сделала не я.
Нейт прищуривается.
– Больше никто не знал, что я буду на той поляне. И ее на самом деле было сложно найти. Ты на меня разозлилась. Все знали, какая ты.
– На самом деле нет. В смысле не знали, какая я.
Я не отвечаю на его первое обвинение. Я не могу. Он прав. Никто больше не знал, что он там будет, и я понятия не имею, кто облил его кислотой и почему.
– Это должна была быть ты, – заявляет Нейт.
Я не отвечаю. Какой смысл? Мне никто не поверил. Тетя Делла и дядя Грегори точно не поверили. Они действительно думали, что я облила Нейта кислотой. У меня до сих пор разрывается сердце от того, что они меня не поддержали. Как я могла оставаться в Маршпуле, когда все считали, что я сделала такую ужасную вещь, даже члены моей семьи?
– Давай закончим с этим, – заявляет Нейт. – Почему ты хочешь со мной поговорить? Предполагаю, что мой нынешний внешний вид помог тебе избавиться от твоих глупых подростковых фантазий?
– Мне нравится, как ты выглядишь.
Нейт слегка хмурится, и я понимаю, что мне не следовало это говорить. Я сказала странную вещь и не хочу, чтобы он просил у меня объяснений. Я никогда не говорила ему про свою лицевую слепоту. Он ничего не уточняет, просто спрашивает:
– Что ты хочешь?
– Мне нужно добраться до скрытого уровня в игре Джозефа.
– Ради всего святого, мы это обсуждали, когда ты была младше. Я не могу до него добраться. Я тебе это говорил. И какое значение это имеет сейчас? Джозефу плевать на то, что кто-то думает.
– Ты не слышал последние новости?
– Я не слушаю и не смотрю новости. Это плохо для моего давления. Что за новости?
– Он в сознании.
– Ты о чем? Он был в коме двадцать лет.
– Вначале был, но ситуация изменилась. Теперь он в сознании, но все еще не может разговаривать и шевелиться.
– Нет. – Судя по виду, Нейт в ужасе. – Этого не может быть.
– Прости, – говорю я.
– Черт побери! – кричит Нейт. – Ты хочешь сказать, что он там лежит и слушает, как люди вокруг него говорят, что он убийца?
– Я просила их об этом не говорить.
– Охренеть! Да что же это такое-то? Ты уверена? Абсолютно уверена? Он был моим другом. Я этого не вынесу. Я думать не могу о том, что с ним случилось.
– Мне очень жаль.
– Знаешь, в девяностые годы он очень увлекался одной игрой. Сейчас бы ее вряд ли выпустили, а тогда она имела высокий рейтинг. Знаешь, как она называлась? «У меня нет рта, и я должен кричать»[21]. У меня нет рта, и я должен кричать. Твою мать, это же он сейчас. Твою ж мать!
– Нейт, на самом деле… это не все. Ты знаешь, что один мальчишка видел, как в ту ночь от Красного дома отъезжали две машины?
Он хватается руками за голову и сжимает виски.
– Что? Кто-то видел еще одну машину? Конечно, я этого не знал. Это сказал не один из психов?
– Он говорил убедительно. Он упомянул такие вещи, которые мог знать, только если находился в нужном месте и примерно в то время.
– Я никогда не верил, что это сотворил Джозеф. Ради всего святого!
– Тот парень все рассказал полиции через несколько лет, но его показания их не заинтересовали.
– Вероятно, потому, что ты сказала, что это сделал Джозеф, – выплевывает слова Нейт.
Вот она. Роль, которую я сыграла. Моя вина.
– Я не помню, что там происходило. Мне было пять лет, – говорю я.
– Несчастный парень. Несчастный парень, черт побери!
– Мне нужно выяснить, что на самом деле случилось в ту ночь, – говорю я. – Это мой долг перед Джозефом. Мне нужно добраться до скрытого уровня. Именно поэтому я здесь.
– Я не могу до него добраться. Думаешь, я не пытался?
– Значит, он существует?
– Да. Он существует. Но на него не попасть. Может, если бы мне удалось посмотреть последний блокнот Джозефа…
– Значит, блокноты на самом деле были?
– Да. Но я не знаю, где они. Он обычно их прятал. Мне нужен самый последний. Он может валяться где-то в Красном доме, раз его не было при Джозефе в ту последнюю ночь.
– Как ты думаешь: Джозеф включил в игру что-то из случившегося в ту ночь? На скрытый уровень?
– Да, это было бы как раз в его стиле.
– Почему ты не позволишь поработать другим программистам, если тебе самому не добраться?
– Я не хочу, чтобы другие люди видели код. Для меня это как предательство. – Похоже, в голове у Нейта что-то щелкает, словно он забывал, с кем разговаривает, а теперь вспомнил. – Уйди, пожалуйста.
Я чувствую вспышку злости от того, что он до сих пор думает, будто это я облила его кислотой.
– Полиция считала, что ты мог участвовать в убийствах, – говорю я. – Ты поэтому не разрешаешь никому взглянуть на код?
Выражение лица Нейта меняется так быстро, что у меня все сжимается внутри, и я мгновенно сожалею о том, что только что сказала. Я здесь с ним одна. Кому придет в голову меня здесь искать, если он нанесет мне какую-то травму? Дома меня никто не ждет.
– А ты считаешь, что я участвовал в убийстве твоих родителей? – спрашивает он ледяным голосом.
Я смотрю на его красивое изуродованное лицо.
– Я не знаю.
