– Да что ты, что ты, никому не скажу! Пусть поправляется такой сладкий мальчуган! – пропела Раиса и поспешила дальше.
К счастью, кухарка не спросила, почему Женя в таком странном прикиде и в перчатках, а может, и не разглядела – она была близорука, во время готовки надевала очки с резинкой, чтобы не свалились в кастрюлю.
Повариха ушла переваливаясь, а Женя отдышалась и двинулась дальше. Вот и нужный коридор, вот и дверь в комнату Платона. Обмирая больше, чем в ангаре, она подошла и толкнула – дверь легко поддалась. Вступила в комнату, огляделась – и едва не заорала от ужаса.
Глава 18Красное отделение
Эдуард спрашивал себя: неужели он теперь всегда будет так спокоен? Неужели у каждого человека есть черта, после которой его уже ничем не проймешь? Или он спутал покой с обреченностью? Ведь если Толик окажется провокатором, Редкого схватят в красном отделении и успокоят уже точно навсегда. Разберут на мелкие составляющие. Ну и ладно. С людьми и похуже вещи случались. Жаль только, что нельзя позвонить Элле и, не прощаясь вслух, сказать самые важные слова. Правда, она сразу почувствовала бы и испугалась, а добавлять ей тревог не хотелось. Если же все пойдет хорошо, уже через пару-тройку часов он будет ее крепко обнимать.
Редкий дождался часа ночи, когда традиционно стихли все звуки и разошелся медперсонал. Время от времени повторял про себя инструкцию, которую давно уже честно смыл в унитаз. Значит, палата Виктории вторая от входа в отделение, туда он только заглянет, убедится, что с девочкой все в порядке, чтобы можно было отчитаться перед ребятами. Потом прямиком к Василию (шестая палата от входа). Если повезет, поболтает с ним немного и после уже будет сдаваться. А что дальше – об этом пока нет смысла думать.
Он в два счета разобрался с приспособлением и отстегнул свой браслет. Уложил на подушку и даже одеяльцем заботливо прикрыл. Близость к возможной гибели сделала Редкого сентиментальным, он даже извинился напоследок перед недочитанной книгой, погладил рукой больничный халат, долго смотрел на фотографию Эллы. Потом сменил браслет и шагнул к двери.
По инструкции предстояло пройти через Городок. Эдик ожидал найти его темным и мертвым, как павильон, в котором прекратили съемку. Но ничего подобного: Городок жил и ночью, только теперь там не было пациентов. Сотрудники, свободные от утренней смены, вольготно расположились компаниями на террасах кафешек или прямо на травке близ искусственных водоемов. В кафешке, где любил посиживать Василий, отмечали день рождения седовласого старца с маленьким птичьим лицом и пронзительными умными глазами. Бились о бревенчатый потолок шарики с привязанными к ним поздравительными открытками, одуряюще пахло шашлыком и свежесваренным клубничным вареньем. Звучали здравицы на знакомых и незнакомых Эдику языках. Он скользнул мимо, прошел по французской улочке и даже спугнул целующуюся за дубом парочку.
Дубовая аллея сказочным образом уперлась в железную дверь, до которой Эдик прежде никогда не доходил. А сейчас приложил браслет, и она отворилась. Потянулся коридор с нижним освещением, кажется, тоже больничное отделение. Потом лестница и еще одна дверь. Путь был знаком: именно по нему чуть больше недели назад вела его Верена. Только в обратном направлении.
Очутившись в кабинете, где они разговаривали, Эдик надел последний браслет – красный. Ощутил предательскую дрожь в коленках, воздуха стало не хватать. Пришлось постоять немного, собираясь с духом, прежде чем отворил зеркальную дверь. Перед ним простирался коридор, пустой и мрачный, он казался темнее прочих пройденных мест – уж слишком много тайн тут таилось.
Эдик выхватил взглядом дверь, за которой должна была находиться Вика и та, другая девочка, по собственной глупости попавшая в беду. Он поднял воротник больничной пижамы так, чтобы прикрыть лицо, и осторожно отворил дверь.
Знакомое попискивание аппаратуры, слабый нижний свет. «Не туда въехал», – сказал себе Редкий даже прежде, чем осознал, что не так. Кровать была всего одна.
Но это нуждалось в проверке. На цыпочках начал он приближаться к кровати. Где-то на середине пути разглядел, что там лежит подросток, мальчик. Собственно, на этом этапе можно было поворачивать обратно, но что-то зацепило внимание Эдуарда. Кажется, он прежде видел этого пацана.
Тот спал на спине, приоткрыв губы, тихонько посапывал, одеяло сбилось между кроватью и стеной. Одна нога была заключена в легкую, почти невидимую глазу конструкцию из металлических тончайших пластин. В остальном парень выглядел вполне здоровым и румяным, хотя несколько датчиков на груди и на виске все же имелось. Редкий напрягся и сразу вспомнил. Ну конечно, это же одноклассник Тани Милич, тот самый несчастный влюбленный, который вечно таскается за ней. Он еще попал под машину, и в этом чуть не обвинили Вику Фомину.
Но это было странно. Эдик отступил на пару шагов и потер затылок, пытаясь сообразить, что к чему. Только днем Таня рассказывала о своем воздыхателе, упоминала о покушениях и о том, что за парнем сейчас приглядывает Угушев. Есть подозрение, что мальчишка – настоящий сын Прайда. Кир вылетел из сыновей, а заодно с ним и Маго. И вот он тут, в самом засекреченном красном отделении, а Вики нет, как нет и Дарьи.
