– Кто это были такие? – пыталась спрашивать она, а зубы так и отбивали нервную дробь. – Преступники, да? Хотели меня похитить?
– Дашенька, не волнуйся, девочка, – глубоким, звучным баритоном говорил знакомый доктор, он вплотную занимался ею днем, самолично водил по всем кабинетам. – Произошла досаднейшая ошибка, но все уже позади. Сейчас ты успокоишься и спокойно уснешь.
– Но я правильно сделала, что закричала? Правильно, да?
– Конечно, милая, ты очень умная и сообразительная девочка.
Доктор улыбнулся ей ласково, погладил по голове, даже приобнял немного, и за ее спиной без всякой улыбки кивнул пожилой медсестре, уже стоящей наизготове со шприцем. Та ловко и быстро протерла пахучей ваткой руку на сгибе и поставила укол раньше, чем Даша успела туда посмотреть.
Глава 15Вторжение
Платон проспал пару часов после двадцатичасового непрерывного просмотра записей с камер. Этого хватило, чтобы восстановиться, всегда хватало. В детском доме он часто просыпался среди ночи и уходил в умывальный отсек. Там была кладовка для хранения банных принадлежностей, а в ней – яркая лампа с зеленым абажуром, которую можно было опускать и поднимать. Он ложился на тюки с полотенцами и читал до подъема.
Но сейчас читать не хотелось. Платон волновался за ребят, за Вику, с которой непонятно что происходит, за Маго, который снова мог влезть во что-то опасное. Но больше всего – за четырех маленьких первенцев. На часах было начало четвертого утра, и он решил, что сможет проведать их в ангаре.
В темпе, насколько позволяла больная нога, собрался и приоткрыл дверь. На стуле у противоположной стены, опасно завалившись на бок, дремал парнишка из Лиги, не то страж, не то слуга на посылках. Воронцов осторожно сжал его плечо и подтолкнул, придавая телу более-менее прямое положение. Тот распахнул глаза, младенчески бессмысленные со сна, глянул на Платона снизу вверх и снова заснул. Воронцов прогулялся неспешно по мраморному полу коридора, отыскал выход, с удовольствием втянул свежайший ночной воздух. Держась в тени деревьев, заковылял к ангару.
Дверь он нашел быстро, убедился, что она не заперта и из-под нее тонкой струйкой ложится на траву уютный желтый свет. Осторожно вошел и даже зажмурился, так ярко строение было освещено внутри. Близко к выходу увидел словно домик в домике, такой же полукруглый, как сам ангар, размером с большую палатку. От его стен ощутимо веяло теплом, на пол у входа были брошены две черные овчины. Но то, что увидел Платон, обойдя это строение, заставило его содрогнуться от отвращения и негодования.
Там в один ряд выстроились пять железных коробок с одной общей стеклянной стеной. Один короб пустовал, в остальных были дети, маленькие первенцы. Обстановка внутри каждой коробки состояла только из надувного матраса на полу. На них сейчас и спали обнаженные малыши. У двоих Платон заметил в руках что-то вроде деревяшек, но бесформенных, – лишь одна отдаленно смахивала на зверюшку. Больше ничего не было, даже ночных горшков.
Потрясенный Платон почти вплотную подошел к жалким загончикам. Старший из мальчиков вдруг проснулся и моментально, как потревоженное животное, подскочил на ноги. Шагнул вперед, положил на стекло ладони с растопыренными пальцами и, плюща нос, прижался к нему лицом. Его темные злые глаза напряженно следили за Воронцовым, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы, – он рычал.
Платон повернулся к двери, собираясь немедленно отыскать и вытащить из постели виновника этого ужаса. Но Прайд уже стоял там, на пороге ангара, ухмылялся и смотрел на парня в упор. На нем был расшитый халат на манер бухарского, хлопковые белые брюки. Прическа – волосок к волоску, непохоже, что он спал. По бокам маячили перепуганные буки.
– Ты же не думал, что тебя охраняет только этот лежебока на стуле? – спросил Хозяин с обманчивой мягкостью. – Я уже готовился отойти ко сну, как вдруг мой дорогой гость решил прогуляться. А я ведь просил тебя не навещать этих детей. Обычно мне не приходится повторять свои просьбы дважды.
Платон выслушал его до конца, потом заговорил сам:
– Когда я вез этих детей сюда, то рассчитывал, что их положение хоть немного улучшится по сравнению с Институтом. Думал, их больше не будут держать в клетках, а станут с ними заниматься, учить их, развивать. Я ради этого сюда и приехал. Но вы снова засунули их в клетки, как животных.
– Они и есть животные, – усмехнулся Прайд. – Только куда более опасные.
– Но их сделали такими по вашим указаниям! Да, они опасны, но еще не поздно все изменить. Развить и воспитать их, научить вести себя по-человечески и не использовать свои страшные способности.
– Ты сам-то себя слышишь? – глумливо сквозь смех проговорил Хозяин. – Превратить такой клад в обычных детей, каких любая баба нарожает! И во что тогда я вкладывал миллиарды?
Платон не умел ненавидеть. Иногда и хотел, но не получалось. А вот сейчас он ощутил, как растет и раздувается в груди скользкий ком ненависти.
