Глава одиннадцатая
Домашняя ерунда
От: Аagcd@eclare45.com
9/2/20 5:12 PM
Кому: Генри
Г,
я уже три часа как дома. Уже скучаю. Хрень какая-то.
Эй, я говорил тебе, что ты очень храбр в последнее время? Я до сих пор помню, что ты сказал той маленькой девочке в госпитале о Люке Скайуокере: «Он – живое доказательство того, что то, откуда ты, или то, кем является твоя семья, не имеет значения». Дорогой, ты – живое тому доказательство. (Кстати, в наших отношениях я – точно Хан Соло, а ты – принцесса Лея. Даже не пытайся с этим спорить. Ты окажешься неправ.)
Я опять думал насчет Техаса, чем, судя по всему, я часто занимаюсь, когда переживаю по поводу выборов. Есть еще так много всего, что мне нужно тебе показать. Да взять тот же Остин! Я хочу отвести тебя в ресторанчик Franklin Barbecue. В очереди в него придется простоять несколько часов, но это неотъемлемая часть приключений. Я правда хочу увидеть, как член королевской семьи торчит в очереди, чтобы съесть кусок говядины.
Ты больше не думал о том, что сказал перед моим отъездом? О том, чтобы признаться своей семье? Конечно же, ты не обязан этого делать. Просто ты, казалось, так надеялся, когда говорил об этом.
Я буду здесь, запертый на домашний арест в Белом доме (мама хотя бы не убила меня за поездку в Лондон), болеть за тебя.
Люблю тебя.
целую-обнимаю
А
P.S. От Виты Сэквилл-Уэст к Вирджинии Вульф, 1927:
«Что касается меня, все вполне очевидно: я скучаю по тебе даже больше, чем могла бы себе представить; и я была готова скучать по тебе еще сильнее».
Re: Домашняя ерунда
От: Генри
9/3/20 2:49 AM
Кому: Алексу
Алекс,
нет, это реально хрень какая-то. Но это все, что я могу сделать, чтобы не упаковать вещи прямо сейчас и не исчезнуть навсегда. Возможно, я мог бы жить в твоей комнате, как затворник. Ты бы заказывал для меня еду, а я прятался в темном углу, когда ты открывал бы кому-нибудь дверь. Все это ужасно смахивало бы на сюжет из «Джен Эйр».
The Mail стали бы писать безумные спекуляции на тему того, куда я исчез, например покончил с собой или смылся на Сейнт-Килда, но только ты и я знали бы, что я целыми днями валяюсь в твоей постели, читаю книжки, закидываю в себя профитроли и до бесконечности занимаюсь с тобой любовью, пока мы оба не испустим дух в луже из шоколадного сиропа. Именно так я хотел бы умереть.
Но, боюсь, я застрял здесь. Бабушка постоянно спрашивает маму, когда я собираюсь поступать на военную службу и знаю ли я о том, что Филипп отслужил уже целый год, когда был в моем возрасте. Мне действительно нужно решить, как действовать, потому что у меня заканчивается тот период, который можно было считать за год передышки. Прошу, вспоминай меня в своих… как там говорят американские политики? Мыслях и молитвах?
Идея с Остином звучит потрясающе. Может, через несколько месяцев, когда все немного уляжется? Я мог бы взять длинный отпуск. Мы можем съездить в дом твоей матери? Посмотреть твою комнату? У тебя еще остались те трофеи по лакроссу? Скажи, что на стенах твоей комнаты все еще висят плакаты. Дай угадаю: Хан Соло, Барак Обама и… Рут Бейдер Гинзбург.
(Я соглашусь с тобой, что ты Хан, а я – Лея, потому что ты, без сомнения, неряшливый болван, который ведет нас через пояс астероидов. Так уж вышло, что мне нравятся хорошие мужики.)
Я думал о том, чтобы признаться своей семье, отчасти поэтому я все еще здесь. Би предложила быть рядом, когда я скажу обо всем Филиппу, если я захочу этого. Думаю, так и будет. Еще раз, в мыслях и молитвах.
Ужасно люблю тебя и хочу, чтобы ты поскорее вернулся. Мне нужно, чтобы ты помог мне с выбором новой кровати для моей комнаты. Я решил избавиться от этого позолоченного чудовища.
Твой,
Генри
P.S. От Маргариты Рэдклифф Холл к Евгении Сулиной, 1934:
«Дорогая, мне интересно, понимаешь ли ты, как сильно я рассчитываю на твой приезд в Англию, как много это значит для меня… это значит для меня весь мир, и воистину мое тело будет для тебя всем и полностью твоим, как и твое – будет всем и полностью моим, любимая… И ничто не будет иметь значения, кроме нас двоих, когда мы, двое жаждущих любви, наконец, воссоединимся».
Re: Домашняя ерунда
От: Аagcd@eclare45.com
9/3/20 6:20 AM
Кому: Генри
Г,
черт. Ты действительно собираешься записаться на военную службу? Я еще не проводил никаких исследований на эту тему. Попрошу Захру, чтобы кто-нибудь из наших людей собрал для меня папку. Что это вообще означает? Что ты часто будешь в разъездах? Это может быть опасно??? Или это типа просто носить униформу и сидеть за столом? Как так вышло, что мы это не обсуждали, когда я был в Лондоне?????
