– Я-то почем знаю? Если у тебя срочное дело, то ищи его на ярмарке.
Лю Лохань снова в пояс поклонился и поблагодарил:
– Премного благодарен за совет.
Увидев, что дядя Лохань собирается уходить, странный парень с правой стороны от ворот внезапно начал обеими руками орудовать палкой и взбивать содержимое ночного горшка, припевая:
– Посмотри, посмотри, что в горшке лежит внутри. Звать меня Ван Хаошань, я подделал договор, объявили, что я вор, а за это приговор. Велено дерьмо мешать, никуда не поспешать…
Дядя Лохань протиснулся на ярмарку, где продавали хлеб только из печи, лепешки, соломенные сандалии. Тут же предлагали свои услуги переписчики, гадатели, рядом побирались нищие, продавали снадобья для поддержания мужской силы, водили дрессированных обезьянок, били в малый гонг торговцы солодовым сахаром, можно было купить фигурные леденцы, глиняных кукол, тут же рассказывали историю про У Суна под аккомпанемент трещоток в форме уток-мандаринок, торговали душистым луком, огурцами и чесноком, частыми гребнями для волос, мундштуками для трубок, вермишелью из бобового крахмала, крысиным ядом, персиками и даже детьми – имелась специальная «детская ярмарка», где у детей, выставленных на продажу, в воротник вставлены были пучки соломы. Черный мул то и дело вскидывал голову, звеня железными удилами. Дядя Лохань беспокоился, чтобы мул не наступил ни на кого, и предупреждал всех криком. Время близилось к полудню, солнце припекало нещадно, он вспотел, нанковая куртка промокла насквозь.
Лю Лохань увидел начальника уезда Цао на курином рынке.
У Цао было красное лицо, глаза навыкате и квадратный рот, над которым росли тонкие усики. Он был одет в темно-синюю суньятсеновку[63], на голове шляпа европейского кроя кофейного цвета, в руках трость. Цао как раз разрешал спор, кругом собралась толпа зевак, и Лю Лохань не рискнул подойти, а вместе с мулом встал позади толпы. Множество голов загораживали обзор и не давали увидеть, что же происходит. Тут дядю Лоханя осенила блестящая идея, он запрыгнул на мула, заняв тем самым выгодную позицию, и теперь ему было отлично все видно.
Начальник уезда Цао был высокого роста, рядом с ним стоял какой-то низенький нахал. Дядя Лохань догадался, что это и есть тот самый господин Янь, о котором говорил солдат. Перед Цао Мэнцзю, обливаясь потом, стояли два мужчины и одна женщина. У женщины по лицу тек не только пот, но и слезы, а у ее ног сидела жирная старая курица.
– Господин Неподкупный, – обливалась слезами женщина, – у моей свекрови маточное кровотечение, денег на лекарства нет, хотели продать эту старую несушку… А он говорит, что курица его…
– Курица моя! Эта женщина врет! Если господин начальник мне не верит, то мой сосед подтвердит.
Глава уезда Цао ткнул пальцем в мужика в круглой шапочке:
– Можешь подтвердить?
– Господин начальник уезда, я – сосед У Третьего, эта курица каждый день забегала к нам во двор и клевала зерно, которое мы давали своим курам. Жена была недовольна!
У женщины задергалось лицо, она не могла вымолвить ни слова, закрыла лицо руками и громко разрыдалась.
Глава уезда Цао снял шляпу, покрутил на среднем пальце и снова надел, затем спросил У Третьего:
– Чем ты сегодня кормил своих кур?
У Третий повращал глазами и ответил:
– Мякиной и отрубями.
Его низкорослый сосед закивал:
– Это правда, я заходил к нему одолжить топор и лично видел, как его жена мешала корм для кур.
Глава уезда Цао спросил плачущую женщину:
– Не реви, лучше ответь, чем ты сегодня кормила свою курицу?
Женщина, всхлипывая, ответила:
– Гаоляном.