– Зачем они вам такие?! Кирилл пропал, план по явлению миру нового мессии, полагаю, откладывается на неопределенное время.
Прайд высоко взметнул толстые брови:
– Что за предположения? Мессия придет в положенный срок, и поверь, он произведет на глупые массы заранее задуманное впечатление. И он будет мне дорог, чрезвычайно дорог. Не представляешь, мальчик, как я буду им дорожить и охранять его с помощью таких, как они. На днях я получу из Института партию бук, каждый займется своим ребенком, будет дрессировать и натаскивать его, как хорошего сторожевого пса. Правда, к этому времени хотелось бы получить и пятую девочку. Твои друзья ведь в курсе, где она?
– Понятия не имею.
– А лучше бы тебе иметь это понятие, потому что, если партия окажется испорченной, уничтожат всех пятерых. Я желаю, чтобы в будущем они взаимодействовали, как волки в стае, а это будет невозможно, если девчонку испортят.
Какой-то тихий звук заставил Воронцова повернуть голову и снова глянуть на клетки с детьми. Старший мальчик теперь сидел на корточках и все так же кривил рот в неслышном рыке – толстое стекло не пропускало звук. Но теперь проснулся и малыш, тот самый, которого нашли в лесу девочки и Володя. Кажется, он узнал Платона и теперь изо всех сил молотил ладошками по стеклу. Поймав взгляд Платона, он перестал стучать и протянул к нему руки таким умоляющим движением, что скользкий и колючий ком в груди парня наконец взорвался.
Платон стремительно метнулся к Прайду, явно не ожидавшему такого поворота, схватил его за плечи и ловкой подсечкой уронил на гладкий металлический пол. Буки в ужасе отскочили и спрятались за свой домик.
Если Воронцов планировал отвести душу в драке, то этого не случилось: мужчина просто лежал на спине и тяжело втягивал воздух. Желтоватые глаза широко были распахнуты, но казалось, он ничего не видит и не понимает. Выглядело это так, будто Прайд сейчас борется за каждый вздох, хотя Платон был уверен, что падение не могло так уж сильно ему повредить.
Воронцов покачал головой, вздохнул.
– Да, всегда знал, что драки – не мой конек. Вставайте, Виктор Антонович.
Он протянул поверженному врагу руку. Тот дернулся и отклонился, Платон, осознав свою оплошность, убрал руки за спину. Секунд десять ничего не происходило, потом Прайд задышал ровнее, и в глазах появилось осмысленное выражение. Зловещая улыбка искривила рот.
– Интересно, юноша, переступил ли ты уже в новый период жизни с новыми способностями или просто никогда прежде не выходил из себя? Моим высоколобым профессорам будет о чем подумать.
Платон покрепче сжал зубы, не желая выдавать любопытства. Но, кажется, Хозяин сам был не прочь обсудить случившееся.
– Похоже, ты уже примерил на себя роль земного бога. За доли мгновения я имел возможность оценить всю свою жизнь. При этом мое сердце превратилось в моего же грозного обличителя и беспощадно судило за то, что мой мозг отнюдь не считает грехом. Я думал, что взорвусь изнутри, разлечусь на молекулы. Пожалуй, второго такого раза мне не пережить.
Платон переместил вес с раненой ноги на больную от рождения. Этого оказалось достаточно, чтобы Прайд оставил патетику и рявкнул во всю мощь легких:
– Вы, идиоты, приглядывайте за ним!
По бокам парня тут же возникли понурые малорослые буки, холодные пальцы сжались на его запястьях. Кажется, Хозяин вообразил, что Платон в самом деле решил повторить нападение.
Прайд тяжело поднялся на ноги, обеими руками долго тер грудь. Лютая злоба почти лишила его желтоватые глаза человеческого выражения. Он понял, что проболтался, да еще и проявил позорную слабость.
– Если ты сейчас торжествуешь в душе, то, поверь, напрасно, – медленно проговорил Прайд, впиваясь взглядом в Платона. – Так уж вышло, что хоть я и чудовище в твоих глазах, но чудовище, которому нужны такие монстры, как вы. Подобное к подобному, верно? Для всего прочего мира вы – заноза, от которой поспешат избавиться, если меня не станет. Даже те, кто работает на меня, не рискнут принять вас в наследство и утилизируют всех, едва появится возможность.
Платон выслушал его, кивнул. Ответил спокойно, без всякой позы:
– Знаете, Виктор Антонович, теперь я думаю, что так будет лучше. У этих малышей почти нет шанса на нормальную жизнь, было бы гуманнее дать им умереть, по возможности – безболезненно. Что касается нас, старших, – да, мы хотим жить. Мы знаем, что такое жизнь, и умеем ее ценить даже больше, чем обычные люди. Но мы примем решение уйти, если станет очевидно, что мы лишь увеличиваем зло в мире. И уж точно не станем служить вам.
– За себя говори, – огрызнулся Прайд, растеряв всю свою важность. – Может, тебе, хромоножке, жизнь и не в радость, а вот твои друзья по несчастью едва ли с тобой солидарны. Не забудь сперва с ними посоветоваться.
Буки проводили Платона обратно в его комнату, и уже через час на двери был установлен замок, открывающийся только снаружи. Платон окончательно приобрел статус пленника.