Много лет спустя житель деревни Радын Малоритского района П.Д. Гаврилюк на вопрос: «Были ли случаи убийства польских полицейских и других представителей польских властей?» — ответил просто: «Если советские солдаты встречали кого-то в польской форме (польских офицеров, полицейских), то их убивали на месте… Сельские жители тоже хотели побыстрее избавиться от поляков, устроить свою мирную жизнь».
Как любой поход любого освободительного воинства в чужую землю, этот сопровождался грабежами, насилием и мародерством. Как в любой армии мира, советское командование старалось с этими явлениями бороться. Хотя, если местными членами «рабочих отрядов» и «красной гвардии» совершались убийства на почве классовой ненависти, на это смотрели сквозь пальцы, давая выплеснуться «народному гневу».
87-я стрелковая дивизия на рубеже деревень Боровичи — Навуз натолкнулась на части 3-го польского пехотного полка (до войны — полк КОР «Глубокое») под командованием полковника Зайончковского. За неделю до этих событий полк был погружен в эшелон и направлен в Львов. Однако до места назначения он не добрался и 16 сентября был вынужден «спешиться» в районе Костополя: железнодорожный путь оказался разрушен немецкими бомбардировщиками. Затем пришла весть о советском нападении. Вечером 18 сентября командир полка созвал совещание офицеров, на котором сообщил о принятом им решении, избегая столкновений с войсками Красной Армии, двигаться на соединение с оперативной группой генерала Клебэрга. Марш на запад начался в 6 утра 20 сентября. Полк был неплохо вооружен и, кроме всего прочего, имел 12 противотанковых орудий. За военной колонной тянулась длинная вереница беженцев со скарбом, пожелавших уйти за Буг. Около 14 часов следующий головным 3-й батальон приблизился в местечку Колки, где был обстрелян из пулеметов. Батальон развернулся в боевой порядок. Затем последовала дивная для поляков сцена:
«В решающий момент из местечка Колки выехал черный легковой автомобиль, он на минуту задержался возле головных отрядов пехоты и двинулся дальше в нашем направлении. Подъехав на опушку леса, он остановился, из него вышли четыре подозрительного вида типа в гражданском и спросили: «Где командир?» — «Я командир», — ответил полковник Зайончковский. Один из прибывших, дюжий верзила, одетый, правда, наиболее прилично, предложил командиру полка сложить оружие, иначе через мост на реке Стырь они нас не пропустят. «Кто вы такие?» — прорычал полковник Зайончковский. «Сельсовет», — ответил верзила. Казалось, полковника хватит удар. Он был взбешен. Некоторое время он размышлял, то и дело повторяя громко: «Сельсовет!» — а затем отдал приказ арестовать господ вместе с их автомобилем».
Вскоре Колки были взяты штурмом. Выяснилось, что новая власть уже успела перестрелять не успевших бежать местных полицейских. Над четырьмя сельсоветчиками немедленно учинили военно-полевой суд и тоже пустили их в расход. Вечером того же дня 3-й полк по мосту перешел через реку Стырь.
21 сентября возле деревни Навуз 1 — й батальон схлестнулся с передовыми подразделениями 87-й стрелковой дивизии. При входе в деревню советский разведбатальон и танковая рота были внезапно обстреляны ружейно-пулеметным огнем и огнем противотанковых орудий. Пришлось отступить, потеряв три танка и три грузовика. Тогда в бой были брошены подразделения 16-го стрелкового полка, 43-го разведбатальона, 212-го гаубичного артполка и 71-го противотанкового дивизиона. 22 сентября обе стороны наращивали силы. Целью польской атаки был прорыв к деревне Янувка, возле которой находился мост через реку Стоход. Однако ввиду явного превосходства противника под ураганным огнем советской артиллерии и ударами с воздуха сделать этого не удалось. В результате поляки потеряли 260 человек убитыми и ранеными и 120 пленными. Потери советских войск составили 99 человек убитыми, 137 ранеными.
Ночью из батальонов дезертировали почти все солдаты — не поляки. Остатки полка были окружены в районе деревни Радошин. В полдень 23 сентября полковник Зайончковский, считая положение безнадежным, выслал в советское расположение знающего украинский и русский языки командира 3-го батальона подполковника Яна Лаховича с двумя офицерами, чтобы оговорить условия капитуляции. Принявший их «политический комиссар» на все требования «панов» о гарантиях и соблюдении правил обращения с военнопленными глубокомысленно кивал, а затем без возражений подписал джентльменский протокол. В 17 часов 3-й пехотный полк разоружился и сдался. Полковник Зайончковский, не дожидаясь возвращения парламентеров, бежал, переодевшись в партикулярное платье.
К исходу 22 сентября войска 5-й армии вышли на рубеж Ковель — Рожице — Владимир-Волынский — Иваничи. 60-я стрелковая дивизия очищала Сарненский УР от вооружения и боеприпасов. Восточнее Ковеля, на станции Поворск, советская авиация настигла оказавшегося в ловушке «Первого маршала». В результате бомбардировки бронепоезд получил повреждения, понес потери в людях. В ночь на 23 сентября командир приказал вывести из строя вооружение и распустил экипаж, сам с отрядом из 50 человек присоединился к группе Рюкеманна. Позднее бронированный трофей достался чекистскому ведомству и после ремонта был включен в состав 10-й дивизии НКВД под наименованием бронепоезд № 77 (интересно, что до начала 1920 года он уже состоял на вооружении Красной Армии, был захвачен поляками и под именем «Стрелец Кресовы» успел повоевать за Речь Посполитую; после нового призыва под красные знамена и недолгой службы по охране железных дорог в Западной Украине снова был взорван и брошен экипажем в июле 1941-го; немцы бронепоезд реанимировали, и он стал называться Panzer Zug № 10, под конец войны «ветеран» трех армий был окончательно добит советскими штурмовиками).
