Интересный факт – секс с Генри всегда разный. Порой, охваченный страстью, принц движется легко, а порой напряжен и зажат, желая, чтобы Алекс помог ему расслабиться и сделал все сам. Порой ничто не выводит Генри из себя быстрее, чем возражения. Но иногда они оба желают, чтобы тот проявил всю свою власть, не позволяя Алексу получить желаемое, пока Алекс не принимается его умолять.
Это непредсказуемо, опьяняюще и веселит Алекса, потому как он всегда любил вызовы, а Генри… Генри – сплошной вызов: с головы до ног, с самого начала и до самого конца.
Этим вечером Генри расслаблен, разгорячен и готов. Его тело быстрыми, отточенными движениями стремится дать Алексу то, чего тот искал, смеясь и удивляясь собственной отзывчивости на его прикосновения. Алекс наклоняется, чтобы поцеловать его, и Генри шепчет в уголок его рта:
– Я буду готов тогда же, когда и ты, любовь моя.
Алекс делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Он готов. Он думает, что готов.
Генри поднимает руку, чтобы провести ладонью по его подбородку и покрывшейся каплями пота волосатой груди, и Алекс устраивается между его ног, позволяя Генри сплести пальцы своей правой руки с пальцами его левой.
Он смотрит на лицо Генри. Алекс и представить себе не может, что будет способен взглянуть сейчас на что-то еще – выражение его лица стало настолько мягким, а губы изгибаются в счастливой удивленной улыбке, что Алекс слышит, как невольно произносит хриплым голосом:
– Малыш.
Генри отвечает кивком, таким малозаметным, что тот, кто не знает всех его особенностей, легко мог бы пропустить его, но Алекс точно знает значение этого жеста. Наклонившись, он дотрагивается губами до мочки уха Генри, посасывая ее, и повторяет:
– Малыш.
– Да. Прошу тебя, – шепчет Генри, зарываясь пальцами в волосы Алекса.
Вцепившись зубами в кожу на шее Генри, Алекс кладет ладони ему на бедра и погружается в ослепительное блаженство от близости с ним, от возможности стать с ним единым целым. Почему-то его по-прежнему удивляет, что все это столь же невероятно и необычайно приятно для Генри, как и для него самого. Лицо Генри, повернутое к Алексу, раскрасневшееся и расслабленное, выходит за все рамки приличий. Алекс чувствует, как его губы растягиваются в довольной улыбке, благоговейной и исполненной гордости.
Кончив, он словно возвращается в свое тело по частям – колени, все еще вжатые в кровать, трясутся; живот скользкий и липкий; руки, запутавшиеся в волосах Генри, нежно их поглаживают.
Ему кажется, что он вышел за пределы самого себя и вернулся, чтобы обнаружить, как все вокруг изменилось. Повернув лицо, чтобы посмотреть на Генри, знакомое чувство боли в ответ на взгляд, на изгиб его губ над белоснежными зубами, отзывается в груди Алекса.
– Господи Иисусе, – наконец произносит он и вновь смотрит на Генри. Тот, хитро прищурив один глаз, ухмыляется.
– Удалось мне превратить тебя в супергероя? – спрашивает Генри. Алекс стонет, хлопая его по груди, и оба заливаются в приступе безудержного смеха.
Оторвавшись друг от друга, они принимаются целоваться и спорить о том, кто будет спать на мокрой простыне, пока оба не отключаются около четырех утра. Генри переворачивает Алекса на бок, обнимает его сзади и накрывает его тело своим: плечом к плечу, бедром к бедру. Руки Генри обхватывают руки Алекса, а ладони покрывают его ладони так, что их тела почти сливаются друг с другом. Это лучший сон Алекса за последние несколько лет.
Спустя три часа срабатывает будильник – пора лететь домой.
Они вместе принимают душ. Суровая реальность по поводу столь скорого возвращения в Лондон превращает настроение Генри за утренним кофе в мрачное и кислое. Алекс молча целует его и обещает позвонить, от всей души желая иметь возможность сделать чуть больше.
Он наблюдает, как Генри намыливается и бреется, укладывает волосы и душится одеколоном от Burberry, ловя себя на мысли, что мог бы смотреть на это каждый день. Алексу нравится просто спать с Генри, но есть что-то невероятно интимное в том, чтобы сидеть на той же кровати, которую они прошлой ночью разнесли в пух и прах, и смотреть, как тот превращается в принца Генри Уэльского.
Несмотря на пульсирующее в голове похмелье, у Алекса появляются подозрения, что именно эти чувства и были причиной, по которой он так долго сдерживался, чтобы не трахнуть Генри.
Кроме того, его может стошнить. Хотя, вероятно, это не имеет отношения к делу.
Они встречаются с остальными в коридоре. Генри, несмотря на похмелье, остается так же хорош, а Алекс… просто старается держаться. Би выглядит отдохнувшей, свежей и очень довольной собой. Джун, Нора и Пез появляются из своих апартаментов растрепанные, словно кошки, гонявшиеся за птицей, однако сложно сказать, кто из них птица, а кто – хищник. На шее Норы красуется след от губной помады. Алекс даже не задает вопросов.
