де-то в другом месте. Алекс не может противостоять соблазну разоблачить этот блеф.
Протиснувшись сквозь толпу, он берет с подноса бокал вина и опрокидывает в себя половину его содержимого.
– Если уж решаешь установить себе такой фонтан, – говорит Алекс, незаметно подходя к принцу, – то следует делать сразу два. Всего один фонтан с шампанским на свадьбе – это настоящее позорище.
– Алекс, – говорит Генри со своим невероятно раздражающим напыщенным акцентом. Жилет под его пиджаком расшит золотом и украшен бесчисленными мелкими пуговичками. Чудовищно. – Я все думал, имел ли удовольствие поздороваться.
– Видимо, сегодня у тебя удачный день, – говорит Алекс, улыбаясь.
– И правда, поистине незабываемый, – соглашается Генри. Его улыбка, белоснежная и безукоризненная, просто создана для того, чтобы печатать ее на купюрах.
Алекс знает, что его ненависть взаимна, и это раздражает сильнее всего. Генри просто обязан его ненавидеть, ведь эти двое – полные противоположности друг другу. Но принц почему-то отказывается в открытую демонстрировать свою неприязнь. Алекс не понаслышке знает, что политика предполагает притворство по отношению к тем, кого ты не выносишь, но в глубине души желает, чтобы хотя бы раз Генри повел себя как обычный человек, а не как начищенная до блеска заводная игрушка, выставленная в сувенирном магазине дворца.
Он идеален настолько, что Алексу хочется ему врезать.
– Никогда не устаешь притворяться, – спрашивает Алекс, – что ты выше всего этого?
Генри поворачивается и смотрит на него.
– Не совсем понимаю, о чем ты.
– Я имею в виду… вот ты стоишь здесь и заставляешь фотографов носиться за тобой. Ты слоняешься без цели, словно презираешь внимание, что абсолютно точно не так, ведь из всех девушек ты танцевал с моей сестрой, – говорит Алекс. – Ты ведешь себя так, словно слишком важен, чтобы находиться где угодно. Разве это не утомляет?
– Я… все немного сложнее, – пытается возразить Генри.
– Ха.
– О, – Генри прищуривает глаза, – да ты пьян.
– Я просто говорю о том, что ты мог хотя бы притворяться, что тебе весело. Хоть иногда, – говорит Алекс, небрежно опершись локтем о плечо Генри, что оказывается нелегко из-за того, что Генри на целых четыре чертовых дюйма выше его.
Генри печально смеется.
– Кажется, тебе пора рассмотреть возможность перехода на воду, Алекс.
– Думаешь? – хмыкает Алекс, совершенно не задумываясь о том, что именно несколько бокалов вина придали ему смелости самым наглым образом напасть на Генри с его застенчивым и ангельским взглядом. – Неужели я обидел тебя? Прости, что не одержим тобой так же, как все остальные. Должно быть, тебя это удивляет.
– Знаешь что? – усмехается Генри. – Думаю, ты именно одержим.
У Алекса от изумления отвисает челюсть, а у Генри приподнимаются уголки рта, отражая самодовольство с долей язвительности.
– Просто мысли вслух, – продолжает Генри с обычной вежливостью. – Разве ты не обращал внимания, что я ни разу не подходил к тебе с подобными заявлениями и всегда, когда мы общались, вел себя максимально корректно? Тем не менее ты здесь и пытаешься чего-то от меня добиться. – Он отпивает шампанское. – Так, простое наблюдение.
– Что? Я не… – Алекс запинается. – Ты…
– Приятного вечера, Алекс, – отрезает Генри и поворачивается, чтобы уйти.
Так он решил, что последнее слово за ним? От этой мысли Алекс напрочь слетает с катушек. Не соображая, что делает, он протягивает руку и дергает Генри за плечо.
Но тут принц разворачивается и на этот раз почти отталкивает Алекса. На долю секунды тот испытывает искреннее удивление, увидев искорки в глазах Генри – внезапный проблеск его настоящего характера.
Следующее, что Алекс осознает, – как путается в собственных ногах и налетает спиной на ближайший стол. К своему ужасу, он видит, что на нем возвышается массивный восьмиярусный свадебный торт, но уже поздно. Схватив Генри за руку в попытке удержаться на месте, Алекс тянет его за собой, и оба, потеряв равновесие, с грохотом обрушиваются на столик.
Словно в замедленной съемке он наблюдает за тем, как торт накреняется, пошатывается и, наконец, соскальзывает с подставки. Сделать что-либо уже поздно. Белоснежной кремовой лавиной исполинский кошмар диабетика стоимостью в 75 тысяч долларов рушится на пол.
В ту же секунду во всем зале воцаряется тишина. Всего одно мгновение – и вот они с Генри лежат на узорчатом ковре среди развалин торта, и Алекс все еще сжимает пальцами рукав принца. Бокал, который Генри держал в руке, разбился, расплескав содержимое на обоих участников происшествия. Уголком глаза Алекс замечает, как порез от осколка на щеке Генри начинает кровоточить.
Первое, о чем думает Алекс, пялясь в потолок – с ног до головы облитый шампанским и измазанный в глазури от торта, – что танец Генри и Джун станет не самым знаменательным событием вечера.
