Но наступил момент, когда новая порция обтекаемых фраз попросту застряла у него в горле. Эдик закашлялся, схватился за шею.
– Кому-то давно нужно немного помолчать, – хмыкнула Котенок. – Мне даже было интересно, на сколько тебя хватит.
– Я думал, тебе так легче, – смущенно бормотнул Редкий.
– Легче мне станет, когда увижу сестру, коснусь ее. Когда буду уверена, что она жива. А ты мне помогаешь уже тем, что рядом, говорить не обязательно.
– «Разговор – это гарцующий конь, – от смущения процитировал старый фильм Эдик. – Его нельзя лупить, как осла».
– Ага, и ты влюбился в девушку, которой нужен хеппи-энд, – не осталась в долгу Элла. – А теперь давай просто чаю попьем.
Они как раз проходили мимо французской кофейни в виде грота, со столиками вокруг небольшого фонтана. Струи воды били из распахнутой пасти золотой рыбины, танцующей на собственном хвосте. Всего три столика было занято, владелец в фартуке и черной бандане дремал на стуле у входа. И тут Эдуард кое-кого приметил.
Стараясь ничем себя не выдать, он отвел девушку за грот, усадил за крайний столик, откуда фонтана не было видно, зато вокруг цвели розовые кусты.
– Пойду растолкаю официанта.
И бегом бросился ко входу в грот, однако дремлющего обогнул на цыпочках. Ему нужно было в темпе сделать другое: за фонтаном в подсветке маленькой радуги он заметил за столом знакомое лицо. Лицо того, кто не должен был сейчас тут сидеть, а если сидит, то, значит, все очень плохо. Редкий задыхался теперь уже от волнения. Оперся обеими ладонями о шаткий столик и выдавил сквозь высохшее горло слова:
– Верена, она умерла, да?
Женщина сильно вздрогнула, поскольку до того момента сидела с закрытыми глазами. Веки слегка припухли – она недавно плакала. На Эдика посмотрела с испугом, попыталась привстать:
– Кто умер?
– Инна. Инна Котенок, ваша пациентка. Иначе вы были бы сейчас на операции.
Верена замахала на него руками, даже рассмеялась от облегчения.
– Ну что вы, Эдуард. Будь какие-то сложности, меня бы уже известили.
– Но вы не в операционной, – не отставал он. – Слушайте, вон там за гротом сидит ее сестра, ждет результатов операции. И если с Инной все плохо, я должен узнать это раньше ее. Чтобы подготовить, понимаете?
Женщина стремительным движением пододвинула к себе чашечку с кофе, давно остывшим, выпила в два глотка. Сказала, изображая шутливую обиду:
– Ну, если врачу и маленькая передышка не позволена, тогда бегу в операционную. На самом деле, Эдуард, волноваться не нужно. Я была в начале операции, и все шло просто отлично. Нужно было посмотреть одну девочку-пациентку, я вышла ненадолго. Вот возвращаюсь. Думаю, главное там еще и не начиналось.
– А что с девочкой? – спросил он, скорее, от смущения.
– Проблемы с сердцем… неважно. – Кажется, что-то ее серьезно расстроило, Верена кусала губы, отводила взгляд. – Эдуард, послушайте…
– Да?
– Понимаю, вы весь день будете заняты, я тоже, но вечером, когда операция Инны закончится, могли бы мы с вами встретиться и кое-что обсудить?
– Это насчет Василия? – встрепенулся Редкий.
– Что? А, нет, насчет него пока я ничего не узнала, не было времени. По другому поводу. Если согласны, я оформлю вас на прием к себе и введу в общий компьютер. Кто-нибудь из вашего отделения проводит вас.
– Ну вы же не этот, не глазник. – Эдик совсем не возражал против встречи, но хотел понимать ситуацию.
– Ну, я сосудистый хирург, специализируюсь на пересадке органов. Мне будет интересно поглядеть, как приживается ваш глаз. Хотя предметом нашей встречи будет не только он.
– Я понял. Ладно, с удовольствием посещу ваш кабинетик.
Верена тут же вскочила на ноги, кивнула ему дружески и зашагала прочь. Несколько мгновений Редкий смотрел ей вслед, потом встрепенулся, стукнул себя кулаком по лбу и бросился ко входу в грот. К Элле вернулся, неся в руках серебряный поднос с двумя чашками и заварным чайником, вазочку с апельсиновым печеньем. Он был рад обнаружить, что, глубоко задумавшись, девушка не заметила его неоправданно долгого отсутствия.
Эдик ничего не рассказал своей подруге ни про первую встречу с Вереной, ни про вторую. Сначала вообще-то собирался, но теперь решил выяснить, с чего вдруг докторша захотела с ним лично пообщаться. Наверняка по делу, но… кто знает. Он вдруг припомнил, как его бывшая жена еще в школе плакалась ему, что не в состоянии сама подготовиться к ЕГЭ. Он честно ходил к ней домой, помогал, растолковывал, терпел непонятные намеки и мечтал вырваться поскорее, чтобы встретить Элку после музыкалки. А потом другая одноклассница в школьном коридоре с чувством бросила ему в лицо: «Да она просто пользуется тем, что ты такой добренький и доверчивый!»
Редкий не видел никакой беды в том, чтобы быть добрым и доверчивым, вполне допускал, что Верена хочет повидаться с ним по личным причинам, но не собирался грузить этим Эллу в такой тяжелый для нее день.