Цао Мэнцзю приказал:
– Сяо[64] Ян, убей курицу!
Сяо Ян ловким движением разрезал курице зоб, надавил пальцами, и оттуда посыпались липкие семена гаоляна.
Глава уезда Цао хохотнул и сказал:
– Ну что, ловкач У Третий, курицу убили из-за тебя, плати! Три серебряных!
У Третий смертельно перепугался, вытащил два серебряных юаня и двадцать медяков.
– Господин глава уезда, у меня с собой больше нет!
– Сделаем тебе скидку!
Цао Мэнцзю отдал серебряные юани и медяки женщине. Та сказала:
– Господин начальник, курица столько не стоила, мне лишнего не нужно!
Цао Мэнцзю прижал руки ко лбу в знак благодарности.
– Добрая великодушная женщина, Цао Мэнцзю перед тобой преклоняется!
Он соединил ноги вместе, снял шляпу и поклонился женщине в пояс.
Женщина остолбенела, беспомощно глядя на Цао Мэнцзю полными слез глазами, а потом опомнилась и упала на колени, без конца повторяя:
– Неподкупный! Неподкупный!
Цао Мэнцзю дотронулся тростью до плеча женщины:
– Вставай, вставай!
Женщина встала, а Цао Мэнцзю сказал:
– Ты сама в лохмотьях и, судя по виду, недоедаешь, но пришла в город продать курицу, чтобы купить лекарства для свекрови. Определенно ты почтительная к старшим сноха, а я больше всего уважаю это качество и четко понимаю, за что награждать, а за что карать. Быстрее бери деньги и возвращайся домой лечить свекровь, курицу тоже забирай, ощипай, выпотроши и свари свекрови.
Женщина взяла деньги и курицу и ушла, рассыпаясь в благодарностях.
У Третий, который собирался обманом заполучить курицу, и его лжесвидетельствовавший сосед в круглой шапочке дрожали на солнцепеке мелкой дрожью.
Цао Мэнцзю велел:
– Ну что, хитрец, снимай-ка штаны!
У Третий устыдился и не подчинился.
Цао Мэнцзю сказал:
– А посреди бела дня грабить честную женщину не стыдно? Ты знаешь, сколько стоит один цзинь стыда? Снимай штаны!
У Третий послушался.
Цао Мэнцзю снял одну туфлю и кинул ее Сяо Яню со словами:
– Двести ударов, распредели поровну, по заду и по лицу!
Сяо Янь подобрал матерчатую туфлю с толстой подошвой, потом пнул У Третьего так, что тот упал, прицелился в его поднятый к небу зад, всыпал пятьдесят ударов по левой стороне, потом столько же по правой; У Третий плакал от боли, звал отца и мать, молил о пощаде, зад опух прямо на глазах. Затем пришла очередь бить по лицу: пятьдесят ударов по левой щеке, потом пятьдесят по правой. У Третий даже кричать перестал.
Цао Мэнцзю ткнул тростью У Третьего в лоб и спросил:
– Ну что, хитрец, будешь еще безобразничать?
У виновника щеки опухли так, что рот открывался с трудом, он просто без конца кланялся начальнику уезда в ноги.
– Теперь ты! – Цао Мэнцзю ткнул пальцем в лжесвидетеля. – Ты обманываешь, подхалимничаешь и подлизываешься. Такие люди самые бесстыжие на всем белом свете, я тебя вообще-то бить не хочу, боюсь об твой зад испачкать свою подошву. Устроим тебе сладкую жизнь! Придется тебе еще раз вылизать зад богача. Сяо Янь, сходи-ка купи меду.
Сяо Янь собрался протиснуться сквозь толпу, но зеваки в тот же момент расступились. Лжесвидетель упал на колена и так рьяно отбивал поклоны, что маленькая круглая шапочка слетела.
