакомиться с Беатрис. Она оказывается намного ниже Генри, даже ниже Джун. Такая же острая на язык, как и брат, от матери ей достались лицо сердечком и каштановые волосы. Одетая в кожаный бомбер поверх коктейльного платья, со своей тонкой талией, она напоминает ему его собственную мать и то, как та раньше смолила не переставая. Би широко и шаловливо улыбается Алексу, и он сразу понимает, кто она: еще один бунтующий ребенок.
Затем много шампанского, слишком много рукопожатий и как всегда очаровательная речь Пеза. Как только все заканчивается, подтягивается охрана, и все они выходят.
Пез, как и обещал, приготовил для них в лимузине шесть одинаковых шелковых кимоно, каждое с вышивкой на спине с шуточными именами из фильмов. Кимоно Алекса мрачного сине-зеленого цвета с вышивкой «Шлюшка Дэмерон», а нашивка лаймового цвета на кимоно Генри гласит «Принц Сосунок».
Лимузин доставляет их в один из районов Западного Голливуда – в какой-то захудалый, сверкающий огнями караоке-бар, о котором откуда-то узнал Пез. Неоновый свет бара горит очень ярко и ослепляет всю компанию, несмотря на то что Кэш и остальная охрана проверяли заведение и предупреждали людей не фотографировать за целых полчаса до их прибытия.
Бармен с безупречной розовой помадой на губах и щетиной, пробивающейся сквозь толстый слой тонального крема, ожидает их за стойкой, и перед ними быстро выстраивается очередь из пяти шотов и содовой с лаймом.
– О боже, – произносит Генри, заглядывая в свою уже пустую рюмку. – Что это было? Водка?
– Ага, – подтверждает Нора, а Пез и Би разражаются приступами смеха.
– В чем дело? – спрашивает Алекс.
– О, я не пил водку еще с колледжа, – отвечает Генри. – От нее я становлюсь…эм. Как бы это сказать…
– Экстравагантным? – предлагает свой вариант Пез. – Раскованным? Похотливым?
– Веселым? – вставляет Би.
– Прошу прощения, но я всегда очень весел! Я просто зажигалка!
– Извините, можно нам еще по стаканчику? – окрикивает Алекс бармена.
Би взвизгивает, а Генри смеется, показывая ей средний палец, и все вокруг тонет в дымке, окуная Алекса в ту теплую атмосферу, которую он так любит. Всей толпой они заваливаются в круглую кабинку. Свет в ней приглушен, и, несмотря на то что они с Генри держатся на расстоянии друг от друга, Алекс не может отвести взгляд от того, как зеленые и синие неоновые лучи падают на лицо Генри, скользя по его скулам. Он ведет себя совсем по-другому – полупьяный, с ухмылкой на лице, в кимоно и в костюме за две тысячи долларов, и Алекс не может оторвать от него глаз. Махнув рукой бармену, он заказывает кружку пива.
Как только вечер разгорается в полную силу, Би вытаскивают на сцену, и никто не может сказать, как получается, что именно она удостаивается этой чести первой. Откопав пластмассовую корону в сундуке с бутафорией, она взрывает зал песней Blondie Call Me. Все вместе они свистят и подбадривают Би, а толпа в баре наконец осознает, что среди них два члена королевской семьи, миллионер-филантроп и Трио Белого дома, втиснутые в одну из липких кабинок в своих радужных шелковых костюмах. Перед ними выстраиваются три очереди из шотов: одна – от компании пьяных девиц, другая – от стада угрюмых девчонок у барной стойки и еще одна – от столика трансвеститов. Подняв тост, Алекс чувствует себя как дома. Такого чувства он не испытывает даже на семейных торжествах.
Пез запевает хит Уитни Хьюстон So Emotional своим потрясающе безупречным фальцетом, который в считанные мгновения поднимает на ноги весь клуб, выкрикивающий звуки одобрения, когда Пез вытягивает особо выразительные ноты. В головокружительном благоговении Алекс смотрит на Генри, который в ответ лишь смеется, пожимая плечами.
– Я же говорил тебе, что для него нет ничего невозможного! – кричит он, пытаясь перекрыть шум.
Джун наблюдает за представлением с открытым ртом, прижимая руки к лицу. Наклонившись к Норе, она пьяно кричит:
– О, нет… он… так… горяч!
– Я знаю, детка! – кричит Нора в ответ.
– Я хочу… сунуть пальцы ему в рот… – стонет Джун с ужасом в голосе.
Нора хихикает, одобрительно кивнув, и спрашивает:
– Тебе помочь?
Би, которая уже выпила пять содовых с лаймом, вежливо передает Алексу рюмку, протянутую ей, когда Пез потащил Джун на сцену, и парень тут же опрокидывает ее в себя. Жар, растекшийся по горлу, заставляет его улыбнуться. Ноги раздвигаются чуть шире, а телефон оказывается в руке прежде, чем он успевает заметить, что достает его из кармана.
Держа телефон под столом, он пишет Генри:
Хочешь сделать какую-нибудь глупость?
Он наблюдает, как Генри достает свой телефон, улыбается и выгибает бровь.
Что может быть глупее и очаровательнее?
Рот Генри раскрывается в очень нелестном выражении пьяного, растерянного возбуждения, словно у рыбы, выброшенной из воды, когда спустя пару секунд он отвечает на сообщение. Алекс улыбается и откидывается на спинку стула, демонстративно обхватывая влажными губами бутылку пива. С таким видом, будто вся жизнь проносится у него перед глазами, Генри произносит на пару тонов выше, чем нужно:
– Что ж, я… сбегаю в туалет!
Он уходит, в то время как остальная группа увлечена выступлением Пеза и Джун. Алекс считает до десяти, прежде чем проскользнуть мимо Норы и последовать за принцем. Выйдя, он обменивается взглядами с Кэшем, который стоит у одной из стен, одетый в ярко-розовое боа из перьев. Закатив глаза, тот все же отходит, чтобы следить за входной дверью.
Зайдя в туалет, Алекс застает Генри, скрестившего руки на груди и прислонившегося к раковине.