– Я была так шокировала тем, что он делал, – говорю я. – Казалось, что у меня совершенно нет сил. Я действительно думала, что он… Но затем послышался крик, и в домик вбежал другой мальчик. Это он кричал. И я поняла, что второй мальчик – это и есть Коди. Я была с другим. Другом Коди.
– О боже. Он притворялся Коди?
– Да. И как только появился настоящий Коди, ко мне вернулись силы. Я врезала тому парню ногой в живот, оттолкнула Коди с пути, вылетела из домика и понеслась домой.
– О боже, – повторяет Зак.
– Вероятно, Коди рассказал своему другу про мою лицевую слепоту. Вероятно, он сказал, что я не могу отличить одного мальчика от другого. Я просила его поклясться, что он будет молчать, но он меня предал.
– Это ужасно. Неудивительно, что ты не любишь рассказывать людям об этом.
– Тогда я не воспринимала это как попытку изнасилования, но, конечно, это как раз она и была.
– Ты сообщила кому-то?
– Нет. Мне следовало это сделать, но мне никто не верил. И кто бы поверил в такой странный рассказ? Мы с Коди и его приятелем заключили своего рода негласное соглашение. Если они не расскажут никому про мою лицевую слепоту, я никому не расскажу про то, что они сделали. Они выполнили свою часть сделки. Они понимали, насколько все серьезно.
– Это ужасно, Ева. Мало тебе было того, через что ты прошла. Мне очень жаль.
– Ты никому не расскажешь?
– Конечно, нет. Спасибо, что доверилась мне.
Я откидываюсь на спинку дивана. Как же хорошо, когда можно кому-то довериться. Я подвигаюсь ближе к Заку, целую его и спрашиваю:
– Останешься на ночь?
Глава 47
На следующее утро я жадно ем тост (джем с мармайтом), и у меня такое ощущение, будто цвета вокруг стали ярче. Я чувствую себя отлично, потому что призналась Заку в своей лицевой слепоте. Все тайны просто разрушали меня изнутри. Ему пришлось рано уйти, потому что его ждет работа по строительству какой-то стены, но мне было приятно делить постель не с ломиком.
У меня звонит телефон. Это из дома инвалидов «Гринакр». Я отвечаю. Это доктор Патель.
– У нас есть новости, – сообщает она. – Насколько я понимаю, вы в курсе, что Джозеф может периодически пребывать в сознании и что ранее это не было замечено?
Я думаю про книгу «Ошибки, которые были допущены»[47] (но не мной).
– Да, именно я первой это заметила.
– Нам потребовалось какое-то время, чтобы заставить его отвечать, но нам удалось установить минимальный контакт и общаться. Мы пригласили специалиста.
– Это очень здорово!
– Да, это так. Но боюсь, что возникли другие осложнения.
– Что вы хотите сказать?
– Похоже, Джозеф подхватил пневмонию.
– Пневмонию? У моей бабушки он был здоров два десятка лет, а тут попал к вам и подхватил пневмонию?
– Он в плохом состоянии. Мне очень жаль. Здесь произошел один инцидент… Мы точно не можем сказать, что произошло. – Судя по голосу, она смущена.
– О чем вы говорите?
– У него был посетитель. Мужчина. Наш сотрудник вошел в палату, и этот мужчина сбежал. Наш сотрудник не успел его рассмотреть. Он попал на наши камеры видеонаблюдения, но он в маске, лицо не рассмотреть. В журнале для посетителей он записался как ваш дядя.
– Что он сделал?
– Джозеф явно чувствовал сильное недомогание после его ухода. Мы нашли следы волокон… Простите, но все обстоит не очень хорошо.
– Что вы хотите сказать?
– Я ничего не могу утверждать с уверенностью, потому что волокна иногда попадают на лица и в носы пациентов, когда мы их переворачиваем, но… Я думаю, что не исключен и другой вариант – этот мужчина накрыл подушкой его лицо.
У меня звенит в ушах.
– Кто-то пытался его убить?
– Я не уверена, как я вам уже сказала, но решила, что должна сообщить вам о случившемся.
– А в полицию вы сообщили?
– Да. Сейчас перед дверью его палаты дежурит полицейский. Но, к сожалению, Джозеф теперь подхватил пневмонию. Это серьезно.
Мне холодно, меня тошнит.
– Он умрет?
– Мы могли бы попытаться его вылечить, но теперь он может давать согласие… или не давать. Он показал, что не хочет, чтобы его лечили.
Ее голос звучит где-то далеко, словно проходит сквозь толщу воды.
– Что значит «не хочет, чтобы его лечили»? – спрашиваю я.
– Понимаете, есть предел того, чего мы можем от него добиться, но ему удалось произнести по буквам несколько слов. Все дело в том, что он натворил. Он не хочет жить из-за содеянного.
– Но он этого не делал!
– Что вы имеете в виду?
– Все было неправильно интерпретировано. Я уверена, что он не убивал мою семью. А тот, кто их на самом деле убил, теперь, вероятно, услышал, что Джозеф в сознании. Именно поэтому его и пытались задушить подушкой.
– О боже!
– Передайте ему это. Пожалуйста. Скажите ему, что он этого не делал, и именно поэтому кто-то пытался его убить.
– Я передам ему то, что вы мне сейчас сказали. Мне очень жаль.