Я такая дура. Мне следовало сказать, что, по моему мнению, он в этом не участвовал.
– Теперь тебе пора, – говорит Нейт, и я чувствую облегчение. Я хочу уйти из этого мрачного дома и подальше от этого заставляющего меня нервничать мужчины, который меня презирает, уехать подальше от Маршпула и вернуться к своей скромной, довольно замкнутой жизни в Эшборне.
Нейт выводит меня из комнаты другим путем. Мы оказываемся в коридоре, который ведет вглубь дома.
– Вот сюда. – Он открывает дверь и жестом предлагает мне первой заходить в ярко освещенное помещение. Я чувствую облегчение при виде света и ощущении тепла и делаю шаг вперед. Это та оранжерея, которую я видела снаружи, но мне кажется, что я зашла в сауну. Здесь невероятно жарко и влажно. Я поворачиваюсь назад и понимаю, что Нейт захлопнул за мной дверь. Я здесь одна.
– Нейт? Что ты делаешь?
Я пытаюсь открыть дверь, но она не поддается. Я луплю по ней рукой, но дверь надежная, у меня ничего не получается.
– Нейт! Выпусти меня! – ору я.
Здесь безумно жарко, мне трудно дышать, а чувствую, как капельки пота собираются у меня над верхней губой и на лбу. Площадь оранжереи где-то метра три, здесь полно сочно-зеленых растений. Я не понимаю, почему он запер меня здесь.
С другой стороны двери слышится голос Нейта:
– Ева! Мне нужно, чтобы ты наконец честно во всем призналась.
– Что ты делаешь? – ору я. – Здесь парилка. Выпусти меня!
– Если ты все честно скажешь, то я выпущу тебя до того, как обитатели маленького отсека вылезут из него и начнут разбираться, кто к ним попал. Пришло время их кормления, – снова слышится голос Нейта.
Я смотрю в одну сторону, в другую, оглядываю растительность. Дыхание у меня учащенное и неглубокое. Что он имел в виду? Какие еще обитатели? Я не позволяю себе об этом думать, но в глубине души я знаю.
– Что ты хочешь? – кричу я.
– Если ты признаешь, что облила меня кислотой, я тебя сразу выпущу.
Я роюсь в карманах в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы разбить стекло. Ничего нет. В любом случае я не хочу углубляться в заросли растений. Я не знаю, где они. Обитатели.
– Я ничем тебя не обливала! Я этого не делала, Нейт. Я не знаю, что тогда произошло, но это была не я. Пожалуйста, выпусти меня.
– Тогда кто это сделал?
– Я не знаю! – ору я.
Я прислоняюсь спиной к двери. Что-то привлекает мое внимание в углу оранжереи. Извивающееся и скользящее. Оно приближается ко мне. На теле красные, черные и белые полосы.
– Уверена, что не знаешь? – звучит голос Нейта. – Просто скажи мне, и я тебя выпущу.
Что-то мелькает справа от меня. Длинное и тонкое, зеленое. Оно, извиваясь, двигается ко мне. И еще одна такая же змея, потом третья, их тела одновременно извиваются при движении.
– Нет! – ору я.
Меня тошнит, я рву дверь на себя, царапаю ее, только бы выбраться. Змеи фактически у моих ног. Мне от них не уйти.
– Это был Джозеф! – ору я.
Щелкает замок, дверь открывается, я вываливаюсь из оранжереи спиной вперед. Нейт быстро оттягивает меня в сторону и захлопывает дверь.
Покачиваясь, я поднимаюсь на ноги.
– Ублюдок, – выдыхаю я.
Лицо Нейта ничего не выражает, смотрит он на меня мрачно.
– Значит, это была ты, – говорит он. – Потому что это не мог быть Джозеф. Он был в коме, черт побери. Он что, твое альтер-эго?
Я еду слишком быстро, пересекая болото. Стоит мне моргнуть, как змеи начинают извиваться у меня перед глазами. Внутри все сжимается, у меня в животе комок из страха и ярости.
Я открываю окно и ору ветру:
– Чертов психопат!
Я замечаю что-то мелькнувшее в зеркале заднего вида. Черная машина? Но присмотревшись, я понимаю, что там ничего нет. Теперь идет сильный дождь, из-за ветра дождь косой, заливает болото. Я снижаю скорость, чтобы проехать по большей луже, собравшейся на дороге, затем сдаю немного в сторону и останавливаюсь. Если кто-то хочет сейчас со мной столкнуться, им можно только пожелать удачи.
Я открываю дверцу машины и, пошатываясь, выхожу на ветер и дождь, на опасную дорогу в окружении болота. Лицо у меня мокрое от дождя и слез, я не уверена, чего больше. Я падаю на колени, роняю телефон, кладу ладони на мягкую почву, словно чтобы почувствовать сердце болота. Из груди вырывается рыдание. Все так сложно, так ужасно. У меня нет друзей, меня никто не поддерживает.
Я смотрю вокруг себя на болото и вижу только его. Оно огромное, и его размеры – это слишком много для моего мозга и моих глаз. И у меня такое ощущение, будто я сливаюсь с ним, тону в нем. Мне хочется лечь и позволить ему меня поглотить.
Что-то гудит, на мгновение появляется ощущение, что это болото вибрирует подо мной. Но мне удается сосредоточиться, и я понимаю, что это мой телефон подает сигнал. Я поднимаю его и сквозь слезы вижу эсэмэску от Маркуса: «Не забудь про коктейли сегодня вечером!»