Кэш хихикает себе под нос, встречая их у лифта и держа в руке поднос с шестью стаканами кофе. Лечение похмелья не входит в его обязанности, но он всегда вел себя, как курица-наседка.
– Так теперь вы банда?
И неожиданно Алекс понимает. Теперь у него есть друзья.
Глава восьмая
Ты чертов черный маг
От: Генри
3:23 PM
Кому: А
Алекс,
я не могу придумать, как еще можно начать это письмо, и очень надеюсь, что ты простишь мне и мою манеру выражаться и полное отсутствие сдержанности: ты охренительно прекрасен.
Целую неделю я без толку тратил время, разъезжая по всяким выступлениям и встречам. Если хоть одна из них окажется полезной, уже хорошо. Как кто-то вообще может жить спокойно, зная, что где-то там свободно разгуливает Алекс Клермонт-Диас? Я не могу думать ни о чем другом.
Все кажется мне идиотским и бессмысленным, потому что, когда я не думаю о твоем лице, я вспоминаю твой зад, твои руки и твой остроумный ротик. Подозреваю, что из-за последнего я и оказался в этой передряге. Еще никому не хватало наглости дерзить принцу. Кроме тебя, конечно. В тот момент, когда ты впервые назвал меня придурком, моя судьба была предрешена. О, отцы рода моего! О вы, короли древности! Заберите у меня эту корону, похороните меня в земле моих предков! Если бы вы только знали, что все могучие плоды ваших чресел будут уничтожены наследником-геем, которому нравится, когда какой-то мальчишка из Америки с ямочкой на подбородке ему грубит.
Кстати, помнишь тех геев-королей, о которых я как-то упоминал? Думаю, Яков I, который, напрочь потеряв голову, влюбился в одного хорошенького и исключительно тупого рыцаря на одном из турниров за титул, а потом немедленно сделал его постельничим (реальный титул, кстати), сжалился бы над моим положением.
Будь я проклят, но я скучаю по тебе.
х
Генри
Re: Ты чертов черный маг
А
Кому: Генри
Г,
ты намекаешь, что ты – Яков I, а я – сексуальный и тупой качок? Я больше, чем просто красавчик с обалденной задницей, от которой только так отскакивают четвертаки, Генри!!!!
И не извиняйся за то, что назвал меня хорошеньким. Потому что в таком случае мне придется извиняться за то, что там, в Лос-Анджелесе, я чуть не спятил от того, что ты делал со мной, и я умру, если это не повторится снова и как можно скорее. Как тебе такая несдержанность, а? Ты действительно хочешь сыграть со мной в эту игру?
Слушай. Я сейчас же вылетаю в Лондон, вытаскиваю тебя с этих бессмысленных встреч и заставляю признаться, что тебе безумно нравится, когда я называю тебя «малыш». Я порву тебя на части зубами, сладкий.
целую и обнимаю
А
Re: Ты чертов черный маг
От: Генри
Кому: А
Алекс,
Знаешь, когда ты учишься в Оксфорде на факультете английской литературы, как я, люди постоянно спрашивают тебя, кто твой любимый автор.
Пресс-группа составила для меня список самых приемлемых ответов. Им нужен был реалист, поэтому я предложил Джорджа Элиота – нет, под его псевдонимом писала Мэри Энн Эванс, которая не подходит на роль сильного автора-мужчины. Им нужен был один из отцов жанра английского романа, поэтому я предложил Даниэля Дефо – снова мимо, ведь он был пуританином и противником англиканской церкви. В какой-то момент я даже выдвинул кандидатуру Джонатана Свифта – просто посмотреть, как их всех хватит инфаркт при одном упоминании политического сатирика (и ирландца).
В итоге они выбрали Диккенса, и это очень забавно. Они хотели чего-то менее гейского, но в действительности что может быть более гейским, чем женщина, которая томится в ветшающем особняке, вынужденная каждый день своей жизни носить свадебное платье?
А вот тебе самая гейская правда. Моя любимая английская писательница – Джейн Остин.
Поэтому я процитирую отрывок из «Разума и чувств»: «Вам не требуется ничего, кроме терпения или, если назвать это более возвышенным словом, надежды». Перефразирую: надеюсь вскоре увидеть, как ты засунешь свои зеленые американские деньги туда же, где окажется твой грязный рот.
Всегда твой, неудовлетворенный,
Генри
Алекс чувствует, что кто-то предупреждал его о серверах с частной перепиской, однако деталей не помнит. Это кажется не столь уж важным.
Поначалу, как обычно и происходит с большинством вещей, требующих времени, но приносящих лишь мгновенное удовлетворение, он не видел в письмах Генри никакого смысла.
Однако, услышав, как Ричардс говорит Шону Хэннити, что его мать ничего не добилась на посту президента, Алекс заглушает крик локтем и возвращается к сообщению:
Твоя манера разговора иногда похожа на сахар, высыпающийся из мешка с дырой на дне.
Когда Хантер в пятый раз за день заговаривает о гарвардской команде по гребле:
Твоя задница в этих брюках выглядит просто противозаконно.
Когда он устает от посторонних людей: