Маго улыбнулся в темноту и тут же уснул.
Глава 16Узник института
Утром в воскресенье Таня Милич проснулась в самом решительном настроении, наскоро привела себя в порядок и тут же отправилась будить брата. А Володя и не спал уже давно, пил кофе на кухне. Родители еще на рассвете убыли по неотложным делам своей фирмы, Абрек, уже освобожденный от ненавистной повязки, лежал на теплом линолеуме и бросал сердитые взгляды поначалу только на хозяина, потом и Тане досталось.
Пес был обижен на весь мир. По своему врожденному легкомыслию он уже и думать забыл о том, как худо ему пришлось чуть больше недели назад, как болела каждая косточка и не было сил подняться на лапы. Теперь он снова ощущал себя полным энергии и не мог понять, почему с ним гуляют так мало, не спускают с поводка и даже по лестнице не позволяют пробежаться, все тащат в нелюбимый им лифт. А главное, не берут больше с собой на всякие интересные приключения. А ведь он так старался, защищал хозяина от ужасных, злых людей. Тут Абрек даже подвыл от жалости к себе.
Спущенная под стол хозяйская рука с куском куриной грудки на время примирила его с несправедливостью мира. А Таня тем временем сказала самым решительным голосом:
– Еж, собирайся. Мы едем навестить Вику.
Володя едва не поперхнулся последним глотком, отставил чашку и изумленно уставился на сестру.
– Кто же нас пустит в Институт, можно спросить?
– Прорвемся!
– Серьезно? Пока что нам даже к Маго прорваться не удалось. Ты решила потренироваться на более сложном случае?
Таня вздохнула и закатила глаза:
– Еж, ты чего, ну разные же это вещи. В больнице меня знать не знают, карантин продлили для всех, а по стенам я лазать не умею. Маго мог бы сто раз к нам спуститься, но он не хочет ни на минуту оставить Пашку одного, хотя и считает, что покушений больше не будет, почти неделю как спокойно все. А про Вику ничего не ясно, я просто с ума схожу от тревоги. Понятно, что жива, но мне этого мало.
– К Вике пока не пускают даже отца, – напомнил Володя. – В смысле, как я понял, в сам Институт его никогда и не пустят, а на улицу выходить ей пока нельзя.
– Во-от! Его не пустят, а меня пустят!
– Танюш, может, позавтракаешь сперва? – Володя с жалостливым видом подвинул к ней блюдо с сырниками. – У тебя, похоже, от голода помутнение в голове.
Таня без всякого интереса глянула на стол, успела вскользь порадоваться за себя: еда больше не соблазняет, по утрам не нужно выскакивать на кухню с диким желанием поскорее что-то закинуть в рот. И, кажется, скоро никому в голову не придет звать ее толстухой.
– Так вот, в больнице меня не знают, зато в Институте – еще как. Там я родилась, ну, или меня там создали, не знаю, как правильно. Они в курсе, какая связь между нами с Викой, и не посмеют отказать. Я буду ломиться и орать, пока не пустят к Вичке.
Володя всерьез встревожился. Институт его пугал, но и сестру, когда она входила в раж, переубедить было невозможно. Напомнил:
– А тебе разве не надо сменить Злату и посидеть с Сонечкой?
– Мы уже списывались с утра, – торжествующе заявила Таня. – Златка написала, что прекрасно спала ночью и может еще побыть с Соней без проблем. О, она еще сказала, что вышел фильм с ее любимым артистом, – коварно прищурилась девочка. – Если, скажем, моя смена переносится на вечер, ты мог бы Златку сводить на поздний сеанс.
Но брат продолжал хмуриться и не купился на такую продуманную хитрость.
– Ежичек, ну давай хоть попробуем! – взмолилась девочка. – Ничего же мне плохого там не сделают, это факт. Хоть что-то разузнаем, а?
– Ладно, – сдался Владимир. – Только сперва поешь хорошенько, и поедем.
Таня радостно взвизгнула и схватила вилку.
Через полчаса отправились на Володином фордике. Хотя до Института было всего ничего, четверть часа от подъезда и до забора, но ехал Милич неторопливо, словно надеялся, что сестра одумается. Поглядывал по сторонам: странное место. Вроде еще город, а по краям дороги – лес, заболоченный, почти нехоженый, мертвые деревья повисли на ветках еще живых собратьев. Тянутся вдоль трассы толстые черные трубы, иногда попадаются остановки словно из прошлого – почерневшая от старости скамейка да расписание на столбе. Потом замаячил сквозь деревья ничем не примечательный забор Института, словно мимикрирующий под это запущенное место.
Официальной стоянки тут не было, как не было и машин, – те, у кого было разрешение, сразу въезжали на территорию, других тут не ждали. Но одна машина все же стояла – запыленная иномарка приткнулась к раздолбанному тротуару. Между ней и забором переминалась с ноги на ногу девочка в короткой красной куртке и без шапки. Голова низко опущена, очень светлые волосы почти занавесили лицо.
– Вика! – ахнула Таня.
Она ухитрилась выскочить из машины еще до того, как Владимир припарковался, кинулась к испуганно вздрогнувшей девочке, но уже на полпути перешла с бега на шаг, причем осторожный: она догадалась, кто перед ней.
– Виктория?