В полосе 6-й армии (17-й стрелковый и 2-й кавалерийский корпуса — 80 834 человека, 630 орудий и минометов, 675 танков) штурмовая группа пограничников и красноармейцев в 4 часа утра 17 сентября захватила Волочиский мост. Через полчаса артиллерия 17-го стрелкового корпуса нанесла удар по вражеским объектам на противоположном берегу реки Збручь, и войска приступили к фор-, сйрованию, используя захваченный мост и наведенные переправы. Проведя учения по преодолению водной преграды, части 17-го корпуса (96-я и 97-я стрелковые диви-, зии, 38-я и 10-я танковые бригады) свернулись в походные колонны и двинулись в сторону Тарнополя. Подвижные соединения быстро обогнали пехоту, и уже к вечеру 10-я танковая бригада (98 танков Т-28 и 40 танков БТ, 19 бронеавтомобилей) вступила в город. Наступавшая севернее 24-я танковая бригада (305 танков БТ, 8 танков тГ-26, 28 бронеавтомобилей) полковника П.С. Фотченкова совместно со 136-м стрелковым полком 97-й дивизии прошла Доброводы и, обойдя Тарнополь с северо-запада, около 22 часов вышла на его западную окраину и приступила к ее очистке от польских частей. С севера в город во-: шли 11 танков 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавкорпуса.
Хотя организованного сопротивления оказано не было, без стрельбы не обошлось. Так, несколько польских солдат с двумя офицерами установили пулеметы на башне костела в Центре Тарнополя и открыли огонь по советским войскам. «Неожиданно с костела полоснул по улице плотный пулеметный огонь, — вспоминал С.М. Штеменко. — Заржали кони, забегали люди. Поднялась ответная стрельба. Прекратить ее нельзя было до самого рассвета. Время от времени она вспыхивала то в одном, то в другом конце города. В костеле мы обнаружили утром груды пустых гильз, но того, кто вел огонь по улице, задержать не удалось. Говорили, это — ксендз, успевший улизнуть потайным ходом». Жители города историю с ночными пулеметчиками тоже запомнили надолго, только в их описании концовка была несколько другая, чем у нашего генерала армии. Утром казачки согнали к костелу 100 человек местных и объявили их заложниками. После чего польские офицеры застрелились, солдаты капитулировали. День 18 сентября пришлось посвятить зачистке города от «бандитов». В ходе перестрелок Красная Армия потеряла 3 человека убитыми и 37 ранеными. Одновременно в Тарнополь вступили войска 17-го стрелкового корпуса. В плен было взято 600 польских военнослужащих.
Наступавшие севернее соединения 2-го кавалерийского корпуса, преодолев реку Серет, получили приказ Тимошенко форсированным маршем двигаться к Львову и овладеть городом. Так как конский состав нуждался в отдыхе, командир корпуса создал сводный моторизованный отряд под командованием комбрига Я.С. Шарабурко из 600 кавалеристов, посаженных на танки 5-й кавдивизии, и батальона 24-й танковой бригады. Отряд двинулся к Львову, по пути «собрав» до 6000 пленных. Остальные войска 6-й армии по мере возможности также стягивались к главной цели — Львову. У Сасува 14-я кавалерийская дивизия сломила сопротивление местного гарнизона и полиции, взяв в плен 1155 человек и захватив 200 винтовок. В ночь на 19 сентября от Бродов к городу подошла колонна польских войск, которая также была разоружена. В плен было взято еще 12 096 человек, трофеи составили 12 тысяч винтовок, 26 орудий, 275 пулеметов, 32 автомашины и 1200 лошадей.
К утру 19 сентября 2-й кавкорпус занял Злочув, а к вечеру 20 сентября 14-я кавдивизия достигла Ярычева, Барщевеще, 3-я кавдивизия — Калиновкщ Бялки Шляхецкой в 8 километрах от Львова.
Не одержав впечатляющих военных побед, армия комкора Голикова особо отличилась на другом фронте — расстрельном. Запевалой в этом деле был сам Филипп Иванович. Так, 21 сентября в Злочуве, вспомнив свою юность в рядах карательной бригады, командарм, не глядя, подмахнул бумажку, разрешавшую начальнику особого отдела 2-го кавалерийского корпуса Кобернюку расстрелять любых десять человек по его выбору. Оный Кобернюк выехал в город, арестовал начальника тюрьмы, его заместителя, прокурора, несколько чиновников полиции и администрации и «всех этих лиц, в счет установленного Военным советом 6-й армии лимита» расстрелял. Чуть позже, дабы не стеснять похвальную инициативу подчиненных «лимитами», Голиков и член Военного совета бригадный комиссар Захарычев дали особистам добро «быстро арестованных» врагов народа убивать «упрощенным порядком». Эта «установка» была доведена также до командиров соединений и частей. Без суда расправлялись над пленными польскими военнослужащими, полицейскими и «мирными жителями кулацкого происхождения». Эхо этой стрельбы докатилось аж до товарища Сталина в виде жалобы прокурора армии, не сумевшего унять командарма и просившего центр «навести в нашей 6-й армии большевистский порядок».