Потом здоровяк уставился на мою бабушку, и та не отвела глаз.
– Шань Бяньлан спал с тобой? – спросил он.
– Спал, – ответила она.
– Черт побери… – выругался здоровяк, отвернулся и зашагал в гаолян.
У дяди Лоханя перед глазами все поплыло, на минуту он вообще перестал понимать, где находится.
На трупах хозяев сидели вороны, выклевывая глаза твердыми клювами стального цвета.
Дядя Лохань вспомнил, как вчера на ярмарке в Гаоми обратился с жалобой. Начальник уезда Цао проводил его в управу, там в зале горели свечи, царила сутолока и гомон. Присутствующие с хрустом грызли зеленую редьку. А с утра пораньше дядя Лохань на черном муле поехал обратно. Начальник уезда Цао оседлал вороную лошадку. За ним следовал Янь с двадцатью солдатами. До деревни они добрались уже после девяти часов. Начальник уезда осмотрел место происшествия, а потом велел деревенскому старосте собрать местных жителей и организовал людей, чтобы выловили тела.
Вода в излучине блестела, словно отполированная, и казалась такой глубокой, что дна не видать. Начальник уезда приказал Шаню Пять обезьян лезть в воду за трупами, но тот отбрехался, сказал, мол, плавать не умеет, а сам назад попятился. Дядя Лохань набрался смелости и вызвался:
– Господин начальник, это мои хозяева, давайте я их вытащу!
Дядя Лохань велел одному из работников винокурни сбегать и принести полбутылки гаолянового вина, чтобы натереться им перед тем, как сигануть в излучину. Вода была такой глубокой, что шест уходил целиком. Дядя Лохань задержал дыхание и прыгнул. Ноги погрузились в рыхлую теплую тину на дне. Он вслепую пошарил вокруг, но ничего не нашел, а потому всплыл, набрал полные легкие воздуха и нырнул поглубже, туда, где вода была прохладнее. Дядя Лохань открыл глаза, но перед ним была лишь желтая муть, а в ушах гудело. К нему в мутной воде подплыл какой-то большой предмет, дядя Лохань протянул руки и почувствовал боль, словно в пальцы ужалила пчела. Он вскрикнул и наглотался воды, пропахшей кровью. Дядя Лохань наплевал на все на свете, начал что есть силы бить руками и ногами, всплыл на поверхность, добрался до берега и уселся на землю, пытаясь отдышаться.
– Нашел? – спросил начальник уезда.
– Н-н-нет… – Лицо Лю Лоханя потемнело. – В излучине… что-то странное…
Цао посмотрел на воду, снял с себя шляпу, дважды крутанул на среднем пальце, снова надел, повернулся, подозвал двух солдат и велел:
– Киньте в воду гранату!
Сяо Янь велел деревенским отойти от кромки воды на двадцать шагов.
Начальник уезда отошел к столу и уселся.
Два солдата легли на живот на берегу, положили винтовки позади себя, потом каждый вытащил из-за пояса маленькую черную гранату, похожую на дыню, выдернул чеку, ударил гранату о корпус винтовки и бросил в излучину. Черные гранаты, перевернувшись, упали в воду, и по ней разошлись круги. Солдаты тут же пригнули головы. Повисло гробовое молчание – как говорится, не слышно ни вороны, ни воробья. Какое-то время ничего не происходило. Концентрические круги, которые пошли по воде от гранат, достигли берега, поверхность воды была мутной, как у медного зеркала.
Начальник уезда Цао, стиснув зубы, приказал:
– Бросайте еще!
Солдаты снова ощупью нашли гранаты, повторили все то же, что и в прошлый раз, и бросили их в воду. Гранаты пролетели по воздуху, за ними тянулся хвост белоснежного порохового дыма. Когда они упали в воду, со дна донеслись два приглушенных взрыва, вверх взметнулись два столпа воды метра три высотой с пышными макушками, напоминавшие заснеженные деревья. Столпы на миг замерли, а потом с шумом обрушились.
Начальник уезда подбежал к кромке воды, а за ним и все деревенские. Вода в низине еще долго бурлила. Пузыри с треском лопались, десяток толстолобиков с темно-синими спинами длиной с пядь всплыли кверху брюшками. Постепенно волны утихли, над излучиной поднялся трупный запах. Солнечный свет снова выплеснулся на поверхность воды, стебли и листья белых лотосов слегка подрагивали, но цветы стояли все так же ровно. Солнце осветило толпу собравшихся, лицо начальника уезда Цао тоже заблестело. Все с каменным выражением лица ждали, вытянув шеи и глядя на воду, которая все больше успокаивалась.
Внезапно в центре излучины что-то забулькало, и на поверхность поднялись две цепочки розовых пузырей. Все задержали дыхание, слушая, как пузыри лопаются один за другим. В ярком солнечном свете поверхность воды казалась твердой золотистой оболочкой, при взгляде на которую рябило в глазах. К счастью в этот момент набежала темная туча, закрыла собой солнце, золотистый цвет померк, и вода в излучине стала изумрудно-зеленой. На том месте, где только что лопались пузыри, потихоньку всплыли два больших черных предмета. Ближе к поверхности подъем внезапно ускорился, из воды вынырнули две задницы, потом тела перевернулись, и вот уже над водой появились раздутые животы отца и сына Шаней – но их лица так и не показывались, словно бы от стыда.