Я отключаю связь и понимаю, что мне больше не хочется есть. Джозеф не может сейчас умереть. Не тогда, когда я поняла, что он этого не делал. Я достаю кости из ящика и трясу их. Если выпадет два нечетных числа или два четных, то с Джозефом все будет в порядке.
Я бросаю кости на стол. Выпадают двойка и пятерка.
Я иду в свою спальню, ложусь на кровать и плачу.
Я бегу по лесу, а Джозеф, петляя, убегает от меня. С ним снова все в порядке, он снова может двигаться, бегать. Он убегает все дальше и дальше, мои ноги становятся очень тяжелыми, я не могу нормально бежать, слышится какой-то звон. Я понимаю, что наполовину проснулась и, вероятно, мне снился сон. Я потянулась за телефоном, частично все еще оставаясь во сне в темном лесу. Похоже, я спала всего несколько часов. Это опять звонят из клиники.
– Я сообщила Джозефу, что вы уверены в его невиновности, – говорит доктор Патель. – Но он все равно не соглашается на лечение. Ему помог специалист по альтернативной и дополненной коммуникации, и теперь он может совершенно четко донести, что хочет.
– А вы не можете его лечить без его согласия? Я уверена, что он этого не делал. А если он теперь сможет общаться, то, возможно, ему в целом станет лучше. Может, у него получится вести какое-то подобие нормальной жизни.
– Боюсь, что мы не можем действовать против его воли. Но он сказал одну вещь. Для нас она не имеет никакого смысла, но специалист по альтернативной коммуникации уверен, что Джозеф хотел сказать «дядя Си-Со».
– Дядя Си-Со?
– Да. Я надеялась, что это что-то значит для вас. Боюсь, что уточнить мы ничего не можем. Коммуникация и так заняла много времени и была утомительной для Джозефа.
– Но я не знаю, что это означает. Что это может быть?
– Простите, я не знаю.
– Я понимаю. Пожалуйста, обеспечьте ему самый лучший уход. Я собираюсь выяснить, кто совершил это преступление и найти доказательства, чтобы мы могли их представить Джозефу. Тогда он позволит вам себя лечить.
– Если вы собираетесь это делать, вам нужно поторопиться. Боюсь, ему осталось всего несколько дней.
Глава 48Джозеф
Произошла хреновая вещь. Я спал. Я никогда не сплю глубоко, но сон – это лучшее время, когда он вообще приходит. Только я вдруг проснулся и понял, что не могу дышать. Вроде что-то накрыло мое лицо. Я пытался сопротивляться, но, конечно, не мог пошевелить ни одним мускулом. Я ужасно испугался. Я не знал, что происходит, и это было хуже всего, затем опять все стало нормально, я смог дышать. Я не знаю, пытался ли кто-то перекрыть мне кислород или это мое тело дало еще один сбой и мне стало еще хуже. Это самое жуткое, что вообще может случиться. С кем-либо. Когда-либо.
А теперь я болен. Милая женщина со мной разговаривала, и я дал ей понять, что все слышу и понимаю. Ничего не мог с собой поделать. Так тяжело просто лежать здесь, черт побери, когда я знаю, что могу отвечать. Кажется, что у тебя сейчас взорвется голова от того, что не можешь ни с кем разговаривать.
В общем, я сообщил ей несколько вещей. Тяжело было, но результат получился хороший. Она сказала, что я могу сам решать, будут они меня лечить или нет. Ну, я и ответил, что не хочу, чтобы меня лечили. Лучше, если все сейчас закончится. Не думаю, что я долго протяну. Может, я сейчас уже в бреду или в каком-то подобном состоянии, раз в голову возвращаются все эти яркие воспоминания.
Кое-что я считаю на самом деле важным. Моя маленькая сестренка сказала: «Приходил дядя Си-Со, но мы не должны об этом говорить папе». Я не помню, почему это важно. Я пытаюсь это сообщить милой женщине.
Ненужные воспоминания, те, без которых я могу обойтись, очень яркие. Одно сейчас очень четко всплыло из памяти. Я в овчарне с овцами, которые здесь для дегельминтизации, держу в руках мешок. Он тяжелый, меня пошатывает, когда я его несу, и я рассыпаю содержимое этого мешка на полу между овцами. Они это нюхают, трогают ногами, я продолжаю сыпать, прохожу по всей овчарне, выгружая содержимое мешка на пол. Я знаю, что делаю что-то плохое, но по какой-то причине я считаю, что поступаю правильно.
Закончив, я сворачиваю мешок и засовываю его в кучу для сжигания. Отец в нее складывает мешки из-под кормов и другое барахло. Я поджигаю всю кучу и смотрю, как все это горит. Чувствую я себя отвратительно, меня тошнит, и я думаю, что на этот раз совершил что-то действительно ужасное.
Я захожу в дом. Мама стоит у раковины, моет посуду и смотрит в никуда.
Я отчаянно хочу, чтобы она повернулась, улыбнулась мне и спросила, как у меня дела. Заметила меня. Но мне так плохо, что я могу разрыдаться и рассказать ей о том, что сделал. Она не поворачивается, поэтому я ничего не говорю. Я просто прохожу мимо и иду наверх в свою комнату.
Я нахожу маленький пластиковый пакет, который мне передал Нейт, неотрывно смотрю на черный брусок внутри. Я отламываю кусочек сбоку и отправляю себе в рот. Не обязательно курить и бесить этим отца. Я опять засовываю маленький мешочек в свой тайник в моей старой мягкой игрушке и укладываюсь на кровать.