Еще через пару часов телефон Эллы булькнул, сообщая об эсэмэске. Девушка глянула на табло и побелела так, что Эдик поспешил подхватить ее под локти.
– Что?
– Инну вернули в палату.
– Почему не в реанимацию, вроде после операций…
– Эд, милый, тут любая палата покруче любой реанимации, ты не заметил?
– Тогда хорошо. – Он старательно вглядывался в ее лицо.
– Написали, чтобы я приходила. Ужасно жаль, что тебе туда нельзя. Подождешь здесь? Надеюсь, не отберут сразу гостевой браслет, – говорила Элла, слегка задыхаясь, и уже пятилась к одному из выходов из Городка.
– Я буду ждать на нашем месте, – заверил Редкий.
Он наконец мог расслабиться. Собраться с новыми силами, ведь пока известно лишь, что Инна жива. Эдуард вернулся в центр Городка, к круглому прудику с золотыми рыбками. Под прикрытием розовых кустов огляделся воровато – и растянулся на траве и, что самое удивительное, заснул ведь, да так крепко, что Элле пришлось колотить его кулачком по груди и животу.
– Эл, ну что? – Он сел и крепко сжал запястья девушки.
Она неуверенно улыбалась, ресницы еще не просохли от слез.
– Я видела ее, – прошептала Элла. – Меня пустили в палату. Инна не спала, при таких операциях делают только анестезию. Я видела ее глаза. Господи, она смотрела прямо на меня, и в них был разум, понимаешь? Мне даже показалось, что она силится улыбнуться, спросить что-то. Может, почему я такая взрослая, у нее ведь выпал из памяти огромный период. Говорить пока не могла, конечно. Но я уверена, что она становится прежней, понимаешь?
Вскочив на ноги, Элла закружилась на месте, как ребенок. Эдик, смеясь, поймал ее и крепко обнял. Вдруг показалось, что не было всех этих лет и Элла – та самая Элла, которую он часами ждал у музыкалки. Тогда она так же кружилась на широком крыльце, довольная, что отстрелялась. А он бежал с вытянутыми вперед руками и всякий раз страшно боялся, что она навернется с лестницы.
Потом он проводил ее до выхода, полюбовался напоследок на счастливое лицо девушки. Вернулся в отделение, читал, дремал, ходил на ужин – и ждал отбоя.
– У вас незапланированный осмотр, но волноваться нечего, – зачирикала весело юная медсестра, просачиваясь в палату. – Операция прошла шикарно, вас уже готовят к выписке. Просто один врач хочет оценить работу коллег. Пойдемте?
Редкий, демонстрируя усталое равнодушие, встал и накинул рубашку от пижамы. Его тут же повели к одному из лифтов, которыми пользовался только медперсонал, – больные обычно существовали в одной горизонтали. Браслет на его руке тихо пискнул, получив необходимое расширение, лифт поехал вниз.
На другом этаже, где-то глубоко под землей, медсестра проводила его до раздвижных дверей кабинета и сразу удалилась. Войдя, Эдик оказался в смотровой, а может, небольшой операционной, оборудования тут хватало, и стол-трансформер был. Верена в нежно-голубом костюме сидела за рабочим столом с книгой, но тут же встала навстречу Редкому, улыбнулась робко, словно не он на осмотр, а она на свидание пришла.
– Мне на стол прилечь? – спросил Эдуард, чтобы поскорее побороть неловкость. – Правда будете глаз смотреть?
Верена медленно покачала головой:
– Я вас по другому поводу пригласила.
– Да я догадался.
Доктор подошла совсем близко и теперь смотрела на него снизу вверх, глаза – измученные, в прожилках. Все указывало на то, что в последнее время она много плакала и плохо спала.
– Дайте руку.
Он протянул. И в один миг был освобожден от браслета. Становилось все интересней.
– Я хочу кое-что вам показать, Эдуард. Это не совсем законно, поэтому я очень надеюсь, что вы меня не выдадите. Согласны?
Он кивнул, и тут же багряно-красный браслет лег на его запястье. Эдик уже нацелился на входную дверь, но женщина шагнула к ложному окну из матового стекла, поднесла свой браслет – тоже красный – к небольшому пульту. И немедленно окно превратилось в дверь, створки разъехались совершенно бесшумно. Эдуард смекнул, что это какое-то засекреченное отделение, раз вход в него такой странный.
Пока выглядело все привычно. Здесь тоже были двери, холлы, только на удивление пустынно, словно давно наступила ночь или отделение было необитаемо. Но это едва ли, в заброшенных местах запах другой. В холлах в больших кадках тускло светились темные силуэты растений – Редкий знал от Эллы, что они скрещены с генами светлячков, и в его отделении такие стояли. Но так темно там не бывало никогда, а уж он побродил ночами…
Вопросов Эдуард не задавал, хотя не терпелось узнать, что это за место и что тут происходит. Но его ведь и вели, чтобы дать некоторые ответы, поэтому дергать Верену не стоило, она и так, казалось, слегка не в себе.
Вдруг женщина остановилась, словно засомневалась в чем-то. В полутьме медленно оглянулась на спутника:
– Эдуард, вам наверняка кажется все это очень странным?
– Люблю все странное, – заверил он.
– Дело в том, что я кое-что слышала о вас.
– Например? – напрягся Редкий.