Потом он думает, что мать, несомненно, его хладнокровно прикончит.
Он слышит, как лежащий неподалеку Генри медленно бормочет:
– Твою же мать.
Прежде чем его ослепила вспышка камеры, Алекс смутно осознает, что впервые слышит, как принц выругался.
Глава вторая
С оглушительным шлепком Захра швыряет стопку журналов на стол зала заседаний Западного крыла.
– Это только те, что я успела просмотреть утром по пути сюда, – заявляет она. – Не думаю, что стоит напоминать тебе, что я живу всего в двух кварталах отсюда.
Алекс рассматривает заголовки.
СТОЛКНОВЕНИЕ СТОИМОСТЬЮ
В 75 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ
КОРОЛЕВСКАЯ БИТВА:
принц Генри и сын президента США
подрались на королевской свадьбе
СЛАДКИЙ СКАНДАЛ:
Алекс Клермонт-Диас развязывает
вторую англо-американскую войну
Каждый заголовок сопровождается фото его и принца, лежащих на останках торта. Нелепый костюм Генри съехал набекрень и измазан потерявшими форму кремовыми цветами, рука Алекса крепко держит его за запястье, а на щеке принца красуется красный кровоточащий порез.
– Разве нам не следует сейчас быть в зале оперативных совещаний? – пытается отшутиться Алекс.
Ни Захра, ни его мать, сидящая за столом напротив, шутку по достоинству не оценивают. Увидев сердитый взгляд госпожи президента, посланный ему поверх очков, Алекс тут же сжимает губы.
Нельзя сказать, что он боится Захры – главного заместителя матери по персоналу и ее правой руки. У нее вспыльчивый нрав, но Алекс может поклясться, что внутри она мягкая женщина. Гораздо больше он опасается того, что может сделать его мать. В юности их учили открыто делиться своими чувствами, но когда мать стала президентом, их собственные чувства уступили место тонкостям международных отношений. Алекс даже не знает, что из этого хуже.
– «Источники в королевской администрации сообщают, что двоих видели спорящими за пару минут до… тортострофы, – небрежно зачитывает Эллен выдержку из копии The Sun. Алекс даже не желает знать, как она добралась до свежего выпуска этой британской газетенки. У мамы-президента свои методы. – Однако приближенные к королевской семье лица заявляют, что вражда между сыном президента США и принцем Генри достигла точки кипения и длится уже не первый год. Источники сообщают, что Генри и сын президента имели разногласия со дня их знакомства на Олимпийских играх в Рио, и с каждым днем неприязнь лишь возрастала. На данный момент эти двое даже не могут находиться в одном помещении. Судя по всему, это лишь вопрос времени, когда Алекс перейдет к насилию в своей типичной американской манере».
– Не думаю, что падение на стол можно назвать «насилием»…
– Александр, – начинает Эллен пугающе спокойным тоном, – помолчи.
Он тут же следует совету.
– «Все задаются вопросом, – продолжает зачитывать Эллен, – вызвана ли такая озлобленность между двумя влиятельными детьми тем, что многие называют прохладными и сдержанными отношениями, сложившимися за последние годы между администрацией президента США Эллен Клермонт и британской монархией».
Она отбрасывает журнал в сторону и складывает руки на столе.
– Теперь ты можешь шутить, – обращается к сыну Эллен. – Я безумно хочу услышать твои объяснения, что из всего этого ты находишь смешным.
Алекс несколько раз открывает и закрывает рот.
– Он это начал, – говорит он, наконец. – Я едва дотронулся до него. Он толкнул меня, и я просто схватился за него, чтобы удержаться на ногах и…
– Милый, мне сложно выразить, насколько прессе наплевать на то, кто все это начал, – говорит Эллен. – Как твоя мать я ценю, что ты не был зачинщиком, но как президент, все, чего я сейчас желаю, – чтобы ЦРУ подстроило твою смерть, а мы сгладили сочувствием предстоящие выборы на мой второй срок.
Алекс напрягает челюсть. Он уже привык делать вещи, которые выводили из себя подчиненных его матери, – в юности он частенько баловался тем, что сталкивал между собой коллег матери с их противоречивыми избирательными программами и дружественные фонды по финансированию. И уж точно он попадал на страницы прессы за вещи гораздо хуже, чем это. Однако катастрофы международного масштаба с ним не случалось никогда.
– Сейчас у меня нет времени со всем этим разбираться, поэтому вот как мы поступим, – говорит Эллен, доставая папку, забитую какими-то официальными документами с пометками. На первом листе значится: «УСЛОВИЯ ДОГОВОРА».
– Гм, – мычит Алекс.
– Ты, – говорит его мать, – подружишься с Генри. В субботу уезжаешь, а все воскресенье проведешь в Англии.
Алекс ошеломленно моргает.
– Может, еще не поздно подстроить мою смерть?
– Захра объяснит тебе все остальное, – продолжает Эллен, не обращая на него внимания. – У меня сегодня еще миллион встреч. – Она поднимается и направляется к двери, остановившись лишь чтобы чмокнуть ладонь и приложить ее ко лбу сына. – Люблю тебя, балбес.