Девочка как-то неуверенно пожала плечами, боялась, видимо, попасть в неловкое положение. На сложенных на груди руках у нее дремал буро-рыжий котенок. Вдруг она встрепенулась, воскликнула:
– Ой, ты же Таня, да? Я видела твою фотографию в комнате сестры. – Последнее слово далось ей с заминкой.
– Да, я Таня, – подтвердила Милич. – А ты… ты что же, в нашем городе теперь живешь?
– Ага, я живу у папы. – Это слово Виктория выпалила без заминки. – У настоящего. Я сама так решила! – Она вскинула подбородок, словно боясь какого-то нелестного предположения по этому поводу. – Могла бы жить на прежнем месте, тем более теперь, когда Кир исчез. Но я узнала про свою настоящую семью и вернулась.
– Я очень рада, – от души сказала Таня. – За всех вас. Ты ведь останешься?
Виктория вроде как заколебалась и занервничала слегка, но потом чмокнула котенка в стоящую хохолком шерстку на голове и расслабилась.
– Наверное, да, останусь. Хотя я пока только отца и видела. Мать болеет, ей даже знать нельзя, что я вернулась. Сестра вот…
– Анатолию Ивановичу разрешили навестить дочку? – Это Володя неслышно подошел. – Я старший брат этой красотки, кстати.
– Н-не совсем разрешили. Видеть ее нельзя, пока она не начнет выходить в парк на прогулку. Ей ведь сделали пересадку сердца, – чуточку испуганно поделилась Виктория. – Но отец жутко волновался, постоянно названивал сюда. Профессор, который оперировал сестру, согласился встретиться с ним, рассказать, как все прошло, и показать анализы, чтобы папа больше не сходил с ума. Я на всякий случай поехала с ним, а то в таком состоянии – за руль… Страшно за него. – Она по-взрослому вздохнула. – Но внутрь не пошла, меня пугает это место.
– Понимаю, – хмыкнула Таня.
– Слушай, а как Маго? – оживилась Виктория. – Папа говорит, что он тоже в больнице, только в другой, обычной. Я все думаю, навестить его или нет. Неудобно как-то.
– Он будет очень рад, – заверила ее Таня. – Завтра карантин снимут, я сразу туда побегу.
– После уроков, – суровым голосом вставил Володя.
– Ну ладно, после уроков. Хочешь, вместе сходим?
Виктория радостно закивала, потом воскликнула:
– О, папа выходит!
Действительно, разъехались створки забора, вышел Фомин, и створки снова наглухо сомкнулись за его спиной. Выглядел зубной доктор задумчивым, но спокойным. Ребятам отрешенно обрадовался, хотя, кажется, не сразу понял, кто перед ним стоит.
– Я бы вам и сам позвонил, поделился. Видел Викусю, вроде дело на лад пошло.
– Видели?! – охнула Таня.
– Ну нет, не вживую, в отделение посетителей не пускают. Такое уж удивительное место, не больница, потому такие строгости. Я даже с Викиным доктором говорил в приемной, рядом с помещением охраны. Но он послал санитара в палату, тот снимал все на камеру, а у нас на экран выводилась картинка. Вика в сознании, хоть и слабая еще, бледная. А вокруг такая медтехника, такая электроника, что даже я с медицинским образованием ее назначения не улавливал! – Он ошеломленно покачал головой. – Но по показателям все очень хорошо, обещают, что скоро дочка начнет вставать. Вроде как для них пересадка сердца – рядовая операция. Кстати, она не одна там лежит, за ширмой – другая девочка, потяжелее. Но для Викуси так даже лучше, не в одиночестве. А со второй моей красавицей вы уже познакомились? – вдруг расцвел он в счастливой улыбке.
Брат и сестра дружно кивнули, но Фомин уже снова впал в озабоченную задумчивость и скоро уехал с дочкой, забыв спросить ребят, что их сюда привело.
– Ну? – спросил Володя.
Таня вздохнула и развела руками. Вроде бы смысл добиваться свидания с подругой исчез. Она внутренне успокоилась насчет Вики и, как следствие, потеряла нужный настрой. Но она уже договорилась со Златой об обмене дежурствами, они приехали сюда…
– А вдруг нам позволят повидаться с Эдуардом? Ежинька, как бы это устроить?
Губы Владимира расползлись в довольной улыбке:
– Уже устроено. Позвонил ему еще из дома, пока ты одевалась. Он сейчас прислал сообщение, что в Институте дали добро. Пишет, что изумлен, да я и сам не ожидал.
– Пойдем скорее! – Таня взволнованно потянула брата за рукав.
На проходной пришлось пройти рамку и сканер, как в аэропорту, потом молодой охранник в форме цвета морской волны проводил их к большой беседке, той самой, прозванной «Залом ожидания». Там уже почти приплясывал от нетерпения Редкий. Он бросился к ребятам, как узник, которому предоставили свидание после десяти лет одиночки. Обнял сначала обоих разом, потом по очереди. Тане показалось, что он немного не в себе. В беседке не остались, Эдуард сразу потянул их в глубь величественного парка, туда, где черными силуэтами высились старые дубы и льнули к ним юные березки. За дубовой аллеей располагалась как бы полоса отчуждения перед воротами, выложенная зеленой плиткой.
– Я ведь без всякой надежды подал заявку на посещение, – возбужденно говорил Эдик. – Эллу ко мне больше не пускают.