Начальник уезда Цао приказал выловить трупы. Работники винокурни сбегали за длинным шестом, на который прикрепили железный крюк. Дядя Лохань крюком цеплял трупы за ляжки – когда крюк вошел в тело, раздался такой неприятный звук, что присутствующие аж скривились, словно съели кислый абрикос, – и аккуратно подтаскивал к берегу.
Ослик поднял голову и заревел.
Дядя Лохань спросил:
– Госпожа, что теперь делать?
Бабушка немного подумала и сказала:
– Отправь работников винокурни в лавку купить два дешевых деревянных гроба, чтоб побыстрее их похоронить. Выберите место для могилы, чем быстрее, тем лучше. Когда закончишь, приходи на западный двор, мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
– Слушаюсь, госпожа, – почтительно ответил дядя Лохань.
Он же уложил хозяев в гробы и с десятком работников похоронил их в гаоляновом поле. Все трудились споро, но молча. Когда они закончили, солнце уже было на западе. Вороны кружили в небе над могилой, их крылья отливали фиолетовым. Дядя Лохань сказал:
– Братья, вернемся – ждите от меня сигнала и поменьше болтайте.
Дядя Лохань прошел через двор, чтобы выслушать указания моей бабушки. Она сидела, скрестив ноги, на одеяле, которое сняла со спины ослика. Прадедушка принес охапку соломы и кормил его.
Дядя Лохань сообщил:
– Госпожа, мы закончили. Это ключи, которые носил при себе старый хозяин.
Бабушка сказала:
– Оставь их пока у себя. Скажи мне, а в этой деревне продают баоцзы[68]?
– Продают.
– Тогда сходи и купи две решетки баоцзы, раздай работникам, а когда поедят, то приведи их сюда. И принеси еще двадцать баоцзы.
Дядя Лохань принес двадцать баоцзы, завернутых в лотосовые листья. Бабушка забрала их у него и сказала:
– Иди в восточный двор и вели побыстрее покончить с едой.
Дядя Лохань, поддакивая, попятился задом.
Бабушка положила баоцзы перед прадедушкой и велела:
– Съешь в дороге!
– Девяточка, ты ж моя родная доченька!
– Убирайся и хватит болтать!
Прадед разозлился:
– Я твой родной отец!
– Не отец ты мне, с сегодняшнего дня чтоб ноги твоей здесь не было!
– Я твой отец!
– Мой отец – начальник уезда Цао, ты не слышал?
– Так не бывает, чтоб ради нового отца забыть старого! Нам с твоей матерью нелегко было тебя растить!
Бабушка швырнула завернутые в лотосовые листья баоцзы ему в лицо. Горячие пирожки ударили по лбу и щекам словно осколки разорвавшейся гранаты.
Прадед вышел за ворота, таща за собой ослика и ругаясь на чем свет стоит:
– Ах ты, девка ублюдочная! Родства не признающая! Я пойду в управу на тебя жаловаться, скажу, что ты забыла о верности и дочерней почтительности! Сообщу, что ты спуталась с разбойником и убила собственного мужа…
Под звуки его ругани, которые постепенно затихали вдали, дядя Лохань привел во двор тринадцать работников.
Бабушка подняла руку, поправила челку, потом одернула подол и без уверток сказала:
– Вам пришлось потрудиться! Я молода, только-только начинаю сама вести хозяйство, еще пока плохо во всем разбираюсь, мне потребуется ваша помощь. Дядя Лохань, ты служил нашей семье верой и правдой больше десяти лет, с сегодняшнего дня ты будешь заведовать винокурней. Теперь, когда старый и молодой хозяева покинули нас, надо очистить стол и накрыть по-новому. В управе мой названый отец, мы не станем обижать наших братьев из зеленого леса, с односельчанами и заезжими торговцами тоже будем обращаться справедливо, так что с уверенностью заявляю, что торговля будет продолжаться. Завтра, послезавтра и послепослезавтра гасим огонь под котлами, помогите мне прибраться в доме, все вещи, которыми пользовались старый и молодой хозяева, сжечь, а что нельзя сжечь – закопать. Сегодня вечером пораньше ложитесь спать. Дядя Лохань, как ты считаешь, можно так сделать?
Дядя Лохань ответил:
– Сделаем все, как ты скажешь, госпожа.
– Может, кто не хочет тут работать? Держать не буду. Ежели кто считает, что я, женщина, ни на что не гожусь, то пусть ищет себе другого хозяина.
Работники переглянулись и ответили:
– Готовы трудиться на госпожу.
– Тогда расходимся.
Работники собрались во флигеле в восточном дворе и шушукались, обсуждая произошедшее, а дядя Лохань утихомирил их:
– Спать ложитесь! Завтра рано вставать!
Посреди ночи дядя Лохань встал, чтобы добавить мулам травы, и услышал, как бабушка плачет на западном дворе.
Наутро дядя Лохань встал пораньше и вышел за ворота, чтобы обойти усадьбу по кругу. Ворота западного двора были плотно закрыты, а во дворе тихо. Он вернулся в восточный двор, встал на высокую лавку и заглянул в западный двор: бабушка спала, сидя на ковре, прислонившись спиной к стене.
В следующие три дня все в доме Шаней перевернули вверх дном. Дядя Лохань и работники винокурни натерлись вином, вытащили во двор одеяла, постельные принадлежности, циновки с канов, кухонную утварь и всякую мелочовку, облили гаоляновым вином и подожгли, а золу закопали поглубже.