Самые благоразумные покидали обреченный на «освобождение» город. Так, утром 21 сентября большая группа военных, полицейских, служащих общим числом около тысячи человек под руководством полковника Адамовского на реквизированных машинах, автобусах, телегах, велосипедах и пешком, невзирая на протесты жителей, эвакуировалась из Гродно в направлении литовской границы. Раненых защитников жители предусмотрительно укрывали в своих домах, оставив в госпитале только пострадавших от обстрелов обывателей и пленных красноармейцев.
Тем временем к городу подошел советский 101-й полк 4-й стрелковой дивизии, который также переправился на правый берег и развернулся севернее 119-го полка. В 6 часов полки, усиленные четырьмя орудиями и двумя танками, перешли в наступление и, несмотря на контратаки поляков, к 12 часам вышли на линию железной дороги, а к 14 часам достигли центра Гродно. Советские стрелковые подразделения были поддержаны огнем и гусеницами подоспевшей моторизованной группы 16-го стрелкового корпуса, подавившей огневые точки на восточной окраине. Однако, попав лод фланговый огонь пулеметов, пехота вновь отошла на окраину, а танки снова вынуждены были вести уличные бои в одиночку. Так, бутылками с горючей смесью поляки сожгли вместе с экипажем танк командира взвода младшего лейтенанта Александрова и механика-водителя Комарова. К вечеру боевые машины тоже были выведены из города.
До самых сумерек кипел бой в районе Королевского Замка, казарм 81-го пехотного полка и расположенного рядом с казармами здания школы.
«Остатки польской армии, главным образом офицерские части и банды фашистских молодчиков, — кипела негодованием газета «Советская Белоруссия», — бессильные в открытом бою приостановить сокрушительный натиск Красной Армии, укрепились в Гродно, трусливо спрятавшись за спины мирного населения.
— Стреляйте, товарищи, так, чтобы каждый снаряд попадал в цель и только в цель, — говорил старший политрук тов. Швейкин бойцам, устанавливавшим орудия на огневой позиции. — Ни один снаряд не должен попасть в дома мирных граждан.
Вслед за командой командира батареи капитана Кудрявцева последовал выстрел.
— Взводом огонь!
Куски отбитого кирпича, жести полетели вниз. Следующие снаряды разрывались внутри крепостной башни, разрушали окопы перед крепостью. Ни один снаряд не лег мимо цели. Это была подлинно снайперская стрельба. А в это время стрелковые батальоны ворвались в юго-восточную часть города и начали закрепляться там».
Особое удовольствие советским «снайперам» доставляла стрельба по башням костелов.
Вообще советские средства массовой информации в этот период, да и сорок лет спустя, культивировали патологическую ненависть к «панам». Польские защитники своей страны характеризовались не иначе как «бандиты» и «спесивые шляхтичи», «сволочи» и даже «подлый враг, который осмелился поднять на нас руку». Решиться на отпор родной всем угнетенным Красной Армии могли только «фашисты» и недобитое «офицерье». Зато оборона Варшавы и сражение с немцами в районе Томашув-Любельский, согласно нашей истории, «показали силу и решимость польского рабочего класса, трудового крестьянства и патриотически настроенной интеллигенции сражаться с ненавистным врагом».
Упорное сопротивление «спесивых шляхтичей» в Гродно разом выдуло из голов красноармейцев все инструкции о «лояльном отношении» и сусальном образе «воина-освободителя». На войне как на войне. Вот еще картинка из воспоминаний гродненской учительницы: «…танк остановился прямо передо мной. На лобовой броне распят ребенок, мальчик. Кровь из его ран стекает струйками по металлу. Начинаем с Данкой освобождать привязанного кусками ремней парня, не осознавая, что творится вокруг. Из танка выскакивает черный танкист, в руке браунинг — грозит нам; из соседнего дома с поднятыми вверх кулаками выбегает молодой еврей, кричит хриплым голосом — в чем-то обвиняет нас и мальчика. Ддя меня они не существуют. Вижу только глаза ребенка, полные страха и муки. Я вижу, как освобожденный от узлов он тянется к нам с безграничным доверием. Рослая Данка одним движением снимает ребенка с танка и кладет на носилки. Я уже нахожусь у изголовья, и, оставив онемевших от нашей дерзости палачей, — убегаем. У мальчика пять пулевых ранений (знаю — это польские пули секли по вражеским танкам) и большая потеря крови, однако он в сознании. Его зовут Тадеуш Ясинский, ему 13 лет, единственный сын Софии Ясинской, служащей, отца нет. Он пошел в бой, бросил бутылку с бензином в танк, но не зажег ее… не умел… Выскочили, били, хотели застрелить, а потом распяли на лобовой броне».