Прости. Я запаниковал. Я почему-то забыл, что все это всегда маячило где-то на горизонте. Я буду рядом, что бы ты ни решил. Просто… дай мне знать, нужно ли мне начать тренироваться задумчиво смотреть в окно в ожидании, когда мой любимый вернется с войны.
Иногда меня сводит с ума то, что ты так мало решаешь в своей жизни. Когда я представляю тебя счастливым, то вижу тебя в твоей собственной квартире где-то за пределами дворца, с письменным столом, за которым ты пишешь сборники гейских историй. И я тоже там, пользуюсь твоим шампунем, заставляю тебя ходить со мной в магазин за продуктами и просыпаюсь каждое утро вместе с тобой в одном чертовом часовом поясе.
Когда выборы закончатся, мы разберемся, что делать дальше. Хотел бы я быть рядом, но я знаю, что ты должен сделать то, что задумал. Просто знай, я верю в тебя.
Re: рассказать обо всем Филиппу звучит как отличный план. Если все пойдет наперекосяк, просто делай то же, что и я, и веди себя как полный осел до тех пор, пока большинство членов твоей семьи не поймет все самостоятельно.
Люблю тебя. Передавай Би привет.
А
P.S. от Элеонор Рузвельт к Лорене Хикок, 1933:
«Очень скучаю по тебе, дорогая. Самое приятное время дня – это когда я пишу тебе. У тебя сейчас более бурные времена, чем у меня, но, думаю, я скучаю по тебе так же сильно… Прошу, оставь большую часть своей души здесь, в Вашингтоне, пока я здесь, потому что большая часть моей души – с тобой!»
Re: Домашняя ерунда
От: Генри
9/4/20 7:58 PM
Кому: А
Алекс,
случалось ли с тобой когда-нибудь, чтобы что-то пошло настолько ужасно, кошмарно и невероятно плохо, что тебе хотелось оказаться заряженным в пушку, чтобы тобой выстрелили в безжалостную черную космическую бездну?
Мне иногда интересно, в чем смысл моей жизни. Лучше бы я собрал все свои вещи, как и говорил. Я мог бы лежать в твоей постели, чахнуть там, пока не умру – растолстевший, сексуально поверженный, ушедший из жизни в расцвете юности. Здесь покоится принц Генри Уэльский. Он умер так же, как жил: избегая планов и отсасывая член.
Я признался Филиппу. Не о тебе, а именно обо мне.
Говоря конкретнее, мы с Шааном и Филиппом обсуждали призыв на военную службу, и я сказал брату, что предпочел бы не следовать традиционному пути и что едва ли от меня будет какой-то толк в армии. Он спросил меня, почему я так упорно пренебрегаю традициями мужчин в этой семье, и, кажется, я натурально (ха) перевел разговор на другую тему, потому что открыл свой проклятый рот и сказал: «Потому что я не похож на остальных мужчин в этой семье, начиная с того, что я гей до мозга костей, Филипп».
Как только Шаану удалось привести его в сознание, Филипп сказал мне несколько слов, среди которых были фразы: «запутался или ошибаешься», «гарантия продолжения рода» и «уважение к наследию». Честно говоря, я почти ничего не помню. В сущности, я понял, что он не был особо удивлен тому, что я – вовсе не натурал, которым должен быть, но очень поразился тому, что я не собирался больше играть роль натурала, которым должен бы быть.
Так что да, я знаю, что мы обсуждали это и надеялись, что признание моей семье станет отличным первым шагом. Не могу сказать, что случившееся придало мне смелости. Не знаю. Честно говоря, я сожрал уже кучу печенья.
Иногда я представляю себе, как переезжаю в Нью-Йорк, чтобы управлять там молодежным приютом Пеза. Просто уезжаю. И не возвращаюсь. Может быть, сжигаю что-то по пути. Было бы славно.
Кстати, идея: знаешь, я вдруг понял, что никогда не говорил тебе того, что подумал в день нашей первой встречи.
Видишь, воспоминания для меня – это огромные сложности. Очень часто они причиняют мне боль. Любопытный факт о печали – она поглощает всю твою жизнь, все эти годы, которые сделали тебя таким, какой ты есть, и заставляет тебя испытывать дикую боль от воспоминаний о тех временах, потому что всего этого больше нет, внезапно все это стало недостижимым. И тебе приходится учиться жить заново.
Начал воспринимать себя, свою жизнь и все свои воспоминания как темные, пыльные комнаты Букингемского дворца. Я вспомнил ту ночь, когда забрал Би из клиники и умолял ее отнестись к этому серьезно, и оставил эти воспоминания в комнате с розовыми пионами на обоях и золотой арфой в самом ее центре. Я вспомнил свой первый раз с университетским товарищем брата, когда мне было семнадцать, нашел для этого воспоминания самую крошечную, самую тесную кладовку для щеток, которую только можно представить, и запихнул его туда. Я вспомнил своего отца прошлой ночью. То, каким дряблым стало его лицо, запах его рук, лихорадку, ожидание, ожидание, а потом вновь ужасное ожидание, за которым настал еще более ужасный момент, когда ждать уже было нечего. И я отыскал самую большую комнату, бальный зал, с широко открытыми дверями и темными, занавешенными окнами. Я закрыл те двери.
Но первый раз, когда я увидел тебя. В Рио. Я оставил это воспоминание в садах. Я оставил его в листьях серебристого клена, повторил его вслух вазе Ватерлоо. Оно не вмещалось ни в одну из комнат.