Мальчик заворочался, пробормотал что-то спросонок и почти открыл глаза. Редкий рассудил, что едва ли им стоит общаться, задним ходом заскользил к выходу. Прикрыл за собой тихонько дверь. И отсчитал другую нужную ему палату. Только бы там не оказалось сюрпризов.
Он сделал пару шагов, но вздрогнул и вжался в стену, потому что именно в этот момент дверь в палату Василия начала приоткрываться. В центре коридора было гораздо светлее, чем по краям, туда свет шел еще и от просторного холла. На миг Эдику показалось, что сейчас появится сам Василий в своем новом теле, сталкер, который не отлежал без приключений послеоперационный срок. Начнет озираться и прикидывать, куда с этой точки ему лучше податься. Эдик даже успел мысленно представить, как заклинает друга остаться на месте и не рисковать.
Секундой позже он облегченно выдохнул: из палаты вышла девушка-медсестра. Прикрыла аккуратно за собой дверь и зашагала в сторону Эдика.
Платон лежал на кровати без подушки, с закрытыми глазами, к его руке тянулась прозрачная трубка капельницы. Доктор склонился над ним, стоя спиной к двери. Жене показалось, что его сутулые плечи подрагивают.
– Нет! – заорала она, бросаясь вперед. – Остановитесь!
Малыш на ее руках испуганно заскулил, хаотично замахал руками. Вадим Андреевич обернулся, отпрянул – только это и спасло его от рокового прикосновения. Воронцов открыл глаза, рывком сел, вырвал из руки иглу. Вскочил и шагнул к девушке, осторожно отобрал у нее ребенка. Мальчик, явно узнав его, издал торжествующий клекот, изо всех сил обхватил его за шею.
– Женя, в чем дело?! – закричал доктор.
– Я испугалась, что вы… уже… потому что подслушала…
Челюсть ходила ходуном, Женя пару раз прикусила язык. Вадим Андреевич глянул умоляюще, прижал палец ко рту. Заговорил, гипнотизируя ее взглядом:
– Мы с Платоном разошлись во мнениях по поводу трактовки «Легенды о Великом Инквизиторе». – Он указал подбородком на томик Достоевского на сдвинутой к стене подушке. – Хотя молодой человек помнит текст до последней запятой, я все же больше доверяю собственным глазам, поэтому раздобыл книжку и вернулся. А заодно и капельницу решил поставить, пока мы тут общаемся.
– Капельницу, – выдавила из себя Женя, пожирая бывшего друга уничтожающим взглядом. – Капельницу, значит. Да вы просто нелюдь какой-то, Вадим Андреевич.
Он снова приложил палец к губам, нахмурился, но девушку уже было не остановить.
– Платон, они собираются убить тебя сегодня после обеда! – крикнула она. – Приказ Хозяина! А этот тип тебе капельницы ставит и о Достоевском болтает, чтобы ты ничего не заподозрил!
Воронцов не вздрогнул, но сперва внимательно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на доктора. Если и собирался что-то спросить, то потрясенное лицо последнего сказало ему все. Платон крепче прижал к себе малыша, снова глянул на Женю, спросил:
– Младших тоже?
Она измученно помотала головой:
– Нет, их оставляют. Платон, тебе надо уходить отсюда прямо сейчас! С малышом ты пройдешь мимо охраны, стрелять они не посмеют, побоятся нарушить приказ Хозяина. Доберешься до друзей, и бегите куда угодно, лишь бы подальше от этих зверей! Ну что же ты?!
Ее поразило, что Платон стоит у кровати, поглаживая по голове малыша, словно не собирается спасаться сам и спасать своих друзей.
Воронцов спокойно обдумал что-то и посмотрел на доктора, подпирающего бессильно стену, спросил:
– По какому плану все должно происходить?
Пауза, потом Вадим Андреевич заговорил так странно, словно на горле его была затянута петля:
– Прости меня, мальчик. Если бы я мог хоть как-то тебе помочь, поверь, я бы жизни своей не пожалел. К несчастью, никаких вариантов. Сегодня после полудня помощник Хозяина собирается отвезти тебя в город, чтобы ты мог… – мучительное сглатывание, – повидаться с друзьями. Я так понял, что это его личная инициатива, раз уж Виктора Антоновича нет в резиденции. Тебя никто не тронет, конечно же. Но одна из ваших… она в Институте, и, значит…
Он безнадежно помотал головой, уронил ее на грудь. Платон кивнул, показывая, что все понял.
– Прайд ведь тоже в Институте?
– Да, – собрался с силами доктор. – Его ждет серьезная операция.
– Это связано с тем, что я напал на него?
– Разве что отчасти. Мальчик мой, это не личная месть. Видимо, он понял, что не сможет управлять вами, особенно теперь. Я в самом деле хотел быть с тобой в эти часы, хотя, согласен, это выглядит чудовищно.
– Ну что вы, Вадим Андреевич, – мягко сказал Платон. – Я вам благодарен. И тебе, Женя.
Девушка не отреагировала, просто смотрела на него в упор – она вдруг поняла, что все ее усилия были напрасны.