С юга в этот день непрерывно атаковала подошедшая к 9 часам утра 20-я моторизованная бригада 15-го танкового корпуса. Прибывший во второй половине дня со своим мотоотрядом Еременко решил лично возглавить операцию по захвату моста. Сев в танк, комкор двинулся во главе атакующих, но вражеский снаряд заклинил башню. Пересев в другую машину, Еременко вновь возглавил атаку и прорвался на мост, но тут от перегрева заглох мотор. В ходе дуэли с огневыми точками противника вновь оказалась поврежденной башня. Наконец механику-водителю удалось завести двигатель, и танк тронулся по склону моста назад, чтобы через сотню метров снова заглохнуть, Еременко пересел в третий БТ и вновь ворвался на мост, но уперся в бетонные блоки, оказавшиеся непреодолимым препятствием. В течение двух с половиной часов танк вел огонь по противоположному берегу с местй, что только подтверждает отсутствие у поляков каких-либо приличных противотанковых средств.
Как вспоминал Еременко: «Поляки оказали нам сильное, но совершенно бессмысленное сопротивление… Мне довелось впервые принять личное участие в танковых атаках и познакомиться с боевыми качествами наших танков, понять сущность некоторых тактических приемов при действиях танков в наступлении на пересеченной местности и в населенном пункте. Это был, в общем, не очень веселый опыт: в бою на подступах к Гродно я и все танкисты из экипажа танка, служившего мне подвижным КП, были ранены, а все три танка, на которых я последовательно руководил боем, выведены из строя…»
20-я мотобригада в ходе боев 21 сентября смогла занять юго-западную окраину города, но переправиться через Неман не сумела ввиду сильного ружейно-пулеметного огня с противоположного берега. Вечером подошла 4-я кавалерийская дивизия. Новый штурм был назначен на утро. Однако командовавший обороной города генерал Пшезьджецкий уже принял решение оставить Гродно и отдал своим войскам приказ отходить на север. В ночь на 22 сентября, под прикрытием темноты, защитники покинули город (в их числе Роман Савицкий, он еще вернется и будет расстрелян немцами в 1942 году). Утром Гродно был занят частями Красной Армии. На поле боя было захоронено 644 трупа, взято в плен 1543 военнослужащих противника, трофеями стали 514 винтовок, 50 револьверов, 146 пулеметов, 1 зенитное орудие, 1 миномет. Советские потери составили 57 человек убитыми, 159 ранеными, было подбито 19 танков и 4 бронемашины. Польские источники утверждают, что в боях за Гродно было убито и ранено 800 командиров и красноармейцев.
В последующие дни победители, оскорбленные в лучших чувствах, чинили расправу. У Собачьей Горки расстреляли два десятка взятых в плен «фашиствующих молодчиков» — школьников в возрасте от десяти до восемнадцати лет. На улицах производили обыски, в первую очередь молодежи, и если находился хотя бы перочинный ножик, убивали на месте. Тела грудами сваливали перед костелом. Некий младший лейтенант-связист из 101-го полка по фамилии Дубовик, которому 22 сентября поручили отконвоировать из Гродно группу пленных, устроил по пути дознание и расстрелял 29 человек, ну явных врагов, «замаскировавшихся офицеров». За два дня было убито около 300 защитников и жителей города.