Цао Мэнцзю приказал:
– Вставай, вставай, вставай! Я тебя не бью, не штрафую, мед тебе покупаю, а ты еще пощады просишь?
Вернулся Сяо Янь с медом. Цао Мэнцзю показал на У Третьего:
– Намажь ему зад!
Сяо Янь перевернул У Третьего, нашел какой-то обломок деревянной доски и равномерным слоем намазал мед на опухшую задницу.
Цао Мэнцзю приказал лжесвидетелю:
– Лижи! Ты же хотел подлизаться! Давай!
Лжесвидетель, с шумом отбивая поклоны, закричал:
– Господин начальник уезда, я больше не буду…
Цао Мэнцзю велел:
– Ну-ка, Сяо Янь, приготовь подошву, всыпь-ка ему, что есть мочи.
Лжесвидетель запричитал:
– Не бейте, не бейте, я буду лизать!
Он встал на колени рядом с задом У Третьего, высунул язык и начал слизывать клейкий мед, который тянулся за языком тоненькими прозрачными нитями.
На лицах окружающих проступил горячий пот, а выражения их не поддаются описанию.
Лжесвидетель облизывал зад У Третьего, то быстрее, то медленнее, прерываясь, поскольку его тошнило, и в итоге вылизал начисто.
Цао Мэнцзю, увидев это, гаркнул:
– Хватит, скотина!
Лжесвидетель натянул себе куртку на голову, лег ничком и не поднимался.
Цао Мэнцзю вместе с Сяо Янем собрались было уходить, но дядя Лохань, воспользовавшись случаем, спрыгнул с мула и громок крикнул:
– Господин Неподкупный! Я пришел с жалобой…
6
Только бабушка собиралась спешиться, как ее остановил крик деревенского старосты Шаня Пять обезьян:
– Молодая госпожа, не слезайте с осла, вас хочет видеть глава уезда!
Два солдата с винтовками – один справа, другой слева – повели бабушку под конвоем до излучины на западном краю деревни. У прадеда от страха свело судорогой икры, он сначала даже идти не мог. Тогда один из солдат ткнул его в спину прикладом винтовки, судорога в икрах прошла, и он потрусил за осликом.
Бабушка увидела, что к деревцу у края воды привязана маленькая вороная лошадка с ярким седлом, а на лоб у нее свешивалась ярко-красная бахрома. В нескольких чжанах от коня поставили квадратный стол, на котором стояли чайник и чайные чашки. За столом сидел какой-то человек, но бабушка и знать не знала, что это знаменитый глава уезда Цао. Рядом стоял еще какой-то человек, но бабушка не знала, что это помощник Цао Мэнцзю, опытный сыщик по имени Янь Логу. Перед ними собрались все деревенские жители, они жались друг к дружке так, словно боялись холода. Вокруг толпы, словно звезды, были рассеяны двадцать с лишним солдат.
Дядя Лохань стоял перед квадратным столом весь мокрый от пота.
Трупы отца и сына Шаней лежали на двух дверных створках под ивой неподалеку от той вороной лошадки. Тела уже издавали зловоние, а с краев створок стекала желтая жижа. Стая ворон прыгала по иве туда-сюда, от чего крона дерева напоминала котел, в котором бурлит суп.
Только теперь дядя Лохань четко рассмотрел бабушкино круглое полное личико. У нее были миндалевидные глаза, заостренные кончики бровей, шея белая и длинная, густые волосы собраны под сеткой на затылке в тяжелый узел. Ослик остановился перед столом, бабушка осталась сидеть верхом, горделиво выпрямив спину и выпятив грудь. Дядя Лохань заметил, что взгляд больших черных глаз сурового начальника уезда Цао скользит от бабушкиного лица по ее груди. Внезапно в мозгу дяди Лоханя, словно молния, сверкнула мысль: «Хозяева сгинули из-за этой женщины! Наверняка любовник, с которым она вступила в сговор, устроил пожар, чтобы “выманить тигра с гор”