Тем временем командование 2-й танковой бригады, получившее задачу захватить Сокулку, но так и не дождавшееся горючего, было вынуждено создать отряд под командованием капитана Новикова в составе 43 танков, мотострелковой роты и взвода противотанковой артиллерии, которому было передано все наличное топливо. Выступив из Волковыска в 7 часов 20 сентября, отряд занял Сокулку в 14 часов. 11-я кавдивизия и 5-й стрелковый корпус продвигались на запад и юго-запад от Волковыска.
19 сентября границу перешли закончившие сосредоточение войска 10-й армии (6-я, 33-я и 121-я стрелковые дивизии — 42 135 человек, 330 орудий и минометов, 28 танков), которые к исходу дня достигли рек Неман и Уша. Продолжая медленное продвижение во втором эшелоне Белорусского фронта, войска армии к 20 сентября вышли на рубеж Новогрудок — Городище. Приказом командующего Белорусским фронтом армии был подчинен 5-й стрелковый корпус.
На фронте 4-й армии (40 365 человек, всего 184 орудия и миномета и 508 танков) к исходу первого дня наступления 29-я танковая бригада (240 танков Т-26) заняла город Барановичи в 50 километрах от границы и расположенный здесь же укрепленный район, который не был занят польскими войсками по причине их отсутствия. Гарнизон состоял из хозяйственных подразделений убывшей на войну с германцем 20-й пехотной дивизии, полицейских, необученных новобранцев и управления фортификационных работ. «Сопротивление противника, — рапортовал начальник бронетанковых войск фронта комбриг Д.К. Мостовенко, — которое ожидалось в районе укреплений Барановичи, упреждено смелыми действиями командира 29-й танковой бригады, который приказал перелить топливо из танков 3-го батальона в машины 1-го и 2-го батальонов». Первым в город вощел танковый батальон под командованием будущего генерала армии майора И.Д. Черняховского. В районе Барановичей, по советским данным, было взято в плен до 5000 польских солдат, захвачены 4 противотанковых орудия и два эшелона с продовольствием. 8-я стрелковая дивизия за это время едва дотопала до Несвижа, а 143-я стрелковая дивизия полковника Орлова заняла Клецк.
К исходу 18 сентября 29-я и 32-я (220 танков Т-26) танковые бригады, продвигаясь по шоссе Барановичи — Кобрин, вышли на реку Щара южнее Слонима, снова значительно оторвавшись от стрелковых подразделений. 8-я дивизия миновала Барановичи, а 143-я продвинулась до Синявки. 19 сентября танковые бригады достигли Березы-Картузской, где разделились: 29-я с приданным ей стрелковым батальном 8-й дивизии повернула на Пружаны, 32-я бригада с батальоном 143-й дивизии продолжала катиться по шоссе на Кобрин; 8-я дивизия достигла реки Щара, а 143-я стрелковая обходила Барановичи с юга сентября, заняв позиции на окраине Пружан, 29-я танковая бригада С.М. Кривошеина вела разведку в сторону Бреста. У Видомли 20 сентября был установлен контакт с германскими частями. К комбригу доставили группу из нескольких немецких офицеров и солдат, сообщивших, что Брест уже ими занят. Кривошеин доложил о встрече Чуйкову, затем под марши в исполнении бригадного оркестра потчевал гостей русским борщом и шашлыком, сфотографировался с ними на фоне ленинской палатки и на прощанье попросил передать горячие поздравления генералу Гудериану сентября 8-я стрелковая дивизия вошла в Пружаны, 143-я дивизия — Березу-Картузскую. Вечером комдив Чуйков поставил 29-й танковой бригаде задачу во взаимодействии с 151-м стрелковым полком не позднее 14 часов следующего дня занять Брест, который, согласно протоколу о демаркационной линии, отходил к СССР, и удерживать его, если будет необходимость, до подхода основных сил. 32-й танковой бригаде и 143-й стрелковой дивизии следовало занять Кобрин, оттуда следовать на Черняны и Малориту. В ночь на 22 сентября танковая рота 32-й бригады с приданными ей пехотинцами после боя с польским отрядом ворвалась в